Синяя книга алкоголика - Сергей Коровин

Два года мы не разговаривали и почти не виделись. Хотя мне его очень не хватало. Да и ему меня тоже.

Потом погиб Вася Слепченко, и над свежей могилой красный, заплаканный Назаров упал в мои объятия.

– Макс! Давай помиримся! – сказал он сквозь рыдания. – Васька умер! Все, блядь, помрем…

Я тоже плакал, и мы целовались. Как и положено у писателей, мы помирились над могилой друга. Уже нет самого Назарова…

P.S.

4 августа 1995 года мы с Олей приехали к теще в Мариуполь и наутро пошли на переговорный пункт звонить в Ростов моим родителям. На переговорном было пусто: бабка, торгующая жетонами, мы с Олей и какая-то пара, пытающаяся дозвониться в Москву. Нас соединили довольно быстро, и мама сказала мне: «Ты знаешь, вчера убили Сережу Назарова…»

Мы вышли из будки в шоке: Оля плачет, я, в общем, тоже… Слышим – бабка-жетонщица говорит той, второй паре:

– Звоните, звоните, что вы ругаетесь! Вот же люди дозвонились, поговорили – выходят довольные!

Сергей Карпович Назаров периодически бросал пить. К нему, бывало, зайдут, он говорит: «Я не пью!» И его больше не беспокоят.

Как-то собрались в «Ракушку». Пересчитались – вроде все.

– А Назарова звали?

– Он сейчас не пьет.

Ну ладно. Спускаются все на набережную, заходят в «Ракушку» и видят: за пустым столиком, уронив голову на руки, спит Сергей Карпович. Разбудили его. Поднял он голову, открыл глаза и говорит ворчливо:

– Я тут с утра сижу, хоть бы одна жопа зашла!

Когда Сергей Карпович Назаров приехал домой на каникулы с высших сценарных курсов, то сразу на радостях загулял.

Через пару дней, проснувшись на удивление у себя дома, он обнаружил на двери прикнопленную конфетную коробку, на которой его папой было написано: «Сергей! Если ты приехал пить, то убирайся по-хорошему! Карп».

Сергей Карпович, выпивши, гулял с друзьями по старым ростовским улочкам. Был вечер, и у выставленных помойных ведер в ожидании мусоровоза курили мужики. Рядом лежал гнилой арбуз. Назаров как даст по нему ногой! Арбуз разлетелся вдребезги, так что забрызгал всех вокруг, в том числе и мужиков. Тогда один мужик подошел к Назарову и как даст ему по морде!

У Сергея Карповича Назарова в прихожей, как раз напротив двери, для красоты были прибиты оленьи рога. Когда он приходил домой пьяным, то часто падал с порога и разбивал о них очки. Если же он пытался управлять падением, то натыкался на чугунное изображение Икара с расправленными крыльями, что было еще опасней.

Однажды в вытрезвителе на улице Семашко произошла трогательная сцена. На крутой лестнице, ведущей в казематы, встретились два друга: Сергей Дамбаян и Сергей Назаров. Встретившись, они обнялись и расцеловались. Потом каждый пошел своим путем: Дамбаян на волю, к свету, а Назаров во мрак темницы.

Однажды Назаров всем так надоел, что его решили отдать маме. Случай, в общем, беспрецедентный. Обманом завели его в родной двор, поставили перед дверью, позвонили и спрятались. Раиса Петровна вышла и увидела сына.

– Сергей! – сказала она. – Немедленно иди домой!

Назаров уже сообразил, что влип, и, поскольку говорить особенно не мог, стал объясняться знаками. То есть отрицательно покачал головой.

– Иди домой немедленно! Не позорь меня! – настаивала Раиса Петровна. И сделала шаг к сыну. Тогда Назаров показал ей дулю, с трудом развернулся и медленно, неуклюже побежал через двор, увязая в сугробах. Потом он упал. Пришлось всем вылезать из засады и помогать нести его в дом.

Как-то в квартире Назарова раздался звонок. Раиса Петровна пошла открывать. Перед крыльцом стояли Авдей Степанович Тер-Оганьян, Василий Рудольфович Слепченко и Игорь Гайкович Давтян.

– Добрый день! – сказал Авдей Степанович. – А Сережа дома?

Раиса Петровна посмотрела на них и сказала, качая головой:

– Взрослые люди!..

Утром звонит Сергей Карпович Назаров Авдею Степановичу Тер-Оганьяну.

– Ой, – говорит, – мне так плохо! И самое ужасное, что я не могу найти очки!

– Зачем тебе очки? – говорит Авдей Степанович. – Похмелись и ложись спать!

– Дурак! Без очков я не могу найти деньги!

В Москве Назаров делал неоднократные попытки бросить пить. Даже посещал психотерапевта. Несколько месяцев его не было видно, звонить же стал исключительно по делу. И вдруг звонок.

– Але, – говорю.

– Алеу!

– Привет, – говорю, – что это у тебя такой голос?

– Купи пачку «Стюардессы» и приезжай общаться! Вот, думаю, тебе и лечение!

– А водки купить?

– Водка есть.

Я обрадовался, и мы с Олей поехали в Коломенское.

Звонить пришлось долго. Сначала никто не открывал, а потом с той стороны двери послышалось царапанье. Минут через десять заскрежетал замок, и дверь медленно открылась. На порогов стоял опухший Назаров в майке.

– Ты спал, что ли? – спросила Оля.

Безмолвно улыбаясь, Назаров стал пятиться, пятиться через коридор, через комнату, пока не опрокинулся на тахту…

В коридоре валялся знаменитый серый пиджак с кинематографичными следами подошв на спине. На кухонном столе стояла трехлитровая банка с тушенкой и две литровые бутылки «Столичной», одна из которых была практически пуста. Мы с Олей немного выпили, поели тушенки и через час уехали домой. Входную дверь мы захлопнули.

Однажды Назаров проснулся без очков. Ну, думает, слава Богу, очков нет, значит, я дома. Открыл глаза и увидел синее небо с белыми облаками.

Однажды зимним вечером на ступеньках у двери моего подъезда я обнаружил лежащего человека. Некто в драповом пальто и нутриевой шапке спал, свернувшись калачиком. Его уже припорошило снегом. Присмотревшись, я узнал в спящем Сергея Карповича Назарова.

Никто из нас не допивался до белой горячки. Слава Богу! Правда, у Гоши росли копыта. За Асатуровым по дому гонялась живая рыба. Авдею Степановичу, когда он ехал в поезде, несколько часов пела невидимая тетка. С Брунько разговаривал будильник, причем стихами. Вот и Назаров как-то говорит:

– Какие черти? Никаких чертей ни разу не было. Правда, один раз собака по комнате ходила. Даже, собственно, и не ходила. Я лежу на диване, а она просто вошла в комнату, прошлась и вышла…

ВАСИЛИЙ РУДОЛЬФОВИЧ СЛЕПЧЕНКО

Васенька говорил, что его предки якуты. Это не мешало ему быть высокого роста, художником, интеллигентным человеком и Рудольфовичем по отчеству. Он носил круглые очки и курил папиросы. Любил шутить и говорить «Дж-ж-ж!». Например: «Я полгода не пил, не пил, а на Новый год ка-а-ак на-е-бе-нил-ся! Дж-ж-ж!»

Он действительно время от времени на несколько месяцев бросал пить и даже курить. Совершенно непонятно зачем. А потом опять начинал. Был склонен к философствованию и сочинил три стихотворения.

Когда Авдей Степанович Тер-Оганьян и Валерий Николаевич Кошляков уехали в Москву, он отправился за ними и поселился в Трехпрудном. Но все было непросто. Он перестал заниматься живописью, делал натюрморты на продажу. На все приставания Авдея Степановича что-нибудь придумать посмеивался. Он выдумал Фому и всем про него рассказывал. Вокруг все пили, а Вася стал запираться и пить один. Потом приходил к Авдею Степановичу и говорил: «Сейчас бухнули с Фомой».

Он говорил, что пишет дневник и там про Фому и про смысл жизни. И еще говорил, что Васи скоро не будет, а будет только Фома.

Потом он уехал в Ростов к жене, а оттуда в Таганрог к маме. 11 октября 1991 годами встретились в Танаисе между Ростовом и Таганрогом, ровно посередине, на свадьбе у Тимофеева и Вики. Это был последний раз, когда я видел Васю. 20 октября в Ростове он что-то сверлил, и его убило током.

Время проходит, и привыкаешь к отсутствию человека, потом двух, трех… На самом деле ни к чему не привыкаешь. Иногда вспомнишь и плачешь.

Вечером 31 августа Авдей Степанович Тер-Оганьян и Вася Слепченко оказались возле какой-то школы и подумали: завтра первое сентября, дети пойдут на уроки, там они будут страдать. А если разбить окна в классах, то занятия не состоятся, и детям будет радость. Они насобирали камней и поразбивали стекла во всех окнах второго этажа.

Однажды в художественных мастерских на Университетском у Валерия Ивановича Кульченко был праздник. Принесли два рюкзака «Алазанской долины» и стали ее пить.

Вася Слепченко захотел показать всем кружочки от банок на своей спине. Он порвал рубашку, потом майку и показал. Праздник продолжался. Время от времени кто-нибудь кричал: «Кружочки!», и Вася показывал.

Было очень весело. Звонили в корабельный колокол, бросали с третьего этажа чугунную гирю. Юрий Леонидович Шабельников пел красивым голосом казачьи песни, а старый Валерий Иванович Кульченко стоял перед ним на коленях и плакал.

ЮРИЙ ЛЕОНИДОВИЧ ШАБЕЛЬНИКОВ

Шабельников все время шутит. Он шутит, шутит, шутит, а когда не шутит, то иронизирует. Потрясающего остроумия человек. Он практически не пьет и с алкоголизмом знаком по наблюдениям. Благо есть кого наблюдать.