Свеча горела (сборник) - Борис Пастернак

Неоглядность

Непобедимым многолетье,Прославившимся исполать!Раздолье жить на белом свете,И без конца морская гладь.

И русская судьба безбрежней,Чем может грезиться во сне,И вечно остается прежнейПри небывалой новизне.

И на одноименной граниЕе поэтов похвала,Историков ее преданьяИ армии ее дела.

И блеск ее морского флота,И русских сказок закрома,И гении ее полета,И небо, и она сама.

И вот на эту ширь раздольяГлядят из глубины вековНахимов в звездном ореолеИ в медальоне – Ушаков.

Вся жизнь их – подвиг неустанный.Они, не пожалев сердец,Сверкают темой для романаИ дали чести образец.

Их жизнь не промелькнула мимо,Не затерялась вдалеке.Их след лежит неизгладимоНа времени и моряке.

Они живут свежо и пылко,Распорядительны без слов,И чувствуют родную жилкуВ горячке гордых парусов.

На боевой морской аренеОни из дымовых завесСтрелой бросаются в сраженьеПротивнику наперерез.

Бегут в расстройстве стаи турок.За ночью следует рассвет.На рейде тлеет, как окурок,Турецкий тонущий корвет.

И, все препятствия осилив,Ширяет флагманский фрегат,Размахом вытянутых крыльевУже не ведая преград.

Март 1944

В низовьях

Илистых плавней желтый янтарь,Блеск чернозема.Жители чинят снасть, инвентарь,Лодки, паромы.

В этих низовьях ночи – восторг,Светлые зори.Пеной по отмели шорх-шорхЧерное море.

Птица в болотах, по рекам – налим,Уймища раков.В том направлении берегом – Крым,В этом – Очаков.

За Николаевом книзу – лиман.Вдоль поднебесьяСтепью на запад – зыбь и туман.Это к Одессе.

Было ли это? Какой это стиль?Где эти годы?Можно ль вернуть эту жизнь, эту быль,Эту свободу?

Ах, как скучает по пахоте плуг,Пашня – по плугу,Море – по Бугу, по северу – юг,Все – друг по другу!

Миг долгожданный уже на виду,За поворотом.Дали предчувствуют. В этом году –Слово за флотом.

Март 1944

Ожившая фреска

Как прежде падали снаряды.Высокое, как в дальнем плаваньи,Ночное небо СталинградаКачалось в штукатурном саване.

Земля гудела, как молебенОб отвращеньи бомбы воющей,Кадильницею дым и щебеньВыбрасывая из побоища.

Когда урывками, меж схваток,Он под огнем своих проведывал,Необъяснимый отпечатокПривычности его преследовал.

Где мог он видеть этот ежикДомов с бездонными проломами?Свидетельства былых бомбежекКазались сказочно знакомыми.

Что означала в черной рамеЧетырехпалая отметина?Кого напоминало пламяИ выломанные паркетины?

И вдруг он вспомнил детство, детство,И монастырский сад, и грешников,И с общиною по соседствуСвист соловьев и пересмешников.

Он мать сжимал рукой сыновней,И от копья архистратига лиНа темной росписи часовниВ такие ямы черти прыгали.

И мальчик облекался в латы,За мать в воображеньи ратуя,И налетал на супостатаС такой же свастикой хвостатою.

А рядом в конном поединкеСиял над змеем лик Георгия.И на пруду цвели кувшинки,И птиц безумствовали оргии.

И родина, как голос пущи,Как зов в лесу и грохот отзыва,Манила музыкой зовущейИ пахла почкою березовой.

О, как он вспомнил те полянкиТеперь, когда судьбы ирониейОн топчет вражеские танкиС их грозной чешуей драконьею!

Он перешел земли границы,И будущность, как ширь небесная,Уже бушует, а не снится,Приблизившаяся, чудесная.

Март 1944

Победитель

Вы помните еще ту сухость в горле,Когда, бряцая голой силой зла,Навстречу нам горланили и перлиИ осень шагом испытаний шла?

Но правота была такой оградой,Которой уступал любой доспех.Все воплотила участь Ленинграда.Стеной стоял он на глазах у всех.

