День учителя - Александр Изотчин

— Поехали ко мне. Я квартиру снимаю, у меня свободно.

Андрей предложил это как само собой разумеющееся.

— Что же ты раньше молчал, я бы к тебе уже несколько дней как могла переехать.

— А твоя мама не будет о тебе беспокоиться?

— Не будет. Я ей позвоню. Маме, чем меньше я дома сижу, тем лучше. У нее своя личная жизнь есть.

Мать девушки «залетела» в шестнадцать лет и сразу же вышла замуж за отца Вики, поэтому Ильиной-старшей, которую, кстати, Андрей так никогда и не увидел, было не более тридцати семи. «Старуха, конечно, — оценила свою мать Вика, — но тоже не прочь потрахаться». Опасения, что Нина Ивановна может нагрянуть с дачи, у Андрея все-таки были, но он старался об этом не думать. На этот раз молодой человек накупил столько презервативов, что вызвал у Вики смех: «Сумеешь освоить за ночь? Силенок-то хватит?» Ночь прошла волшебно. На другой день Вика оставила его вместо себя на Арбате, где Андрей уже вполне освоился, а сама съездила на «Домодедовскую» и забрала кое-какие необходимые вещи, в том числе замечательный шелковый халатик с райскими птицами на спине. Они зажили на Волгоградском проспекте по-семейному. Вместе ездили на Арбат, жили на деньги, которые зарабатывала Виктория, она же готовила поесть и устраивала Мирошкину ночные секс-марафоны. Так прошли две недели. Периодически Андрей звонил родителям и объяснял, что работа в библиотеке затянула его настолько, что вырваться из Москвы в Заболотск он никак не может. Родители слушали его вранье напряженно. Андрей понимал, что объясняться с ними еще придется, но ничего поделать не мог — выставить Викторию из квартиры не представлялось возможным, оставить ее там жить одну — тем более. Все это нервировало Андрея, и он вздохнул с облегчением, когда Ильина-мать наконец умотала в очередной челночный тур, а Виктория съехала к себе на «Домодедовскую».

Андрей не ждал от разговора с родителями ничего хорошего, однако все обошлось на удивление просто. Отец сел с ним рядом и спросил: «Как ее зовут?» Андрей покраснел и ответил: «Вика». Иван Николаевич улыбнулся: «Поцеловать-то хоть себя разрешила, или так — две недели проговорили?» Андрей покраснел еще больше и так же тихо ответил: «Разрешила». На этом разговор прекратился. Судя по всему, родители остались вполне удовлетворены данными им объяснениями. Но пожить на даче хотя бы неделю Андрею все равно пришлось. Вечером он позвонил Вике и сказал, что увидеться они смогут только через неделю. Девушка приняла это известие совершенно спокойно. На той стороне трубки гремела музыка и слышались нетрезвые голоса, среди которых выделялся голос Костика.

— Что там у тебя? — спросил Андрей.

— А это мы с арбатскими ребятами сейшен устроили. Ты всех знаешь — Костик, Света и Валера.

— Какой Валера?

— Ну, ты даешь! Он же значками рядом торгует.

Они попрощались. Андрею вспомнился тот, первый, вечер в квартире Ильиных, и ему очень не понравилось, что этот Валера как бы занял его место. «Ну, не совсем же она бл…ь, — думал он, — ведь может дотерпеть?» А внутренний голос отвечал: «Совсем, совсем, неужели ты до сих пор не понял?» Вспомнилось, как однажды он спросил Вику, любила ли она когда-нибудь по-настоящему. «Когда-то давно, в раннем детстве, — засмеялась она, — даже толком и не помню сейчас. Я ведь девственность еще в школе потеряла… Но вот что точно могу тебе сказать — это то, что ни по одному мужику я не убивалась и с ума не сходила. Даже если кому-то и удавалось меня зацепить, у меня есть прекрасное средство, как избавиться от этой дури. Я сразу представляю себе понравившегося мне мужика срущим на унитазе. Помогает радикально. Аты чего вдруг начал интересоваться? Неужели влюбился? Не стоит глупостями заниматься. За таких, как ты, такие, как я, выходят замуж, предварительно натрахавшись и нагулявшись вволю. А я пока еще не нагулялась. Да и ты еще ранний, не дозрел». «Не нагулялась она, — раздраженно думал Андрей. — И чего я, действительно, распереживался?» Но все равно он страдал от неизвестности, ему не хотелось делить Вику с кем-нибудь еще, хотелось, чтобы она была верна ему, хотя бы до тех пор, пока они вместе. То, что происходило между ними, не было похоже на его отношения с Мешковской и Тенитиловой, они с Викой жили вместе, как муж и жена, девушка вела хозяйство. Но если бы Андрея попросили описать чувства, которые он испытывал к Вике, получилось бы слишком пошло и грязно и в конечном счете свелось к одной формуле: «Я с ней трахаюсь»…

