Чистильщик (СИ) - Шнайдер Эйке

А на третью ночь после Посвящения ему выпало дежурить у двери: два раза проиграл, один выиграл, трижды свели вничью и выслушал все сплетни за последние полтора года, которые его напарник провел в ордене. Поэтому засыпать утром, когда солнце заглядывает в окно, было уже совсем не страшно.

Кнуд оказался прав: будни чистильщиков в ставке трудно было назвать увлекательными. Наверное, для пророков с их бдениями было по-другому, да и стол Первого Эрик помнил заваленным бумагами. Но рядовые особо не перетруждались. Хотя занятий хватало. Фехтование с Ингрид, плетение с Альмодом… впрочем, на этих занятиях Эрику пришлось выступать наставником наравне с ним, объясняя тонкости своей придумки. Дежурства — у двери и на случай прорыва… Причем и само по себе дежурство напряжным не было, и частотой не отличалось: следующее такое предстояло лишь через неделю, да и все оно сводилось к требованию не покидать особняк.

Прогулки по городу, каждый раз в иной компании. Столица Эрику не слишком понравилась: чересчур много людей, чересчур много шума. Понравилась библиотека, которая никогда не пустовала, и где Фроди, кажется, готов был дневать и ночевать. Жаль, книги выносить запрещалось, но оно и понятно: не ровен час, сгинет дорогущий том в полях вместе с чистильщиком.

В общем, жизнь почти как в университете, только куда меньше занятий и куда больше свободного времени.

* * *

Кнуд вернулся на пятый день, и одного взгляда Эрику оказалось достаточно, чтобы отбить охоту громко радоваться его возвращению.

— Кто? — только и спросил он.

— Рагна, — выдохнул Кнуд, пряча лицо в ладонях.

— Значит, пирог ей не понадобится, — сказал Эрик. Сел рядом.

Всего лишь знакомое лицо из прошлого. Но отчего ж так трудно дышать?

— Пусть Творец примет ее душу.

— Ты знал ее дольше. Какая она была?

— Мы не ладили. Но имеет ли это сейчас значение?

— Да. Никакого, — Кнуд съежился, обхватив руками плечи.

Эрик снял с пояса прикупленную по случаю плоскую флягу:

— Держи.

Кнуд благодарно кивнул, зубы дробью застучали о горлышко.

— Не могу забыть. Творец милосердный, как она кричала! — он вцепился руками в волосы, закачался туда-сюда, точно неваляшка. — Как эти твари прорвали барьер, как? Они же горели… Мышь сиганула под ногами, отвлекся, а потом поднял голову… Будто дюжина хлыстов выросла, и все в нас. Ульвар и Гейр перехватили часть… Рагна срубила одно, а второе…

Эрик приобнял его за плечи.

— Плачь.

— Не могу, — Кнуд судорожно втянул воздух. — И спать не могу. Закрою глаза и… Ее перервало пополам. Разъело…

Эрик зажмурился и пожалел, что не может заткнуть уши. На воображение он не жаловался никогда. Он не хотел этого слышать. Просто не хотел. Не должно такого случаться с живыми. Не должно.

— Ульвар и Гейр отвлечья не могли, всех бы… Он заорал — «жги!» И я… сжег. Вместе с ней. — Кнуд вывернулся из его рук, снова закачался, вцепившись в волосы. — Как она кричала…

Громыхнул гонг. Кнуд поднял голову, на бледном лице лихорадочно блестели обведенные темными кругами глаза.

— Иди, обед же. Что ты тут… Я не могу. Жареное мясо пахнет совсем как…

— Подождет обед, — сказал Эрик. — Куда тебя одного такого оставлять?

— Да что со мной сделается? Я-то живой… А она — нет.

— Как и многие до нее. И многие после. Как когда-нибудь и ты и я.

— Вот спасибо, утешил. Ульвар хоть про волю Творца плел.

— Воля Творца ведома лишь Ему самому, — пожал плечами Эрик. — Но… тебя действительно утешит, если я начну вспоминать про жизнь вечную и про то, что надо бы не скорбеть, а радоваться?

Кнуд расхохотался — горько и страшно. Эрик тоже отхлебнул из фляги, передал обратно. Тот глотнул как воду, не поморщившись.

— Кстати, это тоже не помогает. — Он поболтал флягой, слушая, как булькает содержимое. — Не хмелею. Ульвар два дня отпаивал…

— А потом?

— А потом выпивка кончилась.

Эрик совершенно неуместно хихикнул, сам не понимая, с чего. Торопливо сказал.

