Те, кто любит. Книги 1-7 - Ирвинг Стоун

— Подумай только! — воскликнул Джон. — Они убедили выборную Ассамблею Массачусетса пригласить другие двенадцать колоний Америки и созвать конгресс с целью недопущения гербового сбора.

Абигейл была поражена.

— Конгресс? Бывало ли такое ранее?

— Однажды. Конгресс в Олбани в пятьдесят четвертом году для оказания помощи в войне с французами и усмирения индейцев.

Он рассказал, что Бенджамин Франклин разработал для тринадцати колоний план Олбани, согласно которому они образовывали общее добровольное правительство, избирая делегатов, но сохраняя свою власть над внутренними делами. Федеральное правительство должно было обладать правом взимать налоги, строить форты, покупать земли у индейцев, набирать армию…

— Король и парламент сорвали план? — спросила Абигейл.

— Увы, это сделали мы сами. Колонии боялись, что другие ущемят их независимость. Но план Сэма и Отиса настолько прост, он гениален! Другие колонии также заинтересовались. Видишь, Нэбби, Англия никогда ранее не обращалась с нами как с подданными. Если мы будем действовать сообща, тогда парламент и министерство отступят. Если мы не хотим, чтобы они действовали как плохие англичане, то сами должны действовать разумно, и тогда-то империя останется свободной.

— Я понимаю, — серьезным тоном ответила Абигейл. На ее глаза невольно набежали слезы. — Наши дети должны родиться свободными англичанами. Это самый почетный титул в мире.

Сэмюел и Отис предложили еще одну оригинальную идею: учредить комитеты связи, группы жителей Массачусетса, которые напишут письма жителям других двенадцати колоний, чьи интересы схожи, хотя они и не знакомы лично, выражая возможно резче свое отношение к закону о гербовом сборе, рассылая памфлеты и статьи, опубликованные в «Газетт». Получателей таких писем попросят дать ответ и, в свою очередь, написать жителям других колоний, о которых они слышали, коллегам — священникам, торговцам, судовладельцам, врачам, адвокатам, ремесленникам, имея в виду создать сеть переписки, охватывающую Массачусетс, Нью-Гэмпшир, Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильванию, Мэриленд, Делавэр, Виргинию, Северную и Южную Каролины и Джорджию и включающую сотни, в конечном счете тысячи людей, которые хотят предотвратить превращение разрушительного законопроекта в закон.

К концу месяца возник еще один план.

Действуя за сценой, Отис и Сэмюел Адамс сплотили группу, назвавшую себя «Верной девяткой». Это был комитет, созданный для действия. Какого действия? Никто не был уверен. Время и обстоятельства продиктуют, как лучше всего действовать. Отис и Сэмюел Адамс не могли лично войти в эту группу по той причине, что были избраны в Общий суд Массачусетса. «Верная девятка», которой Бенджамин Идес предоставил страницы своей «Газетт», состояла из солидных людей, процветающих лавочников и квалифицированных ремесленников, никогда не ввязывавшихся в споры. Их штаб-квартирой стал винокуренный завод «Чейз энд Спикмен» на Ганновер-сквер. Их заседания, подобно переписке, наводнившей страну, были секретными.

Джон согласился присутствовать на заседании при очередной поездке в Бостон.

6

Вернувшись с церковной службы, Абигейл накрыла обеденный стол в гостиной своей лучшей скатертью и разложила салфетки. Она ожидала визита Джонатана и Эстер Сиуолл. Это была пара, которая вмешалась, когда Джон был на грани неосторожного заявления о возможной помолвке с Ханной Куинси. Эстер Куинси приходилась Абигейл отдаленной кузиной, — какой по счету, Абигейл плохо себе представляла, — и была на шесть лет старше. Джонатан на семь лет старше Джона, он был его самым близким другом еще со времен учебы в Уорчестере.

Какая прекрасная пара, подумала Абигейл, открывая им дверь и восхищаясь накидкой Эстер из шелковой парчи цвета нефрита и ее туфельками из такой же ткани. Эстер и ее сестра Дороти, за которой ухаживал школьный друг Джона, Хэнкок, по праву считались красавицами в семье Куинси. Живая Эстер обладала заразительной способностью шутить и, хотя она призналась Абигейл, что, выйдя замуж за Джонатана, не прочитала ни единой книги, оставалась тем не менее острым наблюдателем. Джонатан занялся довольно поздно изучением права, но сумел стать одним из наиболее способных адвокатов в Массачусетсе с доходной частной практикой. Ему покровительствовала корона, и его включили в список кандидатов на пост прокурора. Его дядя Стефен Сиуолл был главным судьей колонии Массачусетс. Абигейл слышала, что Джонатан мечтает сравняться с дядюшкой.

