Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

Ей жутко понравилось это слово, когда она его услышала в первый раз. Именно от него и услышала. И что так называют актрису, которая играет невинных, неопытных, наивных девушек. И это так звучало — инженю, — так необычно, так красиво, так… Так, словно было придумано специально для нее. И она в него буквально влюбилась, в это слово. И обожала его до сих пор.

— О, это ужасно! — вздохнула притворно. — Вы обо мне такого мнения…

— Давай надеяться, что и они о тебе будут такого мнения. — Он опять улыбнулся сдержанно — типичной своей полуулыбкой. — Потому что если нет…

Он посмотрел на нее быстро, словно спохватился, что мог ее испугать. И тут же улыбнулся уже по-другому — широко, весело и ободряюще.

— Ты же знаешь, я все время перестраховываюсь. Кстати, хотел спросить — тебе не хотелось оттуда убежать? Я, признаюсь, был удивлен, когда ты сказал, что осталась. Нет, ты поступила абсолютно правильно — но… В общем, я бы предположил, что ты убежишь, — все-таки тяжелое зрелище. Так что должен выразить восхищение твоим поступком. Очень смело. И очень хитро — в смысле саморекламы. Но все же — неужели не хотелось убежать? Только честно…

На лице его была улыбка, но под ней прятался неподдельный интерес. Словно он видел ее почти насквозь и ему очень важно было до конца понять, какая она на самом деле. Вот прямо совсем понять, заглянув не просто внутрь, но в самую суть.

Она не в первый раз ощущала, что он ее как газету читает — газету, в которой для него не все понятно, потому что некоторые статьи набраны неразборчиво, но в которой с каждым днем разбирает все больше и больше, — и всякий раз испытывала дискомфорт. Может, потому, что он — единственный, кто разглядел что-то за ее игрой, — и так видел в ней больше, чем все остальные. И она с ним мало того что чувствовала себя абсолютно голой — не в физическом смысле, это было бы просто удовольствием, но в смысле моральном, — но и сама не хотела знать, что у нее там внутри. И естественно, не хотела, чтобы знал он.

Она уже так привыкла к своей роли, что с ней срослась, — а он почти всякий раз напоминал ей, что знает, что это просто роль. Очень хорошая, очень профессионально исполняемая — но роль. Ей все время вспоминался фильм про семнадцать мгновений весны — у нее школа была с идеологическим уклоном, так что образы личностей всяких типа Штирлица подлежали обстоятельному изучению, анализу и восхвалению. Так вот, она себя с ним чувствовала как Штирлиц, которому какой-нибудь Мюллер подмигивает все время при встречах, давая понять, что знает, кто он такой на самом деле, но не скажет никому. И Штирлиц испытывает дискомфорт, потому что одно дело знать самому, кто ты есть, и гордиться, что умеешь прятать и скрывать то, что надо, выдавая на поверхность совсем иное, — и другое дело, когда об этом знает хотя бы еще один человек. Не то чтобы ей нравились сравнения с мужчиной — но зато они точно передавали ее состояние.

— О, конечно, я испугалась! — Она закатила глаза, всем видом передавая, какой ужас выпал на долю молодой эффектной женщины, которой совсем не стоило такое видеть. — Был такой чудесный день, у меня было такое настроение, и он был такой приятный, он мне махал — и вдруг… И должна вам признаться, что я чуть не убежала. Но это было бы несправедливо по отношению к тому приятному молодому человеку. И к себе тоже. В конце концов, он себя повел как большинство мужчин, он исчез в самый неподходящий момент. И я подумала… Я подумала, что он даже не угостил меня бокалом вина. Я обратила на него внимание, я готова была с ним поехать куда-нибудь — а он… И я подумала, что ведь нет ничего страшного в том, если я сама себе компенсирую то, что он не сделал. Ведь ему все равно уже, и он меня подвел к тому же… А я — я помогу ему и себе. Может быть, меня заметит какой-нибудь режиссер или модный фотограф? О, вы представить себе не можете, какие ужасные девицы снимаются в журналах — в то время как эффектные девушки прозябают в безвестности. О, одинокой девушке так нужен мужчина, который бы ей помог! Небескорыстно, конечно, время джентльменов, увы, прошло, — но хотя бы так. И я подумала — пусть он мне поможет. Я ему — а он мне. И осталась…

— Впечатляет. — Он кивнул, глядя на нее задумчиво. — Честное слово — впечатляет. И напоминает о том, что мы планировали зайти в ресторан. Чтобы ты потом не сказала про меня кому-нибудь, что я подло исчез и даже не угостил тебя бокалом вина. И тебе самой пришлось компенсировать то, что не сделал я…

— О, какого ужасного вы обо мне мнения! — воскликнула с наигранным возмущением, вдруг ощущая холод внутри, судорожно пытаясь почувствовать, почему он вдруг говорит такое, словно подозревает ее в намерении с ним расстаться. У нее действительно бывали разные мысли, в последние две недели особенно, — но ведь это были только мысли, внешне все было по-прежнему. Или он показывал ей, что способен их улавливать, ее мысли, — и ей лучше с ним не играть, иначе… — Вы считаете, что это возможно — что я кому-то скажу про вас такое?..

— В мире нет ничего невозможного — увы. — Он посмотрел на нее внимательно и пристально — и сменившая мрачную задумчивость полуулыбка была совсем призрачной. — Не обращай внимания — это я философствую. А вообще нам пора переходить к твоим делам. Так что хватит лирики — будем настраиваться на серьезный лад…

— Ну разве можно требовать от легкомысленной девушки, чтобы она была серьезной?

Она сказала это специально, вдобавок игривым таким тоном — чтобы он сказал что-нибудь веселое, чтобы ей стало ясно, что эта фраза насчет невозможного просто так произнесена, что на самом деле все по-прежнему. Но он не улыбнулся — он посмотрел на нее так, словно хотел что-то сказать. Что-то типа того, что во внешне легкомысленных серьезности больше, чем в тех, кто ее не прячет. Но он промолчал, словно скрывая от нее что-то.

— Я ненавижу, когда вы так себя ведете! — выкрикнула негромко, но эмоционально. — Ненавижу, когда говорят непонятно и запутанно — специально мне показывая, что я слишком примитивна, чтобы это понять…

Он наконец усмехнулся:

— Прости. Хотя не помню, чтобы я говорил что-то непонятное. А теперь давай вернемся к делам — у нас же деловая встреча. Я бы предпочел личную — тем более что давно хотел с тобой поговорить на одну важную на для нас обоих тему. Но теперь это придется отложить до того момента, пока не решится твоя проблема. Кто мог знать, что ты окажешься в такой ситуации?

Он как-то слишком громко произнес последние слова, провожая взглядом проходившего мимо парня.

— А о личном — уже потом. Все закончится, поедем отдыхать — где говорить о личном, как не на отдыхе?..

Он подмигнул ей, и она подмигнула ему в ответ. Думая про себя, что за последние две недели он уже не раз произносит эту фразу насчет совместного отдыха. И хотя он всегда был совершенно безэмоционален, эту фразу он мечтательно произносит, с предвкушением удовольствия, с нетерпением даже — что было так на него непохоже, что казалось даже, что он для нее это говорит, чтобы она поверила, что он жутко этого ждет, потому что ему очень важно ее в этом убедить. А вот сейчас фраза показалась ей сухой, скучной и какой-то неискренней.