Закулисные страсти. Как любили театральные примадонны - Каринэ Фолиянц

А Савина не очень страдала по этому поводу, она жила своей жизнью: работала, работала, работала и общалась со своими давними и добрыми знакомыми. Когда она приезжала в имение Всеволожского, то вела себя так, как вели бы себя многие ее героини. Она учила и лечила деревенских ребят, помогала старикам, принимала детей у рожениц, добивалась у мужа поблажек для крестьян.

Всеволожского поведение жены удивляло – оно не вписывалось в его понятия о жизни, но поскольку ему заниматься делами имения было недосуг, он в конце концов перевел ведение хозяйства по имению на имя Марии Гавриловны. А через пару месяцев Всеволожский очень крупно проигрался, Савина должна была поручиться за мужа и взять на себя оплату его векселя.

В доме у них все было описано. Тут же объявились и другие желающие получить старые долги – векселя посыпались на нее со всех сторон, ее стали вызывать в суд, и осенью 1887 года их вместе с мужем объявили «несостоятельными должниками». Суд вынес решение под арест ее не брать, а долги удерживать из жалованья.

Общий же долг составил огромную по тем временам сумму – 100 000 рублей! На эти деньги тогда можно было купить два огромных имения «с прекраснейшим парком, с рекой, прудами, изобилующими рыбой, с церковью, театром, художнической мастерской, со статуями и монументами, с громоотводами и проч.». Чтобы выплатить такие деньги, Савина работала на износ…

Ее верный друг судебный деятель Александр Федорович Кони помогал ей во всех судебных тяжбах, он изо всех сил поддерживал растерянную и расстроенную всем случившимся актрису. Кони писал Савиной 6 октября 1887 года, имея в виду ее положение «несостоятельной должницы»: «Бриллиант, даже и оправленный в хомут, остается все-таки бриллиантом. Так и Вы… И даже в мансарде, со свечкой, вставленной в выдолбленную репу (какова картина?!), в холстинном платье – Вы все-таки остались бы в глазах всех знающих Вас тем же – тою же проводницею высоких эстетических наслаждений, так как с Вами, где бы Вы ни были, поселяется светозарный гений искусства, любимого и понимаемого Вами, как редко кем».

А пока Савина, разъезжая по всей России, зарабатывала деньги, чтобы выплатить долги мужа, сам он продолжал кутить. Поведение Всеволожского приводило к ссорам и скандалам – семейная жизнь рушилась на глазах. А он и не старался ее уберечь – одно время в Петербурге ходили слухи, что Всеволожский собирается развестись с Савиной и жениться на другой. Как романтический герой он якобы выбрал себе девушку молодую, но бедную и честную.

Любовь актрисы к «благородному» лейб-гвардейцу испарилась, а ее место заняли бесконечные склоки, разговоры о долгах и деньгах, упреки, обиды и даже угрозы. Переписка Савиной и Всеволожского второй половины 1880-х годов свидетельствует о неминуемом крахе их «неравного брака».

В одном из писем Савина писала: «Вы исказили мою жизнь, осрамили меня на весь мир, сделали хуже нищей, и теперь, когда я приняла Вас в свою квартиру, простив по-христиански Ваши гнусные поступки, Вы осмелились кинуть мне в глаза оскорбления и упреки в том, что я Вас разорила. Последнее только смешно, а первое – подло! Вы дошли до последней степени нравственного падения и теперь хватаетесь за новое средство обвинить меня. Стыдитесь, Вы Рюрикович, Всеволожский! Так честные люди не поступают. Вы пропадали годами и давали о себе знать только тогда, когда Вам нужны были деньги…»

Наконец, после десяти лет мучений, состоялось официальное расторжение брака. И вновь Мария ощутила себя счастливой и свободной.

Вообще Мария Гавриловна пользовалась большим успехом у мужчин, она могла выбрать себе вполне достойного мужа, однако дважды выходила замуж за низких распутников и негодяев. Вряд ли в этом стоит винить судьбу – ведь этот выбор делала сама актриса.

Среди самых достойных ее поклонников был уже упоминаемый нами знаменитый юрист Анатолий Федорович Кони. К нему Савина обращалась за советом в каждом сложном случае, и всякий раз получала не просто совет, но и истинно дружеское участие.

В этом можно убедиться, прочитав обширную переписку Марии Гавриловны и Анатолия Федоровича, которая, к счастью, сохранилась.

Так, в 1883 году, Савина, расстроенная царившими в Александринке порядками, собралась уйти из театра. Но Кони сумел удержать ее от опрометчивого шага. «Савина, – писал он ей, – не есть только имя личное; это имя собирательное, представляющее собой соединение лучших традиций, приемов и преданий с талантом и умом. Вы сами по себе школа. И должны, как солдат, стоять на бреши, пробитой в искусстве нелепыми представителями театральной дирекции».

Будучи старше Савиной на десять лет, Кони пережил ее на целых двенадцать. Мария Гавриловна Савина умерла в 1915 году. Ее верному поклоннику шел тогда семьдесят второй год…

После ее смерти Анатолий Федорович собрал сохранившиеся у Савиной письма Тургенева, и на их основе издал очень интересную и ценную книгу «Тургенев и Савина». Начало прошлого века, его десятые годы, были крайне тяжелым временем. Но Кони сумел выпустить свою книгу в свет – это была дань памяти любимой женщине, прекрасной русской актрисе Марии Гавриловне Савиной.

Когда-то Иван Сергеевич Тургенев писал ей: «Вы очень привлекательны и очень умны – что не всегда совпадает, и с вами беседовать – изустно и письменно – очень приятно». В ней действительно сочетались ум, красота и талант – это редкое соединение очаровывало очень многих.

Сорок лет отдала она русской сцене, сорок лет выходила она на подмостки, и все сорок лет публика встречала ее благодарными и восторженными аплодисментами.

Все эти годы Мария Савина неоднократно повторяла: «Сцена – моя жизнь». Так оно и было. В реальной жизни получалась нелепая, бестолковая трагедия дурного провинциального толка, а там – в свете рампы – Мария, вживаясь «в плоть персонажа», проживала немыслимые по накалу и разнообразию жизни.

Однажды Савина заметила: «Если бы все актеры играли по вдохновению и переживали свои роли, мир наполнился бы домами для душевнобольных».

Но никакие переживания и разочарования не могли сломить эту удивительно сильную женщину, ничто не могло затмить ее душевного света, потому что, как верно заметил Анатолий Федорович Кони, «бриллиант, даже и оправленный в хомут, остается все-таки бриллиантом…»

«Дитя рассвета». Мата Хари и Вадим Маслов[3]

«Какой желанной показалась мне эта женщина, как соблазнительны и упруги юные линии ее тела! Ее чудесные груди прикрыты тонко обработанными металлическими пластинками. Браслеты с драгоценными камнями надеты на запястья, верхние части рук и лодыжки. Все остальное – обнаженное, соблазнительное, бесстыдно голое – от пальцев рук до ярко-красного педикюра… Танцовщица трижды касается пола своим лбом. Затем медленно, очень медленно поворачивается и в сладострастном порыве сдвигает широкий золотой браслет на своем левом запястье, представляя нашему взору браслет-татуировку на коже цвета слоновой кости. Это искусно выполненное изображение змеи, кусающей себя за хвост», – так описал Мату Хари писатель Луи Демар.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});