Татьяна Викторовна - Серж Славасаб

сегодня, а завтра у неё поезд в Тюмень, так что потише, хорошо? — не громко сказала Таня своему кавалеру, но я прекрасно это услышал и понял- ночь мне предстояло провести в этой комнате.

— Конечно, любимая, как скажешь! А она ничего не скажет насчёт меня? — ответил мужской голос.

— Нет, она крепко спит, у неё несколько перелётов было, еле до нас доехала. Завтра ещё отсыпаться до вечера будет, так что не переживай!

— Ну, хорошо! — и после этих слов опять наступила тишина.

Постепенно на улице становилось всё темнее и темнее. Таня с парнем изредка ходили по квартире, поэтому свет в комнате я побоялся включать — Таня могла заметить его из щели под дверью, и это может стать поводом для наказания. Но, на самом деле, я не столько боялся наказания, сколько того, что создам её какие-то неудобства и переживания. Поэтому решил не издавать вообще никаких звуков и тихо лёг на пол, перед этим сняв туфли, чтобы не стучать каблуками по паркетному полу.

Часы показывали одиннадцать, когда под дверью погас свет, и за стеной на кровать сели два человека. Снова приглушённые голоса с нежностью признавались в любви, делая перерывы в несколько минут. А через час я услышал характерный скрип кровати и постанывания. Сразу стало ясно, что происходит за стеной. В этот момент хотелось оглохнуть. Нет, конечно, это было не из-за того, что было громко. Даже, наоборот, всё было тихо. Просто между мной и Таней никогда ничего подобного не было, и теперь уже никогда и не будет, это я понимал хорошо. И не противился этому. Даже рад был за неё, что нашла себе того, кого считает достойным. И в душе благодарил, что позволяет и мне быть рядом с ней. А оглохнуть хотелось от того, что всё-таки меня хоть и лупили со всей силы ногами и розгами по органу и помидоркам, с возбуждением был полный порядок. А металлический капкан, загнутый вниз, против направления возбуждения, надетый на ствол, приносил сильную боль, не давая стволу полноценно подняться. Было дискомфортно и физически, и душевно, но я не смел пошевелиться, чтобы как-то не повлиять на молодого человека, который сейчас доставляет удовольствие моей Госпоже. Минут через десять, может пятнадцать, которые мне казались часами, стоны стали сильнее, кровать поскрипывала более темпераментно, и под конец всё замерло. Ну, наконец-то! Но опять послышались голоса, признающиеся в любви, и наступила тишина. Я лежал и думал. Но мысли не приходили. Промучившись часов до четырёх-пяти утра, я всё-таки заснул.

Утром я проснулся от поскрипывания кровати за спиной- Таня с молодым человеком начали просыпаться и вставать. Я же старался сохранять неподвижность. Пара сходила в ванную, умылась, неспешно позавтракала.

— Я люблю тебя! — услышал я голос Тани.

— Я тебя тоже люблю! — прозвучало в ответ, некоторое время было тихо, а затем зверь закрылась.

Я быстро одел туфли и встал на колени перед дверью, которая практически сразу открылась и вошла Таня.

— Доброе утро, Величайшая Госпожа Татьяна Викторовна! — сказал я, наклоняясь к ногам и целуя на них пальчики: — Вы просили напомнить, что раб должен быть наказан.

— Сейчас продолжишь уборку, потом наведёшь порядок в моей комнате и потом будешь наказан! Всё, валяй! — и Таня отправилась в ванную.

Я успел доделать вчерашние дела и только вошёл в Танину комнату, как на пороге появилась и она сама, прошла и села в кресло. Я аккуратно заправил кровать и припал к ногам Хозяйки с докладом, что всё выполнено.

— Что? — чуть не закричала Таня, — а это что?

Таня подошла к кровати и пальцем показала на лежавший под ней использованный презерватив.

— Что-то ты расслабленный какой-то стал, уж не отдать ли тебя Ольге с Женей.

— Простите, пожалуйста, больше такого не повторится! — я бросился к ногам Тани, очень не хотелось снова испытывать тот ужас, который испытал, живя несколько дней у Ольги.

— Давай, заканчивай и вали отсюда! — приказала Таня.

— Величайшая Госпожа Татьяна Викторовна, Вы приказали напомнить, что хотели наказать раба.

— Накажу! Я почти на два месяца уезжаю отдыхать со своим мальчиком, а ты останешься в этом! — Таня подняла подол моего платья и проверила, стоит ли на моём стволе капкан, — и сегодня ты не получишь расслабления! А теперь заканчивай уборку и сваливай!

Я двумя пальцами взял презерватив, отнёс его в мусорное ведро, собрал весь мусор, чтобы захватить его и выкинуть в мусорный контейнер, переоделся и припал к ногам Хозяйки.

— До свидания, Величайшая Госпожа Татьяна Викторовна! Хорошего Вам отдыха! — мои губы хотели коснуться пальчиков её ног, но Таня отошла в сторону.

— Наказан! Подумай над своим поведением! Всё, свалил! Бегом! Я тебе позвоню, когда ты понадобишься! — и, уже с усмешкой и намёком, что ключи от моего капкана у неё, смеясь, добавила: — Может быть, позвоню!

Я бегом помчался в прихожую, взял пакет с мусором и вышел за дверь. По дороге домой выкинул мусор в контейнер, зашёл в магазин, купил несколько пар новых чулков, в продуктовом магазине купил еды и выпить, и расстроенным пошёл домой. Дома приготовил закуску и очень сильно напился и уснул прямо в одежде.

XX В АРЕНДЕ

Дни тянулись очень долго. В салон красоты на эпиляцию я, как и прежде, ходил к той женщине, что и ранее — не хотелось заводить какие-то новые знакомства и открывать правду о себе. Конечно, она увидела капкан на моём органе и поначалу рассмеялась вместе со своей подругой, которая, как и раньше, якобы меня не заметила. Но с каждым моим посещением проявляла какую-то жалость. Понимала, что для меня это всё трудно терпеть, тем более шёл уже третий месяц, как я не видел и не слышал Таню. Ну, разве что её голос и образ постоянно был передо мной. Дни, что она не связывалась со мной, я считать не хотел, и без этого минута казалась часов, а день- годом. И вот, в один из осенних дней, раздался телефонный звонок.

— В пятницу в три часа дня будешь стоять у выхода из моего института, дождёшься Марину, ты должен её помнить. Она скажет что тебе делать. И не вздумай что-то делать не так — я тебя ей одолжила, поэтому ты подчиняешься ей так же, как и мне. И помни, я продаю только хорошие вещи! Если Маринка пожалуется на плохой товар, я тебя прибью! — голос Тани был по прежнему прекрасен, но интонация была грубой, как никогда раньше. Наверное, что-то случилось.

— У Марины будешь два дня,