И вот пришло заветное мгновенье:Он разорвал осадное кольцо.И целый мир, столпившись в отдаленьи,В восторге смотрит на его лицо.

Как он велик! Какой бессмертный жребий!Как входит в цепь легенд его звено!Все, что возможно на земле и в небе,Им вынесено и совершено.

Январь 1944

Весна

Всё нынешней весной особое.Живее воробьев шумиха.Я даже выразить не пробую,Как на душе светло и тихо.

Иначе думается, пишется,И громкою октавой в хореЗемной могучий голос слышитсяОсвобожденных территорий.

Весеннее дыханье родиныСмывает след зимы с пространстваИ черные от слез обводиныС заплаканных очей славянства.

Везде трава готова вылезти,И улицы старинной ПрагиМолчат, одна другой извилистей,Но заиграют, как овраги.

Сказанья Чехии, МоравииИ Сербии с весенней негой,Сорвавши пелену бесправия,Цветами выйдут из-под снега.

Все дымкой сказочной подернется,Подобно завиткам по стенамВ боярской золоченой горницеИ на Василии Блаженном.

Мечтателю и полуночникуМосква милей всего на свете.Он дома, у первоисточникаВсего, чем будет цвесть столетье.

Апрель 1944

Стихотворения Юрия Живаго

1. Гамлет

Гул затих. Я вышел на подмостки.Прислонясь к дверному косяку,Я ловлю в далеком отголоске,Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночиТысячью биноклей на оси.Если только можно, Авва Отче,Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю Твой замысел упрямыйИ играть согласен эту роль.Но сейчас идет другая драма,И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,И неотвратим конец пути.Я один, всё тонет в фарисействе.Жизнь прожить – не поле перейти.

1946

2. Март

Солнце греет до седьмого пота,И бушует, одурев, овраг.Как у дюжей скотницы работа,Дело у весны кипит в руках.

Чахнет снег и болен малокровьемВ веточках бессильно синих жил.Но дымится жизнь в хлеву коровьем,И здоровьем пышут зубья вил.

Эти ночи, эти дни и ночи!Дробь капелей к середине дня,Кровельных сосулек худосочье,Ручейков бессонных болтовня!

Настежь всё, конюшня и коровник.Голуби в снегу клюют овес,И, всего живитель и виновник, –Пахнет свежим воздухом навоз.

1946

3. На страстной

Еще кругом ночная мгла.Еще так рано в мире,Что звездам в небе нет числа,И каждая, как день, светла,И если бы земля могла,Она бы Пасху проспалаПод чтение Псалтыри.

Еще кругом ночная мгла.Такая рань на свете,Что площадь вечностью леглаОт перекрестка до угла,И до рассвета и теплаЕще тысячелетье.

Еще земля голым-гола,И ей ночами не в чемРаскачивать колоколаИ вторить с воли певчим.

И со Страстного четвергаВплоть до Страстной субботыВода буравит берегаИ вьет водовороты.

И лес раздет и непокрыт,И на Страстях Христовых,Как строй молящихся, стоитТолпой стволов сосновых.

А в городе, на небольшомПространстве, как на сходке,Деревья смотрят нагишомВ церковные решетки.

И взгляд их ужасом объят.Понятна их тревога.Сады выходят из оград,Колеблется земли уклад:Они хоронят Бога.

И видят свет у царских врат,И черный плат, и свечек ряд,Заплаканные лица –И вдруг навстречу крестный ходВыходит с плащаницей,И две березы у воротДолжны посторониться.

И шествие обходит дворПо краю тротуара,И вносит с улицы в притворВесну, весенний разговорИ воздух с привкусом просфорИ вешнего угара.

И март разбрасывает снегНа паперти толпе калек,Как будто вышел человек,И вынес, и открыл ковчег,И всё до нитки роздал.

И пенье длится до зари,И, нарыдавшись вдосталь,Доходят тише изнутриНа пустыри под фонариПсалтырь или Апостол.

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,Заслышав слух весенний,Что только-только распогодь –Смерть можно будет поборотьУсильем воскресенья.

1946

4. Белая ночь