Некромагичка для мажора (СИ) - Даллас Ирэн

Выражение лица Брони, наверное, сейчас было весьма красноречивым. И, очевидно, ожидаемым. По крайней мере, слечна Штернберк не выглядела удивлённой или смущённой. Или хоть чуточку взволнованной.

— В то же самое время, коэффициенты кости и золота положительные. То есть, выше единицы. Грамотное сочетание положительных слоёв, в итоге, даёт пропорциональный длине вашей палочки, жезла, трости подъём силы, что, в итоге и позволяет создать тот самый, злополучный шар.

Охочий для внимания профессор демонстративно возжёг волшебной палочкой вполне себе пухлый, размером с баскетбольный мяч, шар пламени. Правда, на третьекурсников это не оказывало заметного впечатления. Точно такую же демонстрацию в исполнении того же самого профессора все они видели ещё на первом курсе. Даже тема была схожая, просто рассматривалась поверхностно, без углубления.

— Длина оружия долгое время была определяющей для некромагов. Так что, пожалуй, неудивительно, что классическая корсиканская магическая школа, предлагающая полагаться только на внутренние резервы, а не на внешние, в качестве традиционного оружия предпочитает шёлковые боевые поводки в несколько метров длиной, шитые золотом. На расстоянии трёх метров волшебная палочка и поводок дадут эффект, равный по силе.

Попаданка поджала губы и проскролила таблицу до дерева. Точнее, до разных сортов древисины. Дуб, ясень, кедр, ель… все они были непригодны на роль волшебной палочки. Огромный входной коэффициент и ничтожный выходной. И именно выходной коэффициент ставил крест на идее. Магическая сила, попадая в древесную среду, начнёт преумножаться с каждым пройденным сантиметром, но весь прирост будет сведён на “нет” при выходе. Чтобы затея имела минимальный смысл, деревянная палочка должна быть размером с бревно. Неудивительно, что друиды-дендромаги проиграли некромагам: двухметровый посох проигрывал по итоговому чистому выхлопу даже двадцатисантиметровой кости.

Зато вскрылось, что всё это время Броня зря наговаривала на рипсалис. При правильной организации кормёжки хватит и мух. Старые расчёты велись на основании формул для второго курса, не учитывающих коэффициенты магопроводимости: зачем забивать головы второкурсников вопросами анимации домашних цветов, когда им надо заставить двигаться труп крысы? А для перехода “плоть-плоть” коэффициент всегда “единица”, вот его и сократили.

Ну, и то хлеб. Будет, чем заняться в рамках исследования дендромагии.

— Не могу согласиться, слечна Штернберк, — опустошённо вздохнула синеглазая некромагичка. — В моём случае это будет уже не интрижка, а, фактически, адюльтер. Потому как у меня уже есть интрижка.

— И кто она? — хитро прищурилась красотка, очевидно, уже успевшая уловить свежую сплетню об увлечениях синеглазки.

— Я не знаю, с какой целью вы интересуетесь и не верю в праздное любопытство, слечна Штернберк, — Броня опустила подбородок на сложенные на парте руки. — Ваш вопрос, в любом случае, выходит за грань комфортных для меня деловых отношений.

Глава 5. Вечна забава

1.

Броня не любила попрошаек. Было что-то крайне мерзкое во взрослых, способных работать, людях, пытающихся наварить денег на чужих жалости и милосердии. И ведь чаще всего они вымаливают подаяния отнюдь не у богачей. У бедняков. У тех, кто сам всего в паре шагов от паперти, но цепляется за человеческий облик, будучи зажатым между тяжёлой неблагодарной работой и режимом жёсткой экономии.

