Почему сердце находится слева, а стрелки часов движутся вправо. Тайны асимметричности мира - Крис Макманус

идите вперед, вверх, вниз, – я тоже всегда затягиваю туже ремешок часов[118].

Пока что речь шла о не слишком выраженных случаях путаницы левого и правого, присущих обычным взрослым людям, которые, хотя и могут выполнить задания на различение правого и левого, все же считают их сложнее других заданий. Более выраженные случаи путаницы правого и левого у взрослых людей связаны с повреждениями мозга: у этих больных встречается вызывающий у медиков споры синдром, названный по имени венского невролога Йозефа Герстмана, впервые описавшего его в 1920-х годах. Синдром включает четыре отдельных компонента: неспособность писать (аграфия), неспособность считать или выполнять простые арифметические действия (акалькулия), неспособность отличать пальцы рук (пальцевая агнозия) и право-левая дезориентация. Этот странный набор симптомов, который британский невролог Макдональд Критчли назвал «соединением неожиданных и маловероятных феноменов», столь странный, что многие даже сомневаются в его существовании. Хотя некоторые неврологи считают его просто случайным набором симптомов, а не истинным синдромом, он все же выдержал поверку временем. Причина в том, что синдром Герстмана обычно связывался с повреждением конкретной части мозга – угловой и надкраевой извилин в теменной доле левого полушария. Связь между столь специфической способностью, как различение правого и левого, с крошечной областью мозга обескураживает, хотя едва ли это удивило бы Оскара Уайльда, упомянувшего в «Портрете Дориана Грея» о «своеобразном удовольствии сводить все мысли и страсти людские к функции какой-нибудь клетки серого вещества мозга»[119].

Вот типичный случай синдрома Герстмана. Хорошо образованный, имеющий диплом по литературе страховой агент из Женевы в возрасте 59 лет пришел в Отделение первой помощи, жалуясь на внезапную утрату способности писать, считать и даже набирать телефонные номера. Сканирование мозга показало небольшое повреждение в белом веществе под угловой извилиной, возможно, произошедшее из-за недостатка кислорода. У него было еще несколько симптомов, но детальное обследование выявило и другие компоненты синдрома Герстмана. В частности, присутствовала право-левая дезориентация, проявившаяся не только в том, что он делал больше ошибок, указывая точки на своем теле, но также и в том, что он выполнял задание очень медленно: на то, что обычно занимало около 40 секунд, у него уходило до десяти минут. Его почерк тоже очень испортился и напоминал, по его словам, почерк ребенка, а кроме того, он путал буквы «b» и «d», и «p» и «q»[120].

Неврологов больше всего занимает вопрос о том, вызвана ли эта странная четверка симптомов при синдроме Герстмана одной причиной. Одно из предположений – существует проблема в понимании пространства, влияющая на то, как воспринимается пространственная организация правого и левого и как она меняется при вращении и движении объектов. Подобные трудности можно определить при тщательном исследовании умозрительного вращения – способности вообразить, как будет выглядеть предмет, если при повороте окажется в новом положении. Может ли такой недостаток в визуализации отличий левого и правого объяснить другие симптомы при синдроме Герстмана? Возможно. Неспособность писать, вероятно, объясняется проще всего, поскольку письмо очевидно связано с движением в определенном направлении (слева направо в английском). А потому смешение правого и левого самым серьезным образом скажется на способности писать.

Проблемы со счетом и арифметическими действиями объяснить сложнее, если не увидеть тесную связь между счетом и разграничением левого и правого. Если взять обычные арабские цифры, то самые левые обозначают большие числа, сотни и тысячи, а самые правые – меньшие, десятки и единицы. Смешение левого и правого вполне может повлиять на способность считать в уме. Левое и правое также присутствуют в «числовых формах», ментальных картах чисел, которые впервые описал в XIX веке сэр Фрэнсис Гальтон (Голтон). Почти каждый седьмой человек утверждает, что представляет числа в виде образов, которые могут быть достаточно сложными, как на рис. 4.7, хотя меньшие числа часто выстраиваются в прямую линию, направленную слева направо. Образ числа на рис. 4.7 особенно интересен, потому что у пациента была повреждена угловая извилина в левой теменной области – именно той, с которой связан синдром Герстмана – и образ числа после этого пропал.

Рис. 4.7. Образ числа

Еще одна математическая трудность соотносится с пальцевой агнозией – последней составляющей синдрома. Возможно, тот факт, что сначала мы учимся считать свои пальцы (и поэтому применяем десятичную систему счисления, по их количеству), вовсе не случаен. В английском языке и сами пальцы определяются по счету – первый палец, второй палец и так далее – и любая задача со счетом связывается с этим. Кроме того, способ, которым мы определяем наши пальцы, меняется вместе с положением рук: когда ладони обращены вниз, большие пальцы оказываются в середине, и мы отсчитываем пальцы от центра, тогда четвертый палец (мизинец) оказывается с краю; поверните руки ладонями вверх, и большие пальцы окажутся с краю, и подсчет пальцев пойдет от края к центру. Направление меняется по мере вращения – и именно способность это распознавать нарушается при синдроме Герстмана[121].

При синдроме Герстмана затруднения связаны со знанием о левом и правом. У некоторых пациентов возникает почти противоположное затруднение – они не могут отличить предмет от его зеркального образа. Ар Джей – 61-летний мужчина, перенесший инсульт в правой и в левой теменных долях. В ходе одного из экспериментов ему показывали рисунок и его зеркальное отражение, а экспериментатор продемонстрировал невозможность наложения одного рисунка на другой, иными словами, показал, что они как-то отличаются физически. Несмотря на это, Ар Джей сказал: «Из ваших действий я понимаю, что они должны отличаться… Но когда я смотрю сначала на один, а потом на другой, то для меня они выглядят одинаково». Ар Джей даже не мог указать отличную от других фигуру на рисунке (рис. 4.8), где две фигуры обращены в одну сторону, а третья – в противоположную. Проблема Ар Джея была не в плохом зрении или невнимательности к деталям – если все три медведя смотрели в одну сторону, но один чуть отличался от других, как на рис. 4.9, он без труда замечал это.

Небольшое изменение головы медведя на рис. 4.9 значило, что для Ар Джея этот медведь теперь был отличающимся, а не «таким же». В этом он прав лишь отчасти. В некотором смысле, медведи на рис. 4.8 действительно одинаковы. Слева ли смотреть на медведя или справа – это все тот же медведь, и часть зрительной системы Ар Джея знает это. Однако знание о том, что объект остается тем же самым, если смотреть на него с разных сторон, и знание о том, что при этом объект выглядит по-разному, – это отдельные процессы. Ар Джей знает первое, но