Центурион Траяна - Александр Старшинов

Что ж, вино – доброе дело, коли не опиваться им, а потреблять в меру. Вон римляне столетиями пьют свой фалерн, он им только на пользу. Впрочем, стоит ли сажать или вырубать лозу – сейчас это меньше всего занимало Децебала.

– В прошлом году Траян дошел только-только до Стрея, – продолжил царь. – Думаю, этим летом попробует пройти через Алуту. Я отправлю весной верных людей стеречь перевалы, Бут. Стеречь так, как еще никто не стерег ни женщин, ни добычу. Через Боуты римлянам напрямую не пройти – будут искать обходные тропы.

– Отправь меня, – предложил Бут. – Мою жену стеречь не надобно! Она сама кого хочешь устережет.

– Ты мне нужен здесь, – отрезал Децебал. – На Боуты я Герзала поставлю. Герзал справится.

– Уж больно дерзок Герзал и к людям подхода не знает, – заметил Бут. – Под суконной шапкой мозгов-то маловато.

– Главное, чтобы не побежал, стоял как скала. А Герзал не побежит – я уверен.

Бут поднял серебряный кубок тонкий чеканки – на узоре горный орел нес в когтях огромную рыбину. Кубок был старинный, Буту достался от отца, а тому от деда или прадеда…

– Римляне – как эти глупые рыбины в реке, – засмеялся Бут. – Разве мы с тобой, царь, не перебили легионеров Корнелия Фуска на перевале? Разве мы не захватили серебряный орел легиона, который римские воины ценят дороже жизни? Римляне всегда ходят дорогами в долинах вдоль рек, вечно тащатся по низинам. В долине один орел может схватить десять рыбин.

– Римляне – трусы, – хохотнул подле царя Везина.

– Ты – молчи! – окоротил его Децебал. – Или забыл Тапае?

Везина зыркнул зверем, беззвучно шевельнул губами и вцепился зубами в жареную оленину.

Да уж, в первой битве при Тапае Везина сумел «отличиться». В те дни считался он самым близким человеком Децебала. Но той осенью, когда наместник Теттий Юлиан явился в горы Дакии мстить за Фуска, и Децебал его встретил у входа в долину реки Бистры, Везине не повезло. Он очутился в самой гуще сражения и, чуя, что не может уйти из битвы живым, рухнул на землю и притворился мертвым. Так пролежал он среди убитых весь день, а ночью поднялся и ушел в горы. Римляне считали, что победили в той битве, но Децебал отлично знал, что именно фальксы даков выпустили столь много крови, что римляне не смогли продвинуться дальше и потащились назад, как побитые псы, унося своих раненых вместо добычи.

– Каковы вести из долины? – спросил Децебал. – Много ли собралось ополчения в Аргедаве?

– Гонец был два дня назад, – не слишком охотно отозвался Бут. – Слышал – меньше тысячи пришло.

Децебал грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнули кубки.

– Безумцы!

То, что ему казалось очевидным – что все племена, живущие в этих землях, – родные братья, ветви огромного дерева, растущего из одного корня, должны вместе обороняться от Рима, многие царьки и вожди в долинах воспринимали как посягательство на их власть. Этой зимой может все решиться, если Замолксис выполнит просьбу и скует морозом Данубий. Но людская глупость способна все испортить, и даже божественный дар свести на нет. Об этом Децебал помнил всегда.

* * *

В горах уже шел снег, когда Децебал выехал из Тилиски. Снег сменялся холодным дождем, налетал пронзительный ветер, вышибавший невольные слезы. В Боутах подтвердились худшие опасения: в селении близ перевала вообще не было войск – лишь свои, местные, стояли в дозоре на смотровой башне. Остальные были заняты обычными делами – готовились к зиме.

В мрачном настроении выехал на другой день Децебал в дорогу. Ехал дакийский царь тем же путем, которым когда-то шел Корнелий Фуск. Только римский полководец поднимался в горы, а Децебал спускался в долину.

Алута взрезает горные массивы водным кинжалом, и Боуты – единственное место, где можно пройти дорогой вдоль реки, а не скакать козами по горным хребтам. Узкая тропа вдоль реки – чуть ли не пять миль длиной. Пройти можно лишь по одному берегу, а именно – по западному, и лишь с разрешения того, кто стережет перевал. Несколько смотровых башен были поставлены здесь лишь для караульщиков, да еще имелась маленькая крепость из дерева – сам перевал служил необорной твердыней, ловушкой, в которую уже один раз попались враги. Много лет назад армия Корнелия Фуска ступила на перевал. Растянувшись вдоль Алуты, легионеры добровольно шагали на заклание. Шли дожди, налетал ветер, римляне так торопились, что не обратили внимания на то, как близко подступают к дороге крутобокие холмы, как бурлив текущий по правую руку поток и как врезаются прямо в реку отвесные склоны на противоположном берегу. Когда увидели они впереди завал из деревьев, а с высоты скал полетели камни и стрелы, когда обезумевшие от ужаса воины стали кидаться в реку и тонуть в тяжелых лориках, а другие – безнадежно штурмовать отвесные склоны, откуда им на голову сыпались камни, наверное, в тот миг пожалел Корнелий Фуск о своем безрассудстве.

– Везина, – обратился Децебал к старому товарищу. – Найди-ка мне какой-нибудь римский череп на удачу.

Везина соскочил с коня и тут же скрылся в лесу. Вскоре вернулся, неся белый череп с черной пробоиной от стрелы в переносице. Меткие стрелки у Децебала.

– Чтобы удержать перевал, надобно десять тысяч, не меньше… – Децебал размышлял вслух, оглядывая склоны и узкую дорогу.

– Десять тысяч? Зачем так много? – подивился Везина.

Но Децебал на его вопрос не ответил, швырнул череп в воду и тронул коня.

* * *

Миновав Боуты, царь вернулся из зимнего края в багряную осень – в долине Алуты было еще тепло, умиротворенно и тихо. Поля лежали либо распаханные, черные, отдыхающие после летних трудов, либо весело зеленели дружно поднявшимися озимыми. Со склонов гор пастухи сгоняли назад в овчарни нагулявшие за лето жирок стада, курились повсюду костры углежогов, стучали молоты кузнецов в кузнях, нигде не было ни намека на тревогу или грядущую войну – жителям этих мест как будто и невдомек было, что на западных дакийских землях уже бушевала война.

Завидев скачущий по дороге отряд и впереди всадника с волкоголовым драконом,[73] крестьяне останавливались, глядели выжидательно. Кое-кто кланялся, но не низко – не на восточный манер, а лишь слегка кивая, признавая в едущих власть. Многие узнавали немолодого бородатого человека в окружении спутников (все они были в войлочных шапках, с закругленным гребнем на макушке, какие положены только знатным). С перевала в долину спускался сам Децебал, сын Скориллона.

Уже к вечеру, в очередной раз завидев человек десять крестьян в льняных рубахах, а некоторых и полуголых, упревших от работы, Децебал неожиданно остановил коня.