Богачи предпочитают отгородиться от таких попрошаек и даже подают через специализированные фонды, а не из рук в руки. Лишь бы избежать встречи лицом к лицу. Быть может, им стоило бы спуститься вниз и взглянуть лично, на чьи нужды идут их деньги. На нужды людей, от которых отчётливо пахнет алкоголем уже в полдень. И это в мире, где бутылка пива эквивалентна по цене двум-трём пачкам макарон. На нужды людей, которые не уважают окружающих и никогда не уберут за собой мусор. На нужды людей, которые сами делают всё, чтобы лишиться человеческого облика. На нужды людей, отсутствующих в системе, а потому, способных после любого убийства или изнасилования без особых проблем тихонько переползти в другой район или город. Без регистрации и СМС.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хотску Броня уже очистила от всей этой человеческой грязи. Ей было плевать на любые упрёки и обвинения в жестокости. А разве не жестоко заставлять молодых девушек бояться проспиртованной грязной человекоподобной гориллы? Разве не жестоко сводить на “нет” усилия дворников и уборщиц? Разве не жестоко считать, что те, кто работают, должны хоть что-то тем, кто работать не желает?

Правда, всё это не касалось стариков и уличных артистов. Первые уже не могут трудиться, а вторые трудятся, пусть даже продают свой низкокачественный труд посредством навязчивого маркетинга. Ни те, ни другие, по сути, не могут быть опасны для общества. Они, конечно, портят вид, но не вгоняют ареал обитания в ловушку “принципа разбитых окон”, когда демонстрация систематического несоблюдения порядка срывает тормоза наблюдающим данное явление.

Так что, уличному музыканту, в метре от которого стояла принарядившаяся к свиданию попаданка, абсолютно ничего не угрожало. Патлатый молодчик умеренно-неформального вида, уютно устроившийся на низеньком складном табурете, с гитарой руках, мог целиком и полностью сосредоточиться на музыке.

Я не хочу умирать, я не хочу умирать,

Я не хочу умирать, так что тебе придется.

Я не хочу умирать, я не хочу умирать, нет,

Я не хочу умирать, так что тебе придется.

Исполнение было далеко от идеала. “Бодры” следует говорить бодрее, а “веселы” — веселее. Даже такому бездуховному технарю, как Броня, были известны столь простые правила. Для человека, который, вроде как, поёт о необходимости убить другого, чтобы не умереть самому, исполнитель казался уж слишком расслабленным.

— Хихик, приятно видеть тебя в чём-то, кроме твоей униформы, — и вновь Илега появилась “откуда ни возьмись”.

Весёлая и непринуждённая, она тут же, не стесняясь, обхватила плечо некромагички обеими руками, да ещё и подбородочек сверху положила. И ведь умудрилась как-то, будучи, по факту, ниже.

— Я часто ношу что-то, кроме униформы, — возразила, для порядка, синеглазка.

Впрочем, была разница между привычным “что-то, кроме униформы” и текущим нарядом. Как минимум, потому что обычно Броня избегала “мини”, если речь шла о платьях и юбках. Однако, как уже можно было догадаться, сегодня слечна Глашек имела неосторожность упомянуть при матери цель своего вечернего променада. И если в мире и был кто-то более упёртый, чем синеглазая попаданка, так это её форгерийская мать. Проще смириться и напялить на себя короткое кремовое платье-футляр, чем объяснять Глашек-старшей, что она в очередной раз всё неправильно поняла.

Тем более, что выглядело одеяние, действительно, отпадно. Тут поспорить не получалось.

— Вот как? — ответила Илега. — Ещё частичка информации о тебе… как и твои музыкальные вкусы.

Острый хитрый взгляд васильковых глаз с интересом следил за монеткой, перебирающей струны. Обе девушки на время замерли, вслушиваясь в куплет, разительно отличающийся от лиричного припева. Каждая строчка даже не столько пелась, сколько отрывисто проговаривалась, вбрасываемая в окружающий мир, словно бы через усилие.

Я заглядываю в себя

И пытаюсь найти кого-то другого,

Кого-то, кто готов умереть,

Готов смотреть, как ты зовешь на помощь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я знаю, кто-то прольет кровь,

Не ты, так я сделаю это,

Никому не засыпать мою могилу,

Все просто: убей или будь убит.

— Уж прости, что отрываю… но тебе это действительно нравится? Оно ведь даже не в рифму, — шепнула lesis.

— Звучание знакомое… думаю, я слышала эту песню в старом мире, но на другом языке, — тихо ответила Броня. — Голливудские мертвецы. Кажется, это они её исполняли.