Кавказский принц - 5 - Андрей Величко

А во Франции Богаевский, выйдя на оперативный простор, дошел уже до Реймса, причем в последнюю неделю темп его наступления заметно увеличился. Впереди двигались подвижные группы из легких танков, то есть немецких «Двоек» и наших «Тигров», и со слабыми очагами сопротивления они прекрасно справлялись сами. Если же передовая часть натыкалась на подготовленную оборону, она вызывала «Катюши», «Диареи» и авиацию. После того, как они обрабатывали противника, на него шли средние «Тройки» или тяжелые «Крысы». Оставшееся после их прохода зачищала пехота, а передовые части в это время уже уходили вперед. Так вот, поначалу в этом довольно сложном взаимодействии постоянно возникали какие-то сбои, но теперь, наконец, оно было отработано до должного автоматизма. И англо-французская группировка, только-только вроде начинавшая создавать новый фронт против немцев взамен прорванного у … ну, в общем у этого самого, вдруг обнаружила у себя в тылу немецкие танки. Из высших соображений, которые я разъясню чуть позднее, вся бронетехника Богаевского имела на бортах и башнях кресты, а не черные звезды, которыми мы, кроме самолетов, маркировали теперь и танки с самоходками. Так что у французских частей уже начинали появляться поползновения срочно бежать на защиту Парижа, а англичане посматривали в сторону Дюнкерка и прикидывали, сколько времени он еще будет в руках французов при сохранении теперешних темпов наступления русско-немецкой КМГ.

Я вспомнил доклады особого отдела про настроения в наших госпиталях. Первое время там царило тоскливое недоумение — ну где же, где ветеранские полки и бригады, про действия которых в Манчжурии ходили легенды? Почему против австрияков с какими-то не то турками, не то гурками приходится стоять обычным дивизиям, наполовину состоящим из только месяц назад получивших винтовку крестьянских парней? По мере стабилизации фронта тоска уходила, но недоумение оставалось.

Понятно, что ветераны, то есть наши контрактные войска, никуда не делись и не отсиживались по тылам. Почти половина была у Богаевского. Вторая половина — в Бессарабии, где пока, несмотря на состояние войны с Румынией, все было спокойно. Потому как не в Польше же нам переходить в наступление, в конце концов! Для этого гораздо лучше подходит стык между Австро-Венгрией и Румынией. Ну, а три особых полка со средствами усиления уже грузились на пароходы для оказания интернациональной помощи борющемуся народу Ирландии. Ибо не только же бразильцам, датчанам и голландцам свойственно чувство справедливости!

Тем временем Боря Фишман, заинтересованный вопросом — а как вообще можно промахнуться, пикируя ракетой на такую огромную цель, как «Айрон Дюк», провел несколько экспериментов и получил интересные результаты. Оказывается, при работе мощного коллекторного генератора возникали помехи для нашего телеуправления, иногда приводящие к ложным командам на горизонтальные рули. Причем если генератор начинал работать на короткое замыкание, помехи существенно усиливались. Так как у «Дюка» большая часть электрохозяйства находилась выше бронепалубы, а сам он к моменту ракетной атаки был уже прилично поврежден и горел в нескольких местах, то уж чего-чего, а недостатка в периодически возникающих замыканиях там, скорее всего, не было. В принципе от оператора требовалось зафиксировать высоту, на которой первая ракета потеряла управление, и при пуске второй заранее перевести ее в неуправляемый режим, но он растерялся. Так что Боря сел придумывать систему перекодировки команд, при которой такое явление будет менее вероятным, а я по быстрому написал дополнение к инструкции операторам и передал его во флот, в первую очередь Второй Тихоокеанской эскадре Эссена, которая сейчас действовала под оперативным командованием Того. Ибо, пока продолжалась нелетная погода, надо было вывести из строя вражеский авианосец, и по возможности не рискуя подлодками. Так что два ракетных крейсера подошли к американцам на сорок миль и начали запускать свои гостинцы. Перед этим рейдом я лично побеседовал с операторами по радио. Нет, сказал я им, этим мазилам из первой АУГ ничего не за их промахи не было. Кроме комментариев от коллег, естественно… И вас никто в случае чего гноить не будет, но мне же теперь просто стыдно смотреть флотским в глаза! (это я, конечно, сильно преувеличивал в воспитательных целях). Так что пожалейте старика, не суетитесь и положите свои изделия куда надо, продолжал я.

И вот теперь два крейсера начали ракетную атаку. Низкие облака не позволяли подходить к цели на высоте и пикировать, но ведь авианосец, в отличие от суперлинкора, практически не имел брони, так что ракеты пошли ему в борт. Вообще-то операторы рассматривали первые две ракеты как пристрелочные, но после первой авианосец загорелся, а после второй там что-то взорвалось, и корабль начал тонуть. Третья и четвертая просто ускорили этот процесс. И операторы, воодушевленные невиданным пока успехом, решили проявить инициативу… Ну, а дальше произошла одна из тех случайностей, которые меняют ход событий.

