Убить нельзя научить - Ясмина Сапфир

Я нервно вздрогнула и обреченно обернулась — Вархар размашисто маршировал навстречу. По блеску во взгляде проректора становилось ясно — формы от него даже в мешке не утаишь.

— У меня очень насыщенный день, — деловито сообщила я Вархару, заходя в лифт. Он, конечно же, шагнул следом. — В девять утра заседание кафедры, а в двенадцать практика.

— И? — бровь проректора приподняла родинки в уже знакомом мне жесте.

— Очень бы хотелось подготовиться. Морально и физически, — как можно тверже отчеканила я.

— Ах, э-это! — проректор деланно всплеснул руками и хохотнул. — Да я тебя так подготовлю, что твои преподы будут ползать на корточках и приносить апорт в зубах.

В чем в чем, а в этом, после сегодняшнего утра, я не сомневалась ни секунды.

Без единого слова, звука, предупреждения Вархар вырвал у меня из рук документы. Все-таки в его опеке были и плюсы тоже — руки устали так, что слегка подрагивали. Не самый выгодный вид для знакомства с подчиненными.

7

Даже с кипой бумаг в руках, Вархар изловчился несколько раз защупать меня по дороге на кафедру.

Я еще долго недоумевала — как ему это удалось.

Вроде бы и руки проректора были заняты документами, и возможностей для маневра у него почти не оставалось — кипа то и дело норовила рассыпаться. Но виртуозный Вархар трижды ухватил меня за талию, дважды «задел» грудь, и четырежды погладил по бедру. Но кто считает?

Я испытала почти катарсис, когда юркнула в рабочее кресло, и нас с проректором разделили полтора метра стола.

Рано же я радовалась!

Без приглашения, Вархар развалился на стуле напротив. Небрежно плюхнул стопку бумаг на край стола, и без усилий перегнулся через него. Между нашими лицами осталось не больше ладони. В отчаянии я слишком сильно толкнулась ногами. Кресло резво отъехало и с тупым звуком врезалось в стену. Меня слегка встряхнуло, словно невидимые силы приводили в чувство. Эх! Если бы не стена, я отъехала бы и дальше, ведь знала насколько длинные и беспардонные у проректора руки. Но здание решительно выступило на стороне Вархара. Наверное, опасалось ужасной участи крепостей, что проректор брал штурмом в свои лихие варварские времена. Быстрее, чем осознала бесполезность собственного маневра, Вархар перегнулся через стол всем телом, и свел мои старания к минимуму.

Довольно ухмыльнулся, привстал и легким движением руки подтянул кресло завкафедры назад.

— Ты там поосторожней на креслах разъезжай, женщина! — как ни в чем ни бывало усмехнулся проректор, словно обучал ребенка ездить на велосипеде. — Еще ушибешься. Не машина ведь. Тормозов не предусмотрено. Короче, слушай.

Слова вставить не успела, на меня, как из рога изобилия, посыпались рекомендации Вархара.

И впервые за наше знакомство проректор сильно удивил, почти обескуражил.

Вместо вандала, бретера и бахвала в одном флаконе в моем кабинете оказался мудрый, немного усталый от придурей дикарей-подчиненных и студентов, начальник. Начальник, что за годы работы не возненавидел их, не отгородился за ширмой высокой должности, не заперся в кабинете, с облегчением отсылая всех к замам и помощникам. И научился относиться к академическим будням со здоровым юмором. Не без налета варварства, как же без него, но в рамках приличия. За одно это я зауважала Вархара по-настоящему.

Без подготовки хлебнуть академических будней куда губительней для здоровья, чем без подготовки хлебнуть медицинского спирта. Даже для непьющего человека, вроде меня.

Инструктировал Вархар с серьезным, немного хмурым лицом, привычно приподняв бровью три удивительные родинки. И даже когда шутил, ни разу не усмехнулся.

