В маленьком мире маленьких людей - Шолом-Алейхем

Широко растворив двери, с громовым приветствием: «С праздником вас!» — вваливаются к вам в дом комедианты. Все актеры останавливаются у дверей и становятся у стены. Руки опущены. Но вот выступает вперед долговязый Мемухон с мечом в руке. На голове у него бумажный колпак. Шаг вперед, шаг назад, и он начинает сыпать рифмами, как из рога изобилия. (Скажу вам по секрету, что все стихи, приводимые ниже, — плод творчества самого Мемухона, то есть долговязого Нафтоле; он сам все это сочинил.)

Я Мемухон,Главный гофмейстер,Мудрого царя АртаксерксаШталмейстер.Я послан с приказом к Вашти-царице.Ей царь повелел в зал явиться,Босой и нагой, сняв одежду свою,Как бабушка Ева в раю.Выходи по приказу царя,Вашти, царица моя!

Отпрянув от стены, выступает вперед царица Вашти (роль ее играет Берл-гнусавый). Она отвечает ему тоже стихами, сочиненными тем же Нафтоле. Гнусавя и взвизгивая, царица поет заунывно-плаксивым голосом:

Жены Персии и Мидии всейИ все госпожи Шушана-столицы!Собирайтесь ко мне поскорей,Хочу с вами поделитьсяПослушайте-ка приказМоего безбожника супруга.Мало того что он дурак,Он к тому же горький пьянчуга.

Тут Мемухон, вспыхнув от гнева, делает широченный шаг вперед и такой же назад, и из уст его так и сыплются рифмы (его собственного сочинения):

Вот так бездельница!Ну и язычок!Что с ней канителиться?Какой в этом прок?Кабы я не боялсяЦаря прогневить,Я бы распорядилсяЦарице голову отрубить.

На сцену выходит царь Артаксеркс (Мойше-колобок). В руке у него длинный посох, оклеенный золотой бумагой.

По мне, хоть друг другаВешайте, казните,Только вина мнеСкорей принесите.Что вы, министры, невеселы?Что носы повесили?Наливайте сполнаВ стаканы вина!До зари будем пить!Будем весело жить!

И вся компания подхватывает:

Наливайте сполнаВ стаканы вина!До зари будем пить!Будем весело жить!

Вслед за этим выходит вперед Мордехай (сапожник Нехемья), горбатый, оборванный, с всклокоченной бородой из пеньки. Поклонившись царю, он обращается к Мемухону, дико вращая белками и размахивая руками, и поет-надрывается неистовым голосом:

Так как его величествоОстался вдовцомИ по всем ста двадцати семи провинциямПриказ дан о том,Чтоб со всего света девицыСъезжались в столицу,Знатные и богатые,Красивые и тороватые, —Посему я имею для него невесту,Какой не видывал свет,Если я лгу, не сойти мне с места.Щечки — зеленый цвет,Лицо рябое, нос кочергою,Зовут ее Эстер[52].Вот так невеста!Ни сестры, ни брата,Ни кумы, ни свата,Ни матери, ни отца,Ни друга-молодца!Совсем еще дитя — всего тридцатый год —Субботы и праздники — не в счет.

Мемухон снова — шаг вперед и такой же широченный шаг назад и произносит с жаром:

Ну что ж? Приведи ее в дом,Пускай покажется перед царем,Если царю приглянется,Она при дворе и останется.Наденем ей на голову венец —И делу конец.А ты за сватовство, Мордехай,Пирожок с маком получай.Выходи по приказу царя,Эстер, царица моя.

Тут только для Нафтоле и его ног начинается настоящая горячка. И так весь день и весь вечер из дома в дом, из дома в дом. Ноги Нафтоле должны быть крепче железа, чтобы выдержать такое напряжение. Зато при дележе выручки ему достается самый жирный кусок. И естественно: он ведь не только актер, но и директор труппы, он же режиссер, автор и кассир.

— Этот человек лопатами загребает золото в праздник Пурим!

Так говорят о нем касриловские обыватели. Они ему просто завидуют — не столько его талантам, сколько заработку.

2 Золотопряха Ривеле

Если бы Касриловка каждый день предъявляла такой спрос на пряники, торты и тортики, как в праздник Пурим, когда евреи посылают друг другу «пуримские гостинцы», долговязому Нафтоле не пришлось бы заниматься круглый год маклерством, а в праздник Пурим быть комедиантом. Его жена, Ривеле-сластена, могла бы вполне прилично содержать и его, и всю семью, потому что если Нафтоле славится своими ногами, то Ривеле не в меньшей мере прославилась своими руками.