— Извини, я…

Кнуд растерянно посмотрел на него. Улыбнулся. И, наконец, зарыдал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мне так страшно… — он завалился на бок, съежился, прижимая колени к груди. — Ты не представляешь, как мне страшно… Я не хочу умирать… так…

— Мне тоже, — Эрик положил руку ему на плечо. — Когда я начинаю об этом думать, внутри будто все смерзается.

— Ты не видел. И не слышал. И… — его снова затрясло.

— Я видел, как едва не сожрали Фроди. Мне хватило.

— Ты не говорил… — растерянно произнес Кнуд. — Я думал, ты ни разу…

— Ты не спрашивал.

Кнуд вытер лицо рукавом.

— Я сейчас… погоди.

— Плачь, — повторил Эрик. — Я никому не скажу.

Он поднялся, накрыл его своим одеялом.

— Пока мы можем плакать, мы живы. Пока мы живы, еще можно что-то изменить.

— Этого не изменить. — Кнуд протяжно всхлипнул. — От смерти не убежишь. Она просто есть.

— Пока мы живы, ее еще нет. Потом — ее уже нет.

И вспомнил, как Ингрид, Фроди, Альмод в один голос твердили: «Мы уже мертвы: нечего терять, не о чем сожалеть, остается лишь ловить момент и радоваться ему, будто он последний». Эрик зажмурился, мотнул головой.

— И пока тот миг, когда она есть, не настал, я намерен жить.

— Жить, пока мы живы, — Кнуд медленно, неровно вздохнул. — Будь у меня герб, написал бы на нем.

Эрик усмехнулся:

— Где ты видел гербы у одаренных?

Кнуд вытянулся, зарывшись лицом в подушку.

— Что-то в сон клонит.

— Ну так спи, — пожал плечами Эрик. — Кому какая разница?

Кнуд невнятно угукнул и затих. Эрик поднялся, прислонился лбом к оконному стеклу. Рагну было жаль. Ему она казалась неумной, склочной и слишком болтливой, она считала его самовлюбленным зазнайкой с чугунной задницей и чугунным же лбом. Но какой бы они на была… Он в два глотка допил остатки из фляги. Она такого не заслужила. Никто такого не заслужил. Он почти смирился с тем, что скоро умрет. Но не с тем, что, скорее всего, умирать будет медленно и страшно.

В дверь негромко постучали. Эрик открыл. На пороге обнаружился Ульвар. Окинул взглядом комнату, задержал его на Кнуде, потом поманил наружу, мотнув головой.

— Как тебе это удалось?

Эрик пожал плечами:

— Когда-нибудь это должно было кончиться, — он помедлил. — Ты не мог бы погонять меня с мечом? Если не слишком устал с дороги?

— Утреннего было мало? — усмехнулся Ульвар.

— Я напуган, расстроен и зол на себя за собственный страх. И с этим надо что-то делать. Не напиваться же?

— Можно и напиться, если буянить не будешь. Да даже если и будешь… Вы же не дежурите сегодня?

— Так ведь сопьюсь к ядреным демонам.

Ульвар понимающе кивнул.

— Хорошо. Пойдем.

Кнуд проснулся лишь поздно вечером. Глянув в окно на подступившие сумерки, присвистнул:

— Ты чего меня не разбудил?

Эрик оторвался от книги.

— А зачем? Были какие-то срочные дела?

— Нет, но… — он помялся. — Ты, это… в общем, извини. Чувствую себя редкостным дураком.

— Ну и зря.

Как будто у него не было причины. Как будто в том, что случилось с Рагной нет ничего страшного. Его самого до сих пор потряхивало, стоило вспомнить.

— Любой на твоем месте сорвался бы.

— Это было недостойно и… — Кнуд махнул рукой, отворачиваясь.

— Нет ничего недостойного в том, чтобы быть живым.

— Хватит об этом. — Кнуд плеснул в лицо воды из умывальника. — Башка гудит будто с похмелья.

Эрик бы очень удивился, если бы приятель проснулся веселым и бодрым. Хотя, похмелье?

— Разве что на старые дрожжи попало. Напиться там не хватило бы.

— Угу. — Он выплел над тазом воду, несколько раз сунулся туда с головой. — Ффух, кажется, легче.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А когда ты ел в последний раз? — поинтересовался Эрик.

— Не помню…

— Еще бы голова не болела. Кстати, я обещал тебе пирог. На столе.

Кнуд снова угукнул, вгрызся в еду.

— А пошли в город?