Ведьмы поместья Муншайн - Бьянка Мараис

верили в надежность своих сестринских уз. А потом была застрелена Тэбби, а Руби увели в наручниках. Она так убивалась, пытаясь прорваться к двум мертвым телам под простынями, которые санитары загружали в «Скорую». Крепкие, как цепи, узы на поверку оказались хлипкими, как паутина, которую можно смахнуть одним движением руки.

– Как думаете – сильно на ней отразилась тюрьма? – спрашивает Иезавель.

– Понятия не имею, но скоро узнаем. – Голос Айви дрожит, а у Иезавель от волнения подкашиваются ноги.

Да, Руби вернулась, но Иезавель чувствует, что произошло что-то необратимое. Именно поэтому всех обуял ужас. Возможно, потеря поместья из-за Брэда Гедни и его приспешников ничто по сравнению с утратой их сестринства, а значит, и самих себя.

Богиня тому свидетельница – больше всех уже пострадали Руби с Табитой, но то ли еще будет.

Гримуар поместья Муншайн

Натуральный лубрикант «Богиня любви», рецепт Иезавель

Ингредиенты:

1/4 чашки фракционированного органического кокосового масла

1/4 чашки сока алоэ

6 капель эфирного масла иланг-иланг

2 капли эфирного масла черного перца

2 капли эфирного масла мяты перечной

2 капли облепихового масла

Утварь:

Стеклянная банка

Способ приготовления:

Поместите все ингредиенты в стеклянную банку и хорошенько встряхните. Держите в спальне под рукой. Используйте по желанию в момент любовной близости или эротического массажа.

Горячий мой вам совет: подуйте на лубрикант, тогда он возымеет покалывающее действие. (Вы потом точно будете благодарить меня за подсказку.)

25

Понедельник, 25 октября День

Тридцать три долгих года Табита ждала извинений. Во всех умных книгах говорится, что призраки остаются на земле из-за сотворенной над ними несправедливости. Табита уверена, что именно ожидание заветных, освобождающих слов и приковало ее к особняку – она даже не может уйти в лес, чтобы обрести покой среди своих любимых животных. Но, возможно, сегодня настал тот самый день, когда благодаря заветным словам придут отмщение и свобода.

Кроме слов больше ничего не поможет, она уже пробовала. Табита не знает, почему с последним вздохом она была возвращена в дом. Она помнит трассирующие огоньки, прокладывающие ей путь на небо, помнит, как изо всех сил старалась уйти. И потом, после смерти, оказавшись в доме, стоило ей шагнуть за порог, как внешний мир, подобно огромной зефирке, мягко запихивал ее обратно. Невозможно умереть, если ты уже умерла. Сколько ни кидайся вниз с лестницы, сколько ни играй с огнем – ничего не поможет.

Вдруг сегодня получится.

А может, и нет.

Табита стоит одна в фойе, и уже по тому, как метнулись на крыльцо Иезавель с Айви и по их дальнейшей реакции, она понимает: что-то пошло не так. Радостное воркование сестер сменилось удивленными вскриками, а потом стало до тревожного тихо, словно сестры оторопели.

Неужели Руби так изменилась? Неужели сестры так шокированы, увидев ее? Очень скоро Табита и сама все поймет.

Первой входит Руби, и Тэбби не сразу ее узнает. Вот уж не ожидала увидеть перед собой седого старика. Но даже сейчас Тэбби не в состоянии думать о Руби в категориях мужского начала, несмотря на эту щетину, кустистые брови и волоски, торчащие из носа и ушей. Ведь Руби это… просто Руби.

Следом за Руби входит ошарашенная Иезавель, а потом Айви, она хмурится. Лица Квини и Урсулы не выражают ничего, кроме ошеломления контуженных.

– А вот и наша именинница, – восклицает Руби при виде Табиты. Она подбегает к ней и хочет обнять. Она не замечает, что ее руки смыкаются, не наткнувшись на физическое тело. А потом удивленно оглядывает комнату.

– Но мы же хотели тут все украсить, скоро придут гости, – говорит она.

‒Какого хрена ты несешь? – огрызается Табита.

– О чем ты, Руби? – каркает Виджет, нервно дергая головой.

– О, ты научила ее говорить, – радостно говорит Руби и хлопает в ладоши. – Какая же ты умница! Да-да, ты ведь хотела успеть до праздника. – Руби оборачивается к остальным, театрально прижимая руки к груди. – У меня приготовлено великолепное платье на сегодня, Магнусу понравится.

Тэбби сейчас подобна брошенному за борт якорю, когда корабль вдруг перестает плыть. Она понимает, что произошло. Каким-то неизъяснимым образом память Руби отбросила ее в день празднования пятидесятилетия Табиты, после чего ее саму арестовали, а Табиту убили. Не дико ли притворяться, будто все они живут в событии, случившемся тридцать три года назад?

Более того, у Табиты это не вызывает ничего, кроме гнева, потому что тот праздник стал последним в ее жизни.

Знай она, что умрет через три дня, то не сидела бы тогда на диете, чтобы влезть в облегающее платье. А на празднике ела бы все подряд, наслаждаясь вкусом каждого блюда, перекатывая во рту сладкое и кислое, острое и соленое. И много бы пила, позволила бы себе несколько бокалов шампанского, так приятно щекочущего нёбо, оседая пузырьками на языке.

Знай Табита, что это последние дни, когда ей доступны живые ощущения, она ценила бы каждое мгновение, сталкиваясь с чьим-то теплым телом в толпе гостей. Она бы прикасалась к людям, бесконечное количество раз прокатилась бы на канатной дороге Квини, чтобы ветер ласкал лицо, теребил волосы. А еще она бы отпустила руки и плюхнулась в холодную ноябрьскую воду, сотрясаясь в зябком экстазе, так чтобы зубы стучали, отбивая радостную чечетку.

Но она не могла знать.

В том-то и состоит хитрость смерти – она тихо подкрадывается к тебе сквозь высокую траву, оставаясь невидимой до самого последнего момента, когда она сделает прыжок и выпустит когти. А ты и знать не знаешь, что смерть близко, думаешь, будто у тебя еще полно времени, чтобы радостно орать, танцевать, смеяться и есть, пить вино, купаться и заниматься любовью.

И вдруг приходит Руби, ставшая причиной ее преждевременной смерти, и она ведет себя так, будто ничего не случилось, заставляя Тэбби сомневаться, доверившись глупой надежде, будто все это было каким-то длинным, страшным сном, и вот наконец она проснулась.

Но по лицам остальных сестер Табита понимает, что это не она, а Руби потеряла связь с реальностью. Квини скорбно поджала губы, а Айви стоит, тихо заламывая руки. Глаза Урсулы затуманены слезами, а на губах Иезавель играет кривая улыбка, словно она и хотела бы, чтобы кто-то разрядил атмосферу какой-нибудь шуткой, но знает, что этого не произойдет.

Чувствуя всеобщее смятение, Руби отворачивается от Табиты и смотрит на остальных женщин.

– Что? Почему вы все так смотрите на меня? – Она