После гибели Дьюи командование эскадрой принял адмирал Макферсон, который держал флаг на «Мичигане». Но, памятуя о судьбе предшественника, он теперь не лез во флагманы, а держал свой корабль в середине строя. Как раз рядом с авианосцем… И буквально за десять минут до ракетной атаки он передал свой первый приказ — продолжать двигаться в сторону Гавайев. Значительно позже мы узнали, какое впечатление на американцев произвело последовавшее за этим приказом…

На каждом из крейсеров оставалось по тринадцать ракет, и все они были выпущены по «Мичигану». Сначала операторы клали их в слабо бронированные носовую и кормовую оконечности, в результате чего корабль принял воды и начал крениться. После чего операторы наловчились втыкать свои подарки в палубу, прямо перед ней делая резкое движение джойстиком от себя. И, наконец, последние четыре изделия шли уже по практически лежащему на боку кораблю и были уложены под основание башен. Взрыв носового артиллерийского погреба довершил картину, и «Мичиган» исчез в пучине.

По эскадре сразу начали распространяться слухи, что на каждом корабле сидит по русскому шпиону — а может быть, и хуже, вдруг этот Найденов и без шпионов видит все, как на ладони! В общем, боевой дух противника сильно упал. Но мы тогда, ясное дело, этого еще не знали.

Кстати, когда через пару месяцев мне пришлось выступать перед общественностью по поводу тихоокеанской операции, я сказал чистую правду. То есть — не знал я ничего! Это была случайность. Но при этом сделал настолько честное выражение лица, что мне никто не поверил.

Ну, а в тот момент операторы крейсеров просто доложили, что потоплен авианосец и, кроме него, какой-то линкор.

На следующий день погода начала улучшаться, и на почти беззащитную теперь американскую эскадру снова посыпались бомбы. Правда, они уже кончались, причем не только на кораблях, но и в Пирл-Харборе, так что в ход пошли всякие суррогаты. Бросали снаряды главного калибра с линейных крейсеров. За два дня выкинули весь запас зажигалок, после чего в ход пошли бочки с самопальной смесью солярки, спирта и пальмового масла. Наконец, узнав, что лагере американских пленных началась дизентерия, Того распорядился собирать экскременты в бочки и тоже бросать на противника.

Он выдержал всего десять дней. Личный состав непрерывно уменьшался в числе из-за каждодневных пожаров. Мучимые ожогами, поносами и постоянным страхом перед новой подводной или воздушной атакой, заливаемые керосином и забрасываемые дерьмом американцы, лишенные к тому же помощи и даже возможности повернуть назад, спустили флаг, продублировав это истошными воплями на всех частотах. Мир замер в изумлении. Оставшиеся от сорока пяти тридцать два вымпела сдались семнадцати, среди которых было всего три линейных крейсера и вообще не имелось линкоров! Флот могучей державы потерпел сокрушительное поражение от небольшой страны, которая до этого смогла выиграть войну только у Китая.

Глава 15

В начале второй декады сентября я написал статью по поводу операции в Тихом океане. И в самом ее конце обратил внимание на один момент, который пока не получил должного отклика. Но ведь получит, и совсем не тот, что нам нужен, если пустить дело на самотек! И я объявил, что блестящая операция японско-русского соединения была еще и ярким примером военного гуманизма. Ведь после потери авианосца у американцев оставалось одна единственная альтернатива — или гибель, или сдача. Идти назад? Так ведь топлива если и хватит, то впритык и самым экономичным ходом. И кто им это позволил бы? Но поначалу американцы этого еще не понимали. И тут адмирал Того, вместо самого простого решения — перетопить всех на хрен — применил вразумляющий прием, достойный внесения в анналы мирового военного искусства. Вы не обращали внимание, вопросил я далее своих читателей, насколько продуктивно думается в сортире? Причем тут есть и еще одна тонкость — попробуйте, тужась в позе горного орла, подумать о чем-нибудь самопожертвенном, о геройской гибели за какие-то там идеалы демократии… Вряд ли получится, уверяю вас. Вот японский адмирал и изобрел способ сподвигнуть экипажи американских кораблей к взвешенным размышлениям. Они у него этим занимались большую часть суток! И ведь насколько деликатно он поступил — забрасывал американцев не своим дерьмом, а их родным. Щадил, то есть, национальную гордость противника. Так что теперь Америка не потеряла своих сынов, как могло бы случиться при ином развитии событий. Вылечим мы этих дристунов и после войны вернем на родину, на Гавайях они нам и даром не нужны.