Люди не ангелы - Иван Стаднюк

Степан увидел забелевшее перед форточкой окна лицо и, уже не прячась, спокойно, со смешком сказал:

- Хата окружена, граждане. Отоприте засов и приготовьте документы.

И тут же грохнул из форточки пистолетный выстрел - резкий, оглушающий, на который забористым брехом ответили кохановские псы.

Пуля попала в затылок Оляне, мгновенно оборвав все ее трудные счеты с этой жизнью...

Степан метнулся за угол, а милиционер, стоявший под ясенем, трижды выстрелил из нагана в окно.

Двое оставшихся в живых сдались.

20

Ничто не тревожит так душу хлебороба, как весна. Дожидаются ее с трепетом, зная, что март, апрель и май не всегда живут в дружбе. Один другого то одаряет излишним теплом, то коварно студит холодом...

Из поколения в поколение передается в Кохановке об этом притча. Будто случилось в седую старину такое: позвал март к себе в гости апрель. Апрель обрадовался и поехал. Но март был не "щирым" хозяином. Услышав, что за горами тарахтит телега апреля, завихрил снегами, ударил трескучим морозом. Пришлось апрелю вернуться домой.

На второй год апрель решил ехать к марту на санях. А март, как только донесся до него скрип полозьев, растопил снега, разлил реки. Опять ни с чем вернулся апрель домой.

И вот встретился апрель с другим своим соседом - маем. Жалуется ему, что не может попасть в гости к марту. Тот ему и отвечает: "Не будь дурнем, бери с собой в дорогу телегу, сани и челн".

Дождался апрель следующего года, погрузил на сани телегу, на телегу челн и поехал.

Услышал март, что гость к нему снова на санях едет, и тут же растопил снега. Тогда апрель снял с саней телегу, погрузил на нее сани, на сани челн и поехал дальше. А март еще сильнее теплом дышит: взломал лед на речках, снес мосты, залил водой балки. Но апрелю все нипочем: на челне нагрянул к марту в гости.

Удивился март: "Кто же тебя научил, как доехать ко мне?" Апрель отвечает: "Мой сосед - май". Нахмурился март, и с тех давних пор не дружит он с апрелем и маем. Нередко теперь налетают на апрель и май мартовские холода.

В этом году земля на Винничине еще в марте стряхнула с себя снега, умылась в шаловливых, звонкоголосых ручьях, вволю напилась из них и, охмелев, задремала под солнцем. Радостно шагнула на эту притихшую, умиротворенную землю весна, обогнав апрель, который всегда обычно шествовал впереди нее.

Во всю мочь засветило с прозрачного неба солнце. Над Кохановкой, над омывающей ее речкой Бужанкой, над широкими массивами колхозных полей струилась теплынь, напоенная горьковатым запахом набухших вишневых почек. В левадах послышался первый звон встрепенувшейся от любви кукушки. На лугах крикливо зазолотился ранний лютик. Казалось, еще день-другой погреет солнце - и весна щедро расстелет, и развесит вокруг свои зеленые наряды.

И неожиданно, когда апрель распахнул дверь перед маем, весна исчезла. Будто забыла она свое девичье приданое в дальних краях и стремглав умчалась за ним. Тут же с разбойным посвистом налетел холодный мартовский ветер, свирепо выдувая из всех уголков тепло стыдливого апрельского солнца. Днем и ночью буйствовал он в хмельном разгуле, словно радуясь отсутствию хозяйки земли - весны.

С паническими воплями металось над полями воронье, ломая в упругих потоках воздуха крылья. Беспрерывно махали умоляюще протянутыми к солнцу голыми ветвями деревья в кохановских садах и левадах. Надрывно стонал недалекий лес. Остуженная ветром земля оцепенела, так и не успев прикрыть свою наготу.

Нет тоскливее зрелища, чем нагота полей. Весенние посевы еще не взошли, а влажная зелень озимых - жидких и чахлых - не могла пересилить черноту прошлогодней пахоты.

Охали и вздыхали в Кохановке старики. В их привычных ко всему глазах, усталых и выцветших, гнездилась тоска и тревога. Хлеборобы болели болью земли, которая лежала вокруг в покорном бессилии, с каждым днем все больше лишаясь влаги, бурея, трескаясь. Грозно надвигался неурожай, и был он тем более страшен, что еще в прошлом году пришел в Кохановку голод.

Голод... Грозное, холодящее душу черное слово. Кто не испытывал голода, тот не в силах вообразить, сколько рождает он человеческих страданий. Ничего нет ужаснее для мужчины - главы семьи, чем сознание своей полной беспомощности перед печальным, умоляющим взглядом жены, которая не знает, чем накормить детей. Нет ничего страшнее для матери, чем вид изможденных, отупевших, разучившихся смеяться голодных детишек.

Если бы неделю, месяц... А то ведь многие месяцы в большинстве кохановских семей нечего поставить на стол. Подметены сусеки, опустошены погреба, ни одной курицы на дворах не осталось. Съедены даже свекловичные семена...

Все ждали весны, как никто еще в жизни ничего не ждал. Ждали, когда мороз отпустит землю и можно будет перекопать огороды, где осенью убрали картошку. Авось осталась какая-нибудь картофелина в земле. Вымерзшая за зиму, она хранит в затвердевшем мешочке щепотку крахмала. Ждали, когда оживет кора на липах, набухнут почки. А там появятся молодая крапива, лебеда, щавель, пшеничка. Надеялись, что природа хоть чем-нибудь поможет человеку.

Но весна вдруг отступила, повергнув людей в страшное отчаяние.

Первыми умирали от голода мужчины. Потом дети. Затем женщины. Но прежде чем уйти из жизни, нередко люди лишались рассудка, переставали быть людьми.

Недавно Платон Гордеевич увидел такое, что волосы зашевелились под шапкой.

По селу пронесся слух, будто в Виннице открылся магазин с мудреным названием "Торгсин". За золото и серебро там можно было выменять хлеб, муку, крупу, сахар. Платон сразу же вспомнил о своих трех георгиевских крестах, заслуженных им еще в русско-японскую войну. В другое время никогда бы не расстался с памятной боевой наградой, врученной ему в Порт-Артуре прославленным генералом Кондратенко. Но сейчас надо было спасать от голодной смерти Павлика и Настьку.

Ганна, которая вот уже шесть лет хозяйничает в ярчуковском доме, дрожащими руками достала из-за образа Георгия Победоносца коробочку с крестами и бережно положила ее на стол.

- Меняй на крупу. Бог простит, - тихо сказала бескровными губами.

Платон Гордеевич вспомнил - документы, удостоверяющие, что кресты принадлежат ему, давно затерялись. "А вдруг спросят?" И решил идти в сельсовет к Степану, чтобы тот написал и скрепил печатью нужную бумажку.

Но в сельсовете застал только опухшего от голода секретаря - молодого парнишку лет семнадцати.

- Степан Прокопович еще не приходил, - безразличным голосом сказал секретарь, оторвав от бумаг желтое, по-бабьи одутловатое лицо.

Степан так и остался председателем сельсовета, хотя уже собрался было в отставку после женитьбы на Христе. Видимо, учли в районе, что под его началом прошлой осенью были пойманы в Кохановке важные птицы желто-голубого оперения - под цвет флага украинских националистов-"самостийников".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});