Настрадавшись за эту неделю, Андрей отправился в Москву выяснять отношения. Всю ночь накануне поездки он не спал. Родители его ни о чем не спрашивали, в своих фантазиях они рисовали себе совершенно непохожий на Вику образ девушки сына, иначе виделись им и отношения между молодыми людьми. Андрей сразу явился на Арбат, Вика сидела с платками на прежнем месте и беседовала с Валерой, который стоял у ее лотка. Увидев Андрея, он подал ему руку и вернулся к своим значкам. Вика встретила Андрея спокойно и даже не спросила, как в прошлый раз, куда он пропал. Все это очень не понравилось Мирошкину, им овладело какое-то злое настроение. Подошел Костик и сказал, что «крыша» сегодня отмечает большое событие: «Кабан купил себе «Жигули». Костика «с девчонками» пригласили отметить. Хмуро посмотрев на Андрея, Костя сказал, что он тоже может пойти. Шмотки с лотков собрали и упаковали в сумки, оставив их под охраной Валеры, которого, видно, не связывали с Кабаном дружеские отношения. Празднование происходило в открытом кафе, где собралась пестрая компания из арбатских торговцев, художников, «лохотронщиков» и «крышевавших» их бандитов. Кабан — коротко стриженный качок в спортивном костюме, несколько раз за вечер гордо поднимал над головой ключи от машины. Водка лилась рекой — праздник оплачивали торговцы, вынужденные дружить с Кабаном. Вика и Света сидели между Костиком и Андреем, хотя ни тот ни другой вряд ли бы решились защищать их от бандитов, пожелай те поближе познакомиться с «девчонками». Разговоры велись об одном и том же: сколько заработали и тут же пропили. Слышались уже знакомые Андрею слова: «спецы», «горбы» и т. д. Все было, в общем, вполне пристойно, если не считать одного неприятного для ребят момента, который случился, когда сидевший рядом с Костиком бандит начал рассказывать, как «на зоне опущенным вставляют доминошку в рот и выбивают передние зубы, чтобы не мешали». Узнав об этом интересном факте, уже подвыпившая Виктория непроизвольно, но весьма громко проговорила: «Странно, а мне зубы не мешают». Кругом все засмеялись, а Кабан, за секунду до этого демонстрировавший своему соседу замечательные свойства «телескопической дубинки», воззрился на Вику и весь остаток вечера уже не сводил с нее глаз. Андрей разговорился с сидевшим рядом огромным бородатым художником, много пившим и изъяснявшимся высоким стилем литературы XIX века. Поддавшимся его обаянию Мирошкиным вдруг овладели какие-то гусарские настроения, они начали пить вровень — «по полной». Остаток вечера прошел в тумане. Не выспавшегося и голодного студента-историка безобразно развезло. Последнее, что он ясно видел, — был бомж Адидас, который подошел к столам пирующих. Кабан обрадовался ему как родному: «О! Дед, давай мою любимую!» И протянул бродяге десять долларов. Тот, судя по всему, уже изрядно выпивший, вынул из кармана солидную пачку рублей и валюты и потряс ею перед носом бандита, отказавшись взять протянутые деньги. Кабан нисколько не обиделся и предложил старику выпить с ними, чтобы «залить обиду». Адидас согласился, выпил полный пластиковый стаканчик водки и исполнил желание хозяина праздника — запел «любимую». То была какая-то итальянская ария. Закончив петь, старик заплакал, а затем повернулся и ушел, зло стуча палкой по мостовой. Этого Андрей уже не увидел — во время исполнения классики он уронил голову на стол и уснул…

Проснулся Мирошкин утром с жуткой головной болью. Он нашел себя лежащим в пустой ванне и полностью одетым. Судя по осыпавшейся плитке и ползающим по ней насекомым, он был дома у Виктории. Сознание сохранило какие-то обрывки конца вчерашнего вечера. Тогда его кто-то тряс, даже бил по щекам. Потом мужской голос сказал: «Ну не бросать же его здесь. Давай тачку поймаем и отвезем к тебе. Только как его тащить до машины?» «Не надо меня тащить», — вдруг почувствовал в себе силы Мирошкин и встал. Бородатый художник и Костик повели его к выходу. Дальше они его поддерживали до тех пор, пока впереди не показался развал Валеры, которому Костик оставил свои баулы с платками и матрешками. Увидев Валеру, Андрей вдруг стал агрессивным и бросился на него с кулаками, но земля под ним закачалась, и ревнивец со всего маху упал на лоток со значками и прочей фалеристикой, обрушив его наземь вместе со всем содержимым. Лежа среди орденов и медалей, Андрей вновь уснул. Дальше он обнаружил себя на заднем сиденье автомобиля сидящим между Викой и Светой. Они куда-то ехали, и его лицо приятно обдувало ветром, врывавшимся в машину через открытые окна. Мирошкин вновь уснул, а дальше он слышал только голоса. Женский голос доказывал кому-то: «Не кладите его в комнату. Он мне диван заблюет, тащите в ванную». «Заблюю», — внятно подтвердил предположение Виктории Андрей и уснул до утра…