«Если», 1999 № 07 - Журнал «Если»

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ПЛЕНУМА ЦК ПАРТИИ НАЦИОНАЛ-ЛИНГВИСТОВ

Слушали:

доклад Е. Лукина по поводу фальсификации истории.

Постановили:

1. Вернуть слову «история» изначальный смысл («жуткая история», «веселенькая история» и пр.)

2. Рассматривать фольклор как достоверный источник исторических сведений. Считать отныне историческими лицами Илью Муромца, Ивана Сусанина, Василия Чапаева и др.

3. Исторические документы признавать подлинными лишь в том случае, когда заключенные в них сведения не наносят россиянам морального урона.

4. Принять меры против очернителей, именующих себя археологами.

Проза

Ив Мейнар

Близкий далекий космос

Когда в городе начинался дождь, Каспар широко разевал рот, чтобы капли увлажнили его мертвый язык. Запрокинув голову, уставившись на взбаламученные облака, он носился по улицам, ловил ливень ртом и ресницами.

Сбежав под горку по Боэр-стрит, он выбегал на Маар-сквер и болезненно — аж кости гудели — замедлял свой бег, и вскоре уже шествовал нормальным прогулочным шагом, но по-прежнему с запрокинутой до предела головой. Высматривая нужные ориентиры уголком глаза, он сворачивал влево. Прохожие косились на него, однако он не замечал их взглядов — Каспар давно привык, что вызывает недоумение.

Улица, отходившая от левой стороны Маар-сквер, была его самым любимым местом в городе. На ней, узкой и извилистой, теснились крохотные приемные городских исповедниц. Фасад каждой исповедальни представлял собой огромную витрину, где, храня верность древней традиции, сидели исповедницы в своей причудливой форме.

Когда сестра Каспара не была занята, она открывала дверь своей исповедальни, впускала мальчика и угощала крохотной чашечкой горячего шоколада. Каспар выпивал шоколад; сестра гладила его по голове и отсылала домой, пока не замерз.

Однажды, выходя на улицу, он чуть не попался под ноги какого-то грешника. То был мужчина, высокий, как двое нормальных людей, и толстый, как целых трое. Гладкое и круглое, как прожектор, лицо венчало его исполинское тело.

— Что такое, сестренка? На младенцев потянуло? — прогудел грешник странно-певучим басом.

— Он мой брат, а ты немедленно извинишься, если хочешь получить отпущение.

И Каспар впервые увидел свою сестру по-настоящему разгневанной. Он испугался, что грешник откажется извиняться — тогда ей нагорит от начальства. Но великан произнес:

— Простите, молодой господин. Я просто пошутил.

Кивнув в знак примирения, Каспар пошел прочь.

Оглянувшись через плечо, он увидел, как дверь захлопнулась и необъятная тень грешника испарилась с мостовой. Через миг стекло витрины сделалось матовым. Каспар задержался: ему стало любопытно. Спустя какое-то время из-за дверей донесся возглас. Затем — крики. Затем — рыдания. И Каспар убежал домой.

Его домом было одно из двухсот пятидесяти одинаковых, как близнецы, жилых зданий в городе. Дед, владевший им всю свою жизнь, отказывался хоть что-то менять во внешнем облике дома. Для деда Устав был превыше всего. Хотя он уже лет двадцать назад — да нет, еще раньше — ушел в отставку, он неукоснительно исполнял свой долг перед Флотом; а устав Флота гласил, что, невзирая на течение времени, все постройки Города должны сохраняться в первозданном виде. На деле люди кое-что слегка перестраивали, и городские цензоры закрывали на это глаза. Но дед был человеком принципов.

Интерьер тоже сильно походил на иллюстрацию к Уставу. Стандартная мебель, стандартная бытовая техника, сохраненная в почти первоначальном состоянии неустанными усилиями ремонтников. Человеку, вошедшему в дом Моэнов, начинало казаться, что время остановилось.

Единственным неуставным предметом была огромная картина, висевшая в гостиной над камином. Непосвященный зритель счел бы, что на ней изображена лесная поляна. Здесь, беседуя и смеясь, кучками стояли люди. Одна женщина, вытянув руки, ловила большой мяч. Тот, кто его кинул, остался в пространстве вне рамы. Слева сверкала металлическая стена обширного здания. Такой картины не было больше ни у кого в городе, и много лет она вызывала у Каспара опасливую тревогу, смешанную со странной гордостью.

Честно говоря, в их семье картина была семенем раздора. Отец Каспара возражал против ее присутствия — но не словами. Каспар — возможно, потому, что сам был лишен дара речи — без труда читал мысли и чувства отца по лицу.

Некоторое время сохранялся паритет противоборствующих сторон — пока в жизни семьи не появился Карл. Карл, поклонник Фликки, сватался к ней по всем правилам. Он казался завидной партией: специальная лицензия закрепляла за ним право обзавестись потомством в течение ближайших десяти лет. Человек он был добрый и мягкий. Фликка задирала перед ним нос, но Каспар чувствовал, что к Карлу она неравнодушна.

Однако, когда Карл наконец-то удостоился приглашения на ужин в семейном кругу, он увидел картину и опрометчиво решил сделать ее темой «светской беседы».

— Герр Моэн, вашу гостиную украшает великолепное произведение искусства.

Дед поднял глаза от тарелки с супом и сухо проговорил:

— Это не произведение искусства.

Не понимаю, — удивился Карл. А Фликка тем временем беспрестанно произносила: «Заткнись, заткнись, пожалуйста» — глазами и подбородком.

— Это прямая видеотрансляция с корабля, — пояснил отец Каспара. — Беспрерывная. Стоит больших денег.

— Денег, которые я плачу из своего кармана, — заявил дед.

— Прямая трансляция? Но изображение совершенно неподвижно.

— Они движутся практически под прямым углом к временной оси, — пояснил отец Каспара. — Сейчас наш год равен их секунде, и это еще не максимум. По нашему времени они провели в пути уже более тридцати лет. Экспедиция за пределы Галактики. Видите ли, на этом корабле летит жена моего отца. Вот она — ловит мяч. Если подождете еще с годик, увидите, как он коснется ее пальцев. Любопытно, верно?

— Изволь закрыть свой рот, Дит, — процедил дед. Когда-то он служил в отделе Безопасности, и в его голосе по-прежнему звучали профессиональные командные нотки.

Но отец Каспара взбунтовался против деда давным-давно, когда предпочел работу в отделе Ремонта. И он ответил:

— Нет, не закрою. Эта дура, твоя жена, для тебя умерла. Все равно что утонула в Северном море.

Дед вскочил со своего стула, топорща седые усы. Он выглядел бы комично, если б каждая жилка его тела не тряслась от гнева. Отец Каспара, в свою очередь, тоже вскочил, швырнул свою тарелку с супом в угол, где та разбилась, забрызгав горячей жидкостью стены, и, держась неестественно прямо, вышел из комнаты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});