СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ - Юрий Рожицын

 — Оставайся, да под пули не лезь!

   А сам кинулся к железнодорожной насыпи. Бежал вдоль прострелянных пассажирских вагонов к паровозу, парившему из десятков отверстий в котле. По ступенькам вскарабкался на переднюю площадку, перепрыгнул к смолкшему пулемету. Первую платформу с балластом взрывом мины  сбросило с рельсов, вторая кренилась с краю насыпи. Из пулеметчиков в живых остался один, да и тот, согнувшись в три погибели, схватился за живот и истошно вопил от боли. Металлические коробки с лентами и гранаты скатились к бортам платформы.

   С пулеметом «МГ-34» Сергей близко знаком. Как-то на Ленинградском фронте в бою смолк «максим», тогда Груздев во вражеской траншее подобрал «эмге», быстро освоил и отбил немецкую контратаку. И здесь, осмотрев пулемет, убедился в его исправности. Поглядел на поле боя и понял, что через несколько минут полякам будет некуда податься. Гитлеровцы загибали фланги цепи, отрезая партизан от леса.

   Сергей неторопливо развернул пулемет на треноге, установил прицел и длинной очередью повалил немцев на землю. Они попытались подняться, продолжить наступление, но парень снова вжал их в грязь. Спасаясь от настильного огня, фашисты подались назад. Тогда сержант перекрестил левый фланг цепи. Патронов не жалел, не давал гитлеровцам даже голов поднять, вести прицельную стрельбу по партизанам, отступающим под защиту деревьев. Убедился, что уцелевшие поляки в безопасности, сменил прицел и густым свинцом засеивал пустое поле перед лесной опушкой. За себя почти не боялся. С бронепоезда били несколько пулеметов, попробуй докажи, какой стреляет по своим.

   На платформу вскарабкался тучный оберштурмбаннфюрер, которого Сергей видел за обеденным столом, схватил его руку и долго крепко жал, что-то быстро приговаривая. Груздев понял, что его участие в бою благоприятно толкуется немцами, и успокоился. Подобрал гранаты, рассовал по карманам и спрыгнул на землю.

 — Ты че трясешься? — подошел он к Косте. Эсэсовцы подбирали раненых и убитых и не обращали на парней внимания. — Откуда портфель взялся?!

 - А ты подержи! — дрогнувшим голосом отозвался Лисовский, Когда Груздев чуть не выронил его из рук, добавил: — Ну что?

 — Свинец аль золотишко... Золотишко, свинец старому хрычу не с руки таскать. Куда он девался?

 — Тяжелый, руки рвет, — странная усмешка скривила Костины губы. — А наш благодетель штандартенфюрер Пауль Бломерт и его шестерка Курт — фью-ю...

 — Не блажи, лейтенант, — обеспокоенно оглянулся Сергей. — Ты их хлопнул?!

 — Так точно, сержант, отправил к праотцам, где золото не нужно. Культурно объяснил ситуацию, кто мы и откуда, а потом...

 — Счастлив твой бог, лейтенант! — побледнел Груздев. — Это ж волки, они похлеще тебя стреляют. Тебе повезло, што они обалдели...

 — Не мог же я им в спину стрелять!..

   В Берлин прибыли около полуночи. Город встретил парней ослепительной иллюминацией. В темном небе букетами рвались зенитные снаряды, панически метались кинжально острые лучи прожекторов, медленно опускались на парашютах слезливо-светящиеся яркие фонари, над десятками кварталов полыхало багровое зарево пожарищ, от мощных взрывов сотрясалась земля. Сергей подумал, что из огня они попали в настоящее полымя. Подумал со злорадством, ненавистью, ибо полыхала земля тех, кто сжигал и взрывал его родные города и села, уничтожал безвинных людей, бомбами и снарядами перепахал поля и леса. За себя не страшился. Что его жизнь в сравнении с тем страхом, который прочно поселился в зловещем Берлине!

   Влипли в окно и не верили, что они в логове фашистского зверя, том самом, куда с востока с жестокими боями пробиваются их товарищи по оружию. Те еще идут, а они добрались. Добрались, а впереди — полная неизвестность. Трудно даже представить, что их ждет в следующую минуту после остановки поезда. Если появятся встречающие из «гитлерюгенда», с ходу придется пустить в ход автомат, пистолеты и гранаты. Нужно любыми путями ускользнуть с вокзала, раствориться в темноте, затеряться в хитросплетениях городских кварталов.

Поезд шел с большим опозданием. Пока восстановили разрушенный взрывом путь, подогнали новый паровоз, собрали убитых, перевязали раненых, ушло немало времени. В Познани не задерживались и лишней минуты. Сменилась локомотивная бригада, заправились углем и водой, сдали раненых в госпиталь и снова быстрый колесный перестук. Черной тенью мчался по польской земле таинственный, из трех пассажирских вагонов состав, в который в Познани не пустили даже инспектора гестапо. За Одером потянулись ручьи, речушки; каналы, в потемках удалось разглядеть расплывающиеся очертания сглаженных Зееловских высот, кое-где утыканных редкими деревьями.

   У Кости не проходила растерянность. И потому, как часто он сглатывал слюну, Сергей догадался, что друг борется с тошнотой.  Понимал и молчал, ибо не в словах утешение. Лейтенанту впервые пришлось в упор стрелять по живым людям. Издалека убивать легче, самой смерти не видишь. Как он пел: кровь людская — не водица... Тяжко и Сергею пришлось после первого рукопашного боя. Тогда ему посчастливилось отбить от своей груди широкий кинжальный штык и самому заколоть врага. Мутило,- не помогали утешения товарищей, доказывавших, что, не убей он фрица, самому пришлось, бы лечь в братскую могилу. Правда, в тот день гитлеровцы раз за разом поднимались в атаки, часто схватывались врукопашную и потому угрызения совести быстро замолкли, времени на переживания не хватало...

 — С вокзала удерем? — спросил Костя, дашь бы не молчать в полыхающей пожарами темноте.

 - К Гитлеру на прием поедем, — рассмеялся Сергей. — Заявимся к нему в хоромы и с ножом к горлу: ну, тварь, што есть в печи, все на стол мечи! Русские пришли...

 - Я тебе всерьез говорю, а ты на хаханьки переводишь.

 — Чалдон ты мой желторотый, да че я тебе скажу? Тут цыганка-сербиянка за космы схватится и диким голосом завоет, а ты меня допытываешь. Сам ведь мал-мало маракуешь...

   Вагон словно вымер. Убитых эсэсовцев, а их набралось до десятка, сложили в крайнем купе, а оставшиеся в живых черномундирники перебрались в соседние вагоны. За стенкой храпит оберштурмбаннфюрер. Напился до чертиков и мстительно принялся палить из пистолета в сырую мглу. Парабеллум Сергей отобрал, а эсэсовца швырнул на диван. Роняя пьяные слезы, тот пытался выяснить отношения, но, когда обозленный Груздев саданул его кулаком под ребра, испуганно притих и уснул.

   В разбитое окно тянет дымным холодом, сыплет мелкий дождь, залетает угольная пыль из паровозной трубы, но парни, натянув плащи и приготовив оружие, стоят в ожидании остановки. Полыхают пожары, выхватывая из темноты силуэты многоэтажных зданий с островерхими крышами, безнадежно рыдают отчаявшиеся сирены, дробно тарахтят автоматические зенитные пушки. Поезд крался в светлом мраке по окружной железной дороге, не находя пристанища, по-воровски, приглушенно постукивая колесами на стыках рельсов.