Стеклянный небосвод: Как женщины Гарвардской обсерватории измерили звезды - Дава Собел

будет обречено на ненужные повторы и пустую трату сил.

Пикеринг согласился. Он выпустил еще один бюллетень с приглашением обсерваториям всего мира обзавестись необходимыми телескопами и камерами «для изучения распределения переменных звезд и выяснения, какую роль они играют в устройстве звездной вселенной».

По оценкам Пикеринга, на небе было до 50 млн звезд ярче 16-й величины. Он хотел проверить постоянство блеска у каждой. «Сравнение такого огромного количества звезд на ряде снимков, безусловно, такое грандиозное предприятие, что на первый взгляд кажется невозможным», – признавал он в своем объявлении. Но он ожидал, что результат будет «важным достижением для нынешнего поколения наблюдателей».

Так как Гарвард находился в авангарде изучения переменных звезд, Пикеринг не стал дожидаться, пока на его призыв откликнутся другие. Он взялся за дело с собственным штатом и попросил мисс Кэннон и мисс Ивлин Леланд освоить метод мисс Ливитт. Затем он разделил небесную сферу, как Галлию[17], на три части, и поручил по одной каждой из них.

В феврале 1903 г. Лиззи Пикеринг упала у себя в спальне и сломала щиколотку, и с тех пор ее здоровье стало ухудшаться. Перелом приковал миссис Пикеринг к постели более чем на полгода; когда же она снова смогла ходить, то была не в состоянии вернуться к прежнему образу жизни. Она даже не приехала к Анне Дрейпер в Нью-Йорк 29 декабря 1905 года на празднование 20-летия Мемориала Генри Дрейпера. Миссис Дрейпер подумала, что подруга не явилась из-за временного недомогания, но, побывав у Пикерингов в марте 1906 года, убедилась, что болезнь серьезна. В последующем письме Пикерингу она выражала надежду, что его жена скоро поправится. А что еще ей было писать?

В мае, когда миссис Дрейпер в очередной раз пожелала взглянуть, как продвигаются дела в обсерватории, она остановилась в отеле Brunswick на Копли-сквер и дала ясно понять, что развлекать ее не нужно: «Не утруждайтесь обедом ради меня, я могу заранее пообедать в отеле». Кроме того, миссис Дрейпер общалась с миссис Пикеринг, продолжая сердечный обмен письмами как ни в чем не бывало. За прошедшие годы они так часто вспоминали друг о друге, что это нередко приводило к забавным казусам – их письма попадали на почту в одно время.

Операция, перенесенная миссис Пикеринг в июне 1906 года, облегчила ее страдания, но ни она сама, ни муж не надеялись, что это продлит ей жизнь. Они строили планы, учитывая перспективы.

Все лето директор продолжал работать в обсерватории в нескольких шагах от своей квартиры, где лежала больная миссис Пикеринг. В середине августа, когда он узнал, что в Кеймбридж едет чета английских астрономов – Джон и Мэри Орр Эвершеды, то послал им на пароход телеграмму с настолько любезным приветствием, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. «Крайне серьезная болезнь миссис Пикеринг не позволяет нам принять вас у себя дома, о чем мы очень сожалеем». Миссис Пикеринг скончалась 29 августа и была похоронена на кладбище Маунт-Оберн подле могил своих родителей, Джареда и Мэри Спаркс.

«Мои дальнейшие интересы в жизни, скорее всего, станут более ограниченными, и вряд ли я смогу оставаться полезным еще много лет, – писал Пикеринг две недели спустя Эдвину Сиверу из Инспекционного комитета. – Обсерватория столь отчаянно нуждается, а немедленное вложение средств позволяет достичь столь многого, что я готов отдать ей значительную часть собственных сбережений». В сентябре он внес первую часть из обещанных $25 000, подлежавших выплате в течение трех месяцев, подавая пример другим благотворителям в надежде, что они поступят так же.

Наряду с многочисленными соболезнованиями в ту осень Пикеринг получил обращение от Элизабет Линдстон Бонд, внучки первого директора обсерватории. Мисс Бонд извинялась, что беспокоит его в такое время, но ей и ее сестре требовался совет по личному делу. «Вы, конечно, знаете, как бедна моя тетя Селина», – написала она 13 октября. Да, он знал. Неожиданное разорение вынудило Селину Кранч Бонд просить у Пикеринга работу едва ли не с самого начала его руководства обсерваторией в 1877 году. Хотя ее отец Уильям Кранч Бонд обеспечил наследников благодаря успешному семейному бизнесу по производству часов и хронометров в Бостоне, бессовестный доверительный управляющий обманом лишил их наследства. Пикеринг все еще время от времени посылал 75-летней мисс Бонд задания для расчетов, которые она могла выполнять у себя на дому в Рокленде, штат Мэн.

Элизабет и ее сестра Кэтрин, дочери Джорджа Филипса Бонда, разорились вследствие той же катастрофы, что и их тетка Селина. Они тоже ненадолго устраивались к Пикерингу в качестве переписчиц и переводчиц, прежде чем нашли работу школьных учителей. Элизабет считала, что тетя Селина, «престарелая дочь столь выдающегося человека, как мой дед, и в такой бедности», может по праву претендовать на пособие гарвардского пенсионного фонда. Сестры надеялись, что Пикеринг направит их к какому-нибудь члену комитета, управляющего пенсионными фондами, и посоветует им, как действовать, ввиду «его положения в обсерватории и неизменной доброты и внимания, которое он всегда им оказывал».

Элизабет признавала, что может возникнуть множество затруднений, и не в последнюю очередь – нежелание тетки принимать от кого-либо деньги: «Она возвела свою независимость в культ».

Пикеринг заверил встревоженных племянниц, что поможет, и в тот же день письменно обратился к президенту Гарварда Элиоту с вопросом о пенсионном фонде. Узнав, что фонд поддерживает только бывших преподавателей, Пикеринг придумал вариант годового пособия, позволяющий обойти это ограничение. Он собирался вложить $1000 из собственных средств, к которым должны были добавