Война (СИ) - Дильдина Светлана

— Думай, запускай своих шпионов, пусть они отправятся во все уголки. Мне нужно, чтобы это было сделано как можно скорее. Поднимай легенды, все, что угодно, — повторил генерал.

Одну легенду ты собственноручно пришиб, подумал младший. Вот бы кого сюда — он управлялся с людскими страхами и чаяниями, как гончар с хорошей глиной. Неожиданно мелькнула веселая мысль — даже если Энори и впрямь воскресший нелюдь, как уверяла та красавица, сейчас точно не позвать на помощь: если вдруг и ответит согласием, потом лет сто расхлебывать. И не расплатишься… таким ведь не деньги нужны.

Вспомнилась отчего-то давняя встреча возле ущелья, там, где строили мост. Как Энори встречали рабочие, с какими лицами! Не надо никаких флагов, хвалебных возгласов и внешних знаков почтительности. Если солдаты хоть на треть так верят своему полководцу и любят его, он сможет завоевать полмира.

**

Спускаясь по ступеням дома Таэна, Хоиру Иэра, хлипкий, разряженный, самого еле видно под золотым шитьем, поравнялся с Тори и возвел глаза к небу:

— То, что господина Аори Нара сегодня не было между нами, это и вправду такая печаль. Надеюсь, он поправится. Все же один из столпов провинции, не какая-то мелкая сошка, имя которой назавтра не вспомнят — вы же со мной согласны?

Тварь изворотливая. И сыночек сзади стоит, с постным видом поправляет браслет — застежка, видимо, уже починилась. Сама.

Догадалась эта семейка или пытается укусить наудачу? Тори не даст им повода для радости.

С лицом еще более постным, чем у собеседника, он рассыпался в сожалениях и пожеланиях больному скорее снова стать в их ряды. Распрощались. Остановился во дворе у носилок, поднял голову, приоткрыв рот — что-то защемило в груди, пить захотелось. Может, хоть снежинки, попав на губы, утолят жажду.

— Домой.

Тяжесть в груди не отпускала, будто каменотес трудился под ребрами. Так знают или не знают? Всегда был хорош в этих играх, мог одолеть любого. Но сейчас все как-то особенно муторно. И столько усилий напрасно, и посол все это время поддерживал Нэйта. Провели, как деревенского дурачка.

…Он был тогда в отчаянии и очень напуган. Одно дело устранить ту самую мелкую сошку, другое — собственноручно подсыпать яд главе равного по значению Дома. Но Аори Нара уже загорелся расследованием, этот человек не умел останавливаться на полпути. В молодости он возглавлял Северную крепость, вершину Ожерелья. Его настолько боялись бандиты, и хинайские, и рухэй, что покидали деревню, ничего не тронув, едва лишь узнавали о приближении отряда Аори.

Но так сложилось — он умрет не от меча или стрелы, а от болезни, вызванной ядом. А все потому, что иначе смерть бы взяла весь Дом Аэмара, мужчин уж точно всех. Тори спасал не только и не столько себя, сколько сына. И вот, судьба все равно отняла его. А вот Аори пока еще жив…

Было понятно — сильный организм сумел победить отраву, иначе трех дней бы хватило, отправить его к предкам. Но, видно, яд потянул за собой что-то другое, и лекари не обещают хорошего.

Слишком много волнений было, и вечер Тори выбрал провести с семьей. Знал: решения лучше принимать на ясную голову, и желательно в добром здравии. А враги только и ждут, как он забеспокоится и допустит ошибку. Нет, сегодня только семья.

Пошутил с младшими с дочками, поиграл в «Цветок дракона» с Майэрин — девочка вот-вот и обставит отца, не зря позволял ей столько читать. Обсудил с женой городские сплетни. И вот уже она ушла на свою половину, и почти все огни в доме погасли, а он все сидел за столиком подле кровати, не ложился. Тяжесть в груди никак не отпускала. Передвигал фишки по неубранной игровой доске. Прислушивался напряженно.

Чутье на опасность у Тори было — другим на зависть. И сейчас очень уж не нравился ему вечер, половинка луны в приоткрытом окне поблескивала металлом, и во рту был привкус не то железа, не то яда — того, подлитого в питье…

По его указанию слуги осмотрели все комнаты господина — ни следа присутствия постороннего, каждый сухой цветок своем на месте в напольных вазах. Но чутье во весь голос вопило — не оставайся тут, в своем собственном доме.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но после совета и перенесенного потрясения Тори не в силах был отправиться на ночь куда-то еще. Дом охраняют, приказать слугам остаться в его покоях с оружием — вот и все. Никто не отправится убивать казначея провинции, взяв с собой десяток человек. Очень уж много шума. А одного — перехватят.

За прикрытыми веками проплывали картинки, и все они были малоприятными. Вот искаженное лицо генерала — он ведь хотел уже сказать непоправимое. Если бы не эти проклятые охряные угри-Иэра… Они не захотели поддержать самого Тори, и всегда трусливо прятались, а сейчас вылезли из своей глины, словно под ними костер развели. Они не сочли достойной его умницу Майэрин… и осмелились намекнуть…

Но теперь вместо соратника получат врага. Кайто больше нет, но, по чести сказать, подмогой он не был. Может, чуть повзрослев… Эх, сынок. Запереть бы тебя, идиота. Ведь ясно, куда и зачем поехал в тот черный день…

Годы и волнения взяли свое — Тори задремал. А когда проснулся, насторожила его тишина. Слуги-охранники были на месте, но бессовестно дрыхли. Погасли лампы, висящие возле окна и двери; оставались только две возле самой его кровати. Холодный белый и теплый оранжевый свет делили комнату: там, в дальнем углу, узор теней был причудлив, словно сплетенные ветви.

А в узоре… нельзя не узнать.

Небеленый холст — одежда мертвых — была на нем. Ткань эта… и такое же молодое, как у сына, лицо. Тори раскрыл было рот, но ни звука не вырвалось — словно у рыбы, выброшенной на берег. Сил позвать слуг не хватило. Под рукой не оказалось ни одного оберега — никогда не верил в их силу.

— Доброго вечера, почтенный господин Аэмара, — прошелестела ночь. Почему он никогда не замечал, какой у этого человека был странный голос?

— За… зачем ты пришел? — едва разомкнув губы, спросил хозяин дома.

— За тем, что мне обещали.

— Тебе… ничего…

— Ваша дочь, — голос был тихим, лился, как лунный свет по сухим листьям. — Скольким еще женихам, после меня? Верните первому.

Старший Аэмара забыл, что рядом сидят, прислонившись к стене, и спят еще три человека. Словно он сам и ночной гость были сейчас в ином месте, во сне или в мире умерших.

Призрак не приближался к нему — оставался в полутьме, сам был ею. Судьба уже отняла у Тори сына… он не может потерять еще дочь.

— Майэрин не для тебя, — прохрипел он.

— Ни я, ни ваш Дом не взяли свое слово назад. Значит — моя.

— Не получишь. Я сумею… защитить свою девочку…

— Она сейчас спит, и рядом только служанка… Хотите взглянуть на них?

Взглянуть? Спит? Или же…

Холодом пронзило насквозь. Тело стало неимоверно тяжелым. Под кожей лица медленно начала разливаться багровая краска. Привстал, намереваясь и с призраком сражаться за дочь — и согнулся, сползая обратно в кресло.

Многие думали, что у Тори Аэмара сердца не было вовсе, вместо него медный кувшинчик, в котором плескался хитрый и скользкий тритон. Но все-таки было, раз остановилось, не выдержав.

Глава 10

Поземка вихрилась у конских копыт, и казалось — ноги у лошадей в тумане, как у призраков. Всадники и были призраками: никто не должен был их узнать ни по дороге, ни здесь, в предгорье Эннэ.

Войска рухэй ждали по другую сторону границы, и Энори сейчас ехал к ним. Доверенному слуге Камарена поручили важное дело: передать его одному из лазутчиков, офицеру У-Шена. До племянника было куда ближе, чем до дяди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В другом случае Ангет Пулан явился бы на эту встречу, а затем покинул страну, дожидаясь хозяина, который тоже готовился бы к отъезду. Но придется вернуться в Осорэи, и быть там какое-то время, хоть Пулан и считал задержку чистым самоубийством.

Этот… провидец, которому никогда не доверял, пообещал — в дороге слежки не будет. А почему верный слуга на несколько дней пропал, хозяин сумеет объяснить всем любопытным.