За столом царило веселье, Джонатан и Эстер были полны жизненной энергии. Сиуолл любил пошалить; находясь в Гарварде, он умудрился бросить в окно камень и попал прямо в постель профессору. Эстер буквально распирало от семейных сплетен и сельских прибауток: о тетушке Нэлл, сломавшей за обедом два зуба и старавшейся скрыть, что она их проглотила; о мистере Рейбене Баррелле, оставившем сваренное им жидкое мыло в бочонке, стоявшем в пристройке над колодцем, а пол под бочонком провалился.

Джонатан доверительно сказал:

— Я работаю весь день с огромным напряжением. Завершив работу, люблю посмеяться. Смех от души — чудесный дар природы. Я стараюсь им пользоваться. Я смеюсь не потому, что слышу что-то смешное. Я смеюсь первым. Такой смех порождает желание быть забавным, позволяет заглянуть внутрь вещей, отпустить лаконичную остроту, извлечь абсурдное из цепи событий.

Однако после обеда Джонатан Сиуолл стал серьезным.

— Джон, я пришел, чтобы отговорить тебя от дальнейших выступлений против законопроекта о гербовом сборе. Это совершенно законный и действенный парламентский акт. Акту невозможно помешать, он вступит в силу первого ноября. Но ты можешь навредить самому себе. Да и уже навредил.

— Не согласен, Джонатан, — мягко ответил Джон. — Закон о гербовом сборе — это лишь начало. Присвоение права облагать налогом есть по сути своей претензия на захват. Вскоре парламент сможет отобрать у нас все, что имеем.

Джонатан повернулся к Абигейл:

— Ты не возражаешь, если мы обсудим это?

Он проявил чуткость; его первый ребенок родился мертвым, и он не хотел расстраивать Абигейл.

— Нет, Джонатан, нет, если вы спокойно, бесстрастно обсудите дело.

Джонатан повернулся к Джону:

— Подумай о заслугах Англии. За сто тридцать лет существования американских колоний кто давал и кто получал? Англия вложила миллионы фунтов стерлингов в колонии, помогая нашему развитию. Разве есть что-то неразумное в том, что нас просят оплатить двадцать пять процентов расходов на содержание войск? Обеспечение безопасности наших северных границ фактически поставило Англию на грань банкротства. У нее так много долгов, и англичанам приходится платить больше, чем нам, налогов. Это ведь тоже наш народ, наше правительство, которое просит помочь ему в кризисные годы. Мы беззаботно и небрежно относились к его простым просьбам: занимались контрабандой, фальсифицировали счета, игнорировали законы. А что делали корона, министерство, парламент? Успокаивали нас, снимали ограничения, которые мы называли давящими или тяжелыми… Где, в какой другой империи отчизна проявляла такое терпение? Почему мы не можем принять нашу долю ответственности за отчим столом? Неужели мы оставим в истории след нищих духом в этике и морали, которые проповедуют нам священники? Боже мой! Мне противно видеть себя в зеркале, когда бреюсь утром. Я, желающий выплатить свою долю, чтобы оставаться свободной республиканской империей. Мы вопим о свободе, но не потратили и пенса, чтобы поддержать эту свободу. Наша империя осаждена врагами: Францией, Испанией, Голландией, Россией — все они хотели бы вытеснить наш великий флот с морских путей и взять нас за горло в расчете, что мы капитулируем и станем их рабами. Но почему нам не предложить помощь? Или согласиться на скромное содействие? Разумеется, нет! Ты знаешь, в кого мы превращаемся, Джон?

— В кого?

— В монстров.

Сиуолл возвысил голос, затем наступила болезненная тишина. Посмотрев на Абигейл, он продолжал более спокойным тоном:

— Я знаю, что мне не удастся убедить Массачусетс в этом, братец Адамс, в условиях, когда твой друг Джеймс Отис и кузен Сэмюел внушают нашим людям ненависть и стремление к бунту.

— Ну, Джонатан, не станем клеить ярлыки. Подобно тебе, Отис и Сэмюел делают то, что, по их мнению, они должны делать.

— Ты один из самых дорогих мне друзей. Ты знаешь, что я люблю тебя, братец Джон.

— Да, братец Джонатан.

— Тогда позволь мне со всей страстью и красноречием, на какие я способен, попросить тебя не присоединиться к недовольным. Англия вправе получить от тебя лучшее. Поскольку ты любишь Англию, как я люблю ее, будь послушным, будь верным ей в тяжелые времена, с тем чтобы ее силы приумножились. Докажи, что Бостон и Лондон один и тот же город, населенный подлинными братьями-англичанами.