— Ольга, — проректор резко убрал локти со стола, и откинулся на спинку кресла, добродушно выделив мне хоть немного жизненного пространства. — Первое, что тебе нужно уяснить — местные сотрудники разгильдяи и лоботрясы. Все, как один. Студенты, конечно же, тоже. Но, к этому, предполагаю, ты, уже привыкла. Езенграс говорил — опыта преподского у тебя хоть отбавляй. И раз ты жива-здорова, в здравом уме и твердой памяти, значит, студентам не по зубам, — он подмигнул, и на мгновение из маски сурового начальника показалось нахально-самоуверенное лицо варвара. Но тут же скрылось вновь. — Так вот. Дисциплина нашим преподам нужна не просто суровая, но и жестко систематизированная. Иначе — крындец. Нет, правда, крындец. Тут один завкафедры месяц не требовал отчетов. Что началось! Преподы являлись на ползанятия. Посреди рабочего дня свинчивали в никому неизвестном направлении. Свинчивали с концами. На кафедру заявлялись к обеду и с невинным лицом шли в столовую. Утверждали, будто бы из-за страшного приступа амнезии позабывали все утренние дела.

Бедный Езенграс! Трое суток пахал во дворе корпуса. Так устал, ужас!

Преподов воспитывал. А им-то что? Всего-навсего отжимались сутки напролет. Дак и то некоторые умудрялись халтурить. Падали навзничь, делали вид, что с них семь потов сошло. Потеть каждый дурак может!

Езенграс не терялся. Хрясть их током! И лодыри снова в строю! Бодры, аж трясутся от жажды деятельности. А вот бедный ректор все глаза проглядел, всю энергию растратил.

Короче! Намучился с ними по самое не могу. Мораль! Пожалей старика и не доставляй ему таких мытарств.

Каждый день или два, это уж как тебе удобней, требуй отчета. Пусть докладывают все подряд. Как прошли лекции? Даже если без сбоев и катаклизмов. Что проделано за день? Даже если это только чтение лекций или практические занятия. Пусть отчитываются за каждый шаг. Во сколько явились на работу, с точностью до минуты. Когда бегали в буфет, сколько там провели времени. Во сколько ускакали домой, с точностью до секунды. Начнут распинаться про походы в туалет, притворно оживись, блесни глазами. Спроси — какой ширины струя? Не прерывается ли? Долго ли терпели? И очень громко так, желательно, чтобы слышали даже в коридоре, еще лучше, на ближайших этажах, добей коронным вопросом. А проверялись ли вы после военных компаний на венерические заболевания? Спрашивай менторски, дотошно. Изобрази на лице заинтересованность. Не забудь стрельнуть глазами на брюки и недвусмысленно кивнуть. Все! Ерничать прекратят раз и навсегда.

Уборщиц и электриков не трогай. Эти шустрят сами по себе. Чем реже их вызываешь, дрессируешь, требуешь отчета, тем чище и светлее на кафедре. И, что гораздо важнее, безопасней. То-о-олько швабры-тряпки и датчики фазы не удел, все, крындец. Кафедра становится похожа на адскую мусорку. Там темно, как в зад… как в аду и грязно как на помойке. В кромешной тьме кто-нибудь непременно со всего размаху поскользнется на банановой кожуре. Куда же без этой классики? Или по самое немогу вляпается в очередную лужу чего-нибудь липкого и неотмываемого. Когда включится свет, многие, конечно, поржут. Но занятия будут сорваны в хлам. Если навернется препод, или даже несколько, пиши пропало. Две-три пары внимания от студентов не жди. Будут гоготать, хоть по башкам бей, хоть колЫ сотнями лепи. На всякий случай, если такое все же случится, сразу говори, что позовешь доктора Мастгури. Или можешь, как бы невзначай, блеснуть знанием местной фауны. Назвать его Доктор Шок. Поверь, студенты поймут мгновенно. Я тебе о нем попозже расскажу. И во всех подробностях.