Ростом невеличка, на вид неказистая, худенькая, сухопарая, она рядом со своим мужем выглядит как щуплый цыпленок. Кто поверил бы, что эта женщина в состоянии обеспечить все местечко пряниками и печениями к празднику Пурим, когда евреи посылают друг другу гостинцы? Конечно, есть в Касриловке и другие женщины, занимающиеся тем же ремеслом. Но у кого еще такие золотые руки, как у Ривеле-сластены? Ее торты и пряники, ее пироги и царские хлебцы, ее маковники и печенье с имбирем, ее слоеные подушечки прогремели на весь мир и, по счастливой случайности, стали известны даже в Егупце. Вот как было дело.

Кому-то из касриловских остряков (а их в местечке столько же, сколько звезд на небе) взбрело на ум высмеять Касриловку и ее, с позволения сказать, кулинарные изделия. Что же он надумал? В один прекрасный день он послал в Егупец своему богатому родственнику почтовой посылкой изделия Ривеле, выпекаемые ею для «пуримских гостинцев». В посылку было вложено написанное в высоком стиле письмо, в котором он просит богатого родственника извинить его «за убогое подношение»: ничего, мол, лучшего в Касриловке нельзя достать. Каково же было удивление шутника, когда в ответ на посылку он получил от родственника благодарственное письмо с просьбой незамедлительно скупить в Касриловке все имеющиеся там в наличии сладости, старательно их упаковать и выслать по почте в Егупец, конечно, за его, богача, счет. (Кто не знает, что богачи вообще, а егупецкие в особенности — большие чревоугодники, охотники до сладостей?) С той поры из года в год к празднику Пурим в Егупец посылается целый караван изделий Ривеле. Вот каким путем слава о Ривеле-сластене докатилась до самого Егупца.

3 Страда

Если бы Ривеле строила все свои расчеты на одном только егупецком богаче, дела бы у нее были незавидные. К счастью, на ее изделия большой спрос на месте. За несколько дней до праздника Пурим Ривеле буквально разрывается на части. Шутка ли, сколько у нее работы! Самой выпекать, самой продавать, самой упаковывать и самой же рассчитываться с покупательницами. Для одних только расчетов надо иметь министерскую голову.

Вот образчик того, как рассчитывается Ривеле со своими покупательницами. Перед нею — местная богачка Соре-Перл, украшающая свою шею перлами даже в будний день.

— С вас, Соре-Перл, причитается ни более и ни менее как за полдюжины пряников по шести грошей за штуку, шесть раз шесть, а? Сколько это выходит — шесть раз шесть? Как будто тридцать три, не так ли? И четыре сладких хлебца вы взяли, по восьми грошей за штуку, — мне самой они обошлись по семи, клянусь всем святым! Четырежды восемь как будто сорок восемь. Два больших пирога без мака и три маленьких с маком будем считать на круг за пять пирогов по двадцать четыре гроша за штуку. Клянусь жизнью, себе дороже стоит. Пять раз по двадцать четыре, сколько это будет? За шесть штук полагалось бы один целковый и шесть грошей, не так ли? Стало быть, за пять пирогов следует, если я не ошибаюсь, один целковый без шести грошей. Сколько же выходит всего? Тридцать три да сорок восемь — это восемьдесят два гроша. Прибавьте к этому целковый, выходит полтора целковых и двадцать два гроша. Снимем шесть грошей. Сколько же останется, если от полутора целковых с шестьюдесятью двумя копейками отнять шесть грошей? Рубль девяносто, не правда ли?

— Вот те и здравствуй! Что за шестьдесят две копейки? Откуда они у вас взялись? — подымает крик Соре-Перл.

И женщины начинают считать сызнова.

— Ах, Соре-Перл, душенька моя! Счет, кажется, ясен как на ладони. Полдюжины пряничков с изюмом по шесть грошей штука. Сколько это будет шесть раз шесть! Не сорок два гроша?..

— С праздником вас! Счет у вас растет, как на дрожжах, не сглазить бы. Раньше выходило тридцать три, а теперь вдруг стало сорок два.

Ничего не поделаешь. Раз дело доходит до денежных расчетов, без нашего брата мужчины не обойтись. Ривеле подзывает Нафтоле, который в это время занят с актерами. А Нафтоле терпеть не может, когда его отрывают от работы.

— Комедия с этими бабами! — сердито ворчит он. — Дважды два сосчитать не умеют. Ну, выкладывайте ваши счета, живо, быстро, время не ждет!