Хранитель мечты - Пенелопа Уильямсон

Тот ожидал их у коновязи, врытой рядом со входом в здание. Арианна спустилась по лестнице с намеренной медлительностью и бесстрашно встретила холодный взгляд серых глаз.

— Ты хотел о чем-то поговорить со мной, нормандец?

— Вычисти! — бросил рыцарь, ставя ногу на нижнюю перекладину перил.

— Позови служанку! — отрезала Арианна, еще выше вздергивая подбородок.

— Ты их испачкала, девушка, ты их и вычистишь. — Тон его был невыразителен, глаза смотрели бесстрастно, словно задернутые изнутри невидимыми шторками. С таким видом невозможно было бы даже обсуждать погоду.

— Чтобы я чистила сапоги рыцарю-бастарду? — пропела Арианна, уничтожающе усмехаясь. — Да я скорее съем их! — Рыцарь оскалил зубы в усмешке, столь же оскорбительной.

— В таком случае пусть позовут повариху.

Что это значит? Неужели он осмелится, осмелится?.. Нет, невозможно! Конечно, нет!

— Ты этого не сделаешь!

— Пожалуй, ты права, — сказал он, пожимая плечами. — С какой стати мне вдруг лишаться отличной пары сапог? — Черты его лица мгновенно и пугающе обострились, взгляд принял ленивое, сонное... очень опасное выражение. — Вычисти их, девушка! Иначе тебе придется познакомиться с тем, как плашмя бьет по заднице рыцарский меч.

Арианна услышала, что оба ее стража разом захихикали. Рыцарь перевел на них свой сонный взгляд, и хихиканье тотчас прекратилось. Прачки перестали колотить вальками по мокрому белью, суетящиеся слуги прекратили перекликаться, и внезапная тишина, полная ожидания, пала на двор замка, как-то незаметно заполнившийся людьми. Затихли даже звуки, доносившиеся со скотного двора, даже охотничьи собаки не перелаивались больше. Арианна слушала тишину и думала о том, что вот-вот будет побита, как непослушный ребенок, на глазах у толпы зрителей. Здравый смысл протестовал, доказывал, что рыцарь не посмеет так поступить с ней, но она знала, что не найдет в себе мужества это проверить.

Он смотрел на ее рот, как бы в ожидании очередных возражений... как бы в нетерпении услышать их и приняться за дело. Арианна облизнула пересохшие губы.

— Да, но... но мне нечем почистить сапоги... Рука рыцаря метнулась вперед. Арианна отпрянула, решив, что он собирается ударить ее. Вместо этого он ухватился за подол ее платья и сильно дернул. Ткань разорвалась с громким треском, заставив Арианну отпрянуть снова. Еще пара хороших рывков — и большая полоса шелка осталась в горсти рыцаря. Он ткнул шелковой тряпкой в ее сторону.

— Теперь есть чем.

Под шелковым платьем на Арианне была надета нижняя юбка из плотной кисеи, а под ней — сорочка. Рыцарь не выставил ее перед слугами нагой или даже частично обнаженной, и щеки ее горели не от стыда, а от бешеного гнева. Она выхватила обрывок платья из протянутой руки... и вдруг, совершенно не к месту, чуть было не засмеялась. А она-то думала, что он считает ее недостойной даже чистить его сапоги! Выходит, она ошибалась.

Брызги грязи успели засохнуть, и счистить их было делом нетрудным. Сапог, как выяснилось, был сшит из дорогой и очень мягкой кордовской кожи, но явно знавал лучшие времена. На внутренней стороне кожа была протерта почти насквозь от постоянного трения о лошадиный бок. Отец Арианны приказывал выбрасывать сапоги задолго до того, как они приходили в такое состояние. Очевидно, рыцарь и впрямь нуждался в деньгах, которые мог получить за нее. Сознание того, что его положение может улучшиться благодаря ей, вновь привело Арианну в сильнейшее раздражение.

Закончив стирать грязь с сапога, она посмотрела на рыцаря, уверенная, что он наслаждается ее унижением. Однако его взгляд оказался устремленным вдаль, на башню замка. Впервые Арианна увидела в нем нечто живое: голодное, жадное выражение.

— Нормандец! Я закончила.

Ей показалось, что он вздрогнул, как человек, очнувшийся от забытья. Несколько секунд он смотрел на нее и как будто даже видел, видел по-настоящему, хотя очень скоро обычное непроницаемое выражение вернулось на загорелое лицо. Он внимательно оглядел сапог и указал на пятку.

— Ты пропустила пятнышко.

Арианна до боли сжала зубы и наклонилась снова. Она начала тереть сапоги с такой силой, что рука соскользнула и костяшки пальцев порезались об острую грань шпоры. Глаза заволокло слезами боли. Арианна выругалась сквозь зубы.

— Ты что-то сказала, девушка?

Она выпрямилась так резко, что хрустнули кости спины.

— Я сказала: «Давай сюда другой сапог и чтоб ты сгнил в аду!»

Губы рыцаря странно дрогнули, словно он готов был улыбнуться, но справился с собой. Он убрал вычищенный сапог с перекладины перил и поставил на то же место другой. Арианна проделала все необходимое в угрюмом молчании.

— Сойдет, но едва-едва, — заметил рыцарь, оценивая плоды ее усилий.

Когда он выпрямился, что-то промелькнуло в его непроницаемых глазах — некая мысль или тень неизвестного Арианне чувства оживила их на мгновение и исчезла.

— На твоем месте я бы даже не помышлял о том, чтобы наняться в прислуги. У тебя нет к этому способностей.

Вопреки всему Арианна едва не улыбнулась. Она как раз подыскивала убийственную реплику для ответа, когда рыцарь повернулся к ней спиной, собираясь уйти. А ведь она так ничего и не знала о том, как он намерен в дальнейшем поступить с ней!

— Постой! — крикнула она значительно громче, чем следовало. Он повернулся, слегка приподняв черные брови в безмолвном вопросе. — Ты уже... уже переговорил с моим отцом? Могу я узнать, назначена ли цена выкупа?

— Вопрос был улажен к полному удовлетворению моего короля, — это все, что она услышала в ответ.

Арианне захотелось кричать от беспомощности. Захотелось занести руку и с размаху влепить пощечину по его бесстрастному лицу, осыпать ударами кулаков его равнодушную грудь, чтобы он наконец почувствовал... Почувствовал хоть что-нибудь!

— А меня больше интересует мое удовлетворение, и вряд ли оно было принято в расчет! На тебе, нормандец, лежит долг крови перед родом Гуинеддов! И я буду молиться, чтобы поскорее настал тот день, когда ты выплатишь этот долг своей жизнью!

— Какой еще долг крови?

У рыцаря был искренне удивленный вид, и Арианна вдруг сообразила: он понятия не имеет, что за юноша пал от его руки у самых ворот Руддлана.

— Я говорю о человеке, у которого ты отвоевал замок. Тот, кого ты поразил тогда своей пикой, был... был... был мой брат.

— Ах, вот оно что! Понимаю... — рыцарь покачал головой и повел плечами, — понимаю теперь, почему с самой первой нашей встречи ты только и делала, что старалась воткнуть в меня что-нибудь острое. Но никакого долга крови на мне нет, девочка моя. Можешь винить за смерть брата лишь короля Генриха и своего отца. Они развязали эту дурацкую, бессмысленную войну. Кстати, твой брат и сам виноват в том, что погиб. Он был бы жив и по сей день, если бы не попался в простейшую ловушку, которую раскусил бы и грудной ребенок.