Течёт моя Волга… - Людмила Зыкина

Судачили досужие кумушки и о моих якобы дружеских отношениях с Н. С. Хрущевым. А всего-то лишь один только раз виделась с ним на его юбилее в Георгиевском зале Кремля. Я пела в сопровождении Шалаева и Крылова «Течет Волга» и в конце песни, обратившись к нему, пропела: «А вам 17 лет». На что Хрущев, повернувшись к окружающим с довольной улыбкой на лице, заметил: «Вот Зыкина сказала, что мне 17 лет и можно еще работать и работать вместе со всеми вами!» Правда, не удалось ему поработать «вместе со всеми» — вскоре его сняли, о чем я и услышала, будучи на гастролях в Америке.

С Фурцевой нас тоже соединяли и разъединяли по всякому поводу и без повода, выдвигая аргументы один нелепее другого. Боже мой, сколько же грязи вылито на покойного министра культуры СССР, занимавшего важный государственный пост целых четырнадцать лет! Какими только унизительными и оскорбительными эпитетами не награждали ее иные авторы книг и статей, вышедших после ее смерти: и наркоманка, и неграмотная дура-баба, и пьяница, и психопатка, и еще не знаю какая — словом, лидер «уничтоженной, порабощенной культуры», как утверждает один из нынешних театральных критиков. Очевидно, этому критику неведомо, что советские молодые артисты времен Фурцевой, участвуя в международных конкурсах и фестивалях, завоевали почти сотню первых премий (не говоря об остальных наградах), став признанными лидерами в мировом искусстве. В пору пребывания Фурцевой на посту министра в стране насчитывалось 360 тысяч библиотек, 125 тысяч клубов и дворцов культуры, более 1140 музеев, 540 драматических и музыкальных театров, почти 50 тысяч народных университетов культуры. В какой еще стране мира можно было найти такое богатство и как выглядит оно теперь? В феврале 1996 года я услышала по радио новость: Эрмитаж отдал голландцам две картины Рембрандта за… ремонт протекающего потолка. Не кощунство ли? Императрица Екатерина II, приобретая шедевры (в том числе и эти злополучные полотна Рембрандта) европейской и мировой культуры для украшения северной столицы и приумножения национального достояния российского государства, вероятно, и мысли не допускала, что оно, это достояние, будет истощаться, совершенно не подчиняясь здравому смыслу и рассудку потомков. В том же феврале я случайно наткнулась на воспоминания современников о И. С. Тургеневе, и в частности художника А. П. Боголюбова. «Я, — говорил Тургенев Боголюбову, — иногда представляю себе, что если бы мне, положим, удалось оказать какую-нибудь необычайную услугу государю, он тогда призвал бы меня к себе и сказал: «Проси у меня, чего хочешь, хоть полцарства». А я бы ему отвечал: «Ничего мне не нужно, позвольте мне взять только одну картину из Эрмитажа». И Тургенев назвал полотно Рембрандта. Почему я вспоминаю об этом эпизоде? Да потому, что Екатерина Алексеевна, будь она ныне министром культуры, не позволила бы Эрмитажу отдать сокровища нации при любой сложившейся ситуации в экономике. И добилась бы своего, чего бы это ей ни стоило, потому что заботилась и пеклась об отечественной культуре повседневно. Могла просить, спорить, убеждать, доказывать, находить решение в любых, самых сложных, порой тупиковых ситуациях. «Если бы не энергия Екатерины Алексеевны, — говорил на ее похоронах Евгений Евтушенко, — песня на мое стихотворение «Хотят ли русские войны?» никогда бы не увидела свет. Обвиняли в нацизме». Воля и настойчивость Екатерины Алексеевны способствовали развитию театра «Современник». По ее инициативе началось строительство Театра им. Моссовета, Театра оперетты, реконструкция Театра им. Маяковского… С благословения Фурцевой возник Театра на Таганке и во главе его встал Ю. П. Любимов. Поддерживала она и Ленком, добилась присуждения его коллективу Государственной премии. При ее содействии началась реконструкция архитектурного ансамбля «Царицыно» — изумительного творения русского зодчества XVIII века, его реставрация, был построен Музей музыкальной культуры имени М. И. Глинки…

Поразительные взлеты духа в культуре пришлись как раз на время 60-х — начала 70-х годов, когда Фурцева занимала пост министра. Благодаря своему действительно высочайшему уровню музыкальная культура страны заставила пасть ниц и Европу, и Америку, не говоря уж о других континентах. Целые исполнительские школы — скрипичная, фортепианная — засверкали на мировом небосклоне звездами первой величины. В ту пору существовала даже школа оркестрового музыканта, ныне вовсе исчезнувшая. Мы сегодня словно достигли апогея беспамятства, как будто не было всемирного признания заслуг Ойстраха, Рихтера, Когана, Гилельса, Мравинского, Кремера, Шафрана, Ашкенази — всех-то и не перечесть великих музыкантов, творивших вдохновенно и искренне. Достижения тех лет держались на крупных именах, на хороших оркестрах, ансамблях, труппах; на замечательной молодежи, воспитанной не менее замечательными педагогами. И Фурцева не стояла в стороне от всех этих взлетов, а была их страстной поборницей. Она всегда понимала, как важен масштаб отдельной личности, его культурный, нравственный потенциал, поддерживала поиски духовной опоры каждого незаурядного в искусстве человека. Во многом ей мешал партбилет. Давление партийной элиты, ее спрос и требования порой перехлестывали через край, и тут она становилась бессильной. И все же она не сдавалась, находила силы в противоборстве, стояла на своем и не ради себя.

Во время гастролей по Сибири в феврале-марте 1970 года (в маршрут были включены Барнаул, Красноярск, Новосибирск, Кемерово и еще несколько городов) я видела, с какой безжалостной самоотдачей выполняла министр намеченную программу. С утра по две-три встречи с активом, ведающим вопросами культуры, затем поездки на предприятия, вечером — обязательное посещение театральных спектаклей, беседы с актерами — она живо интересовалась их творческими и бытовыми нуждами, тут же, на месте, оказывала помощь, решала актуальные, самые насущные проблемы.

За рубежом о Фурцевой говорили и писали как об авторитетной и эрудированной личности. Она обладала удивительной способностью общаться с аудиторией, располагать к себе слушателей. Помню, какой фурор произвела ее речь на конференции министров культуры европейских государств в Венеции в 1969 году, на открытии Выставки художественного творчества народов нашей страны в 1972 году в США. Мне довелось слышать жаркий спор Екатерины Алексеевны с французскими театральными и музыкальными деятелями (кстати, очарованными ею) об академических традициях оперного театра, о непреходящем значении западной и русской оперной классики, о развитии музыкальной культуры в странах Западной Европы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});