Свободная любовь. Очарование греха - Якоб Вассерман

— Это чересчур длинный роман, и в нем нет поэзии, — говорила она, — нет увлекательной завязки, а я люблю все романтическое, так как у меня самой романтическая натура.

Рената охотно прекратила бы знакомство с этой женщиной, но не решалась: она боялась сплетен. Ей казалось, что все на свете можно вынести, только не враждебные лица и косые взгляды. И она заставляла себя быть любезной и предупредительной даже более, чем это было необходимо.

Выходя на улицу, Рената закрывала лицо густой вуалью, как будто могла таким образом защититься от грязных сплетен. Она любила гулять в сумерках, и часто доходила до улицы Принца-Регента. Там жили Терке, и ее инстинктивно влекло туда, особенно после того, как Вандерер рассказал ей, что встретил баронессу и та пригласила его на чашку чая. Рената с горечью сознавала, что мотивом этого приглашения было любопытство, но все-таки уговаривала Вандерера принять приглашение. Ей казалось, что она где-то далеко видит ворота того мира, к которому когда-то принадлежала и из которого бежала. Девушка гордо старалась прогнать эти мысли, но они снова возвращались. Раньше она едва различала эти ворота вдали, во мраке, и была к ним равнодушна. И вот Вандерер пошел к Терке; не открывалась ли этим дорога к ним? Сердце Ренаты было чувствительно не столько к ее собственным переживаниям, но в большей степени к судьбам других людей, в которых ей чудилось что-то пророческое. Она вспомнила, как недавно встретила Эльвину с одним молодым человеком, по фамилии Давиль, которого немного знала. Девушка, весело улыбаясь, подошла к ней, свежая, красивая, влюбленная. Рената холодно посмотрела на нее, отвернулась и пошла далее. Она не видела слез, наполнивших глаза Эльвины, не видела, что молодая девушка продолжала стоять, пока Рената не скрылась из вида. Рената, собственно, не чувствовала к ней вражды и сама не знала, как это вышло. То, что Анзельм целовал эти улыбавшиеся ей теперь губы, было для нее почти безразлично. Ею руководило как бы чувство самосохранения. Она сознавала, что в душе Эльвина ей ближе, гораздо ближе, чем она сама того желала, и во что бы то ни стало хотела избежать сближения с нею в реальной жизни. Рената бессознательно чувствовала, что для одинокого несчастливца еще есть надежда, для человека же, смешавшегося с толпой товарищей по несчастию — все кончено.

В то время как она шла, поглощенная своими мыслями, она увидела Гудштикера. Он уже издали поклонился ей, и Рената приветливо ответила на его поклон. Он остановился и заговорил с нею, пристально глядя на нее, так пристально, что Рената покраснела.

— Я читала вашу последнюю книгу, — сказала она с почти благодарным взглядом.

Он пожал плечами, как бы придавая мало значения тому, читают ли его книги или нет.

— Она очень интересна, — застенчиво прибавила Рената.

Гудштикер опять пристально посмотрел на нее и сказал:

— Эта история типична. Впрочем, конец скомкан и, возможно, нелогичен. Мне не следовало говорить последнего слова. Я получаю каждый день письма от женщин, которые желают знать, какую мысль хотел я провести. Это очень скучно. Моя книга вовсе не для женщин, а для мужчин. Если женщина начинает задумываться о подобных вещах, значит, дела ее плохи. Женщина похожа на музыкальный инструмент: сама по себе она ничто. Есть, конечно, популярные инструменты-шарманки, аристоны и прочие, на которых может играть каждый. Но для инструмента, имеющего индивидуальность, необходим искусный виртуоз. Женский вопрос — бессмыслица. Его задают, но на него нет ответа.

Помолчав немного, чтобы дать своей спутнице проникнуться глубиной его мыслей, Гудштикер продолжал:

— Только что у Терке был разговор именно на эту тему.

— Вы были у Терке?

— Да, и встретил там господина Вандерера. Скромный, симпатичный молодой человек. Между прочим, он любит хвастаться вами.

— Мною?

— Ну, чего же вы испугались? У него это выходит очень безобидно. Он ведь довольно молчалив. Я не люблю болтунов.

— Скажите, господин Гудштикер…

— Что вам сказать, фрейлейн?

— Мне бы очень хотелось прочесть ваши другие книги, скажите мне их названия.

— Если вы интересуетесь, я пришлю вам их. Пожалуйста, не благодарите; я сделал бы это не для всякого.

Может быть, вы напишете мне потом несколько строк о том впечатлении, которое они на вас произведут.

— С удовольствием.

— А теперь до свиданья, дорогая фрейлейн!

— До свиданья, господин Гудштикер.

Он свернул к университету, а Рената быстро зашагала домой, где ее с нетерпением ожидал Анзельм.

7

Анзельм подробно рассказал ей о своем посещении Терке. Там был Гудштикер и несколько имеющих отношение к литературе дам. Разговор зашел о современной женщине, и он, Анзельм, сказал, что женщин можно сравнить с музыкальными инструментами; некоторые, как, например, шарманки, играют сами собой, большинство же требует умелого человека, который бы на них играл. По этому поводу с ним горячо спорили.

Рената была изумлена. Она улыбнулась, но этой улыбкой хотела только скрыть поднявшееся в ней презрение к Анзельму. Зачем ему понадобилась эта ложь? Ведь это не он, а Гудштикер сравнивал женщин с музыкальными инструментами. Когда Анзельм хотел поцеловать ее, она отстранилась под предлогом, что у нее болит голова.

— Знаешь, Рената, — сказал он, — нам непременно надо уехать отсюда. Ты страшно изменилась с недавнего времени.

— На какие же деньги ты собираешься ехать? — с досадой возразила Рената.

— Уж я добуду, — мрачно ответил он. — Это необходимо. Мне кажется, что где-нибудь в другом месте я снова обрел бы тебя, но только не здесь. Ведь ты тоже стремишься уехать, правда?

Рената промолчала.

На следующий день Гудштикер прислал книги. Анзельма целый день не было дома; он пришел только вечером, расстроенный, и тотчас же опять ушел; через час возвратился и выглядел рассеянным, молчаливым и раздражительным. Рената была так поглощена чтением, что едва замечала его. Вероятно, Вандерер проигрался в карты, подумала она, но упорно не спрашивала его ни о чем. Рената читала до поздней ночи и, засыпая, все еще слышала, как Анзельм беспокойно ходил взад и вперед по соседней комнате. Когда девушка проснулась утром, он уже ушел.

После обеда Рената вышла прогуляться. Солнце заходило; воздух, земля, небо, все предметы носили грязновато-лиловый оттенок.

Свернув за угол возле королевского театра, она увидела шагах в десяти от себя графиню Терке и Адель. У нее так сжалось сердце, что она едва могла двигаться дальше. Рената видела каждую складку, каждую черту, каждую мысль на их лицах, которые равнодушно отвернулись от нее, обратив все свое внимание на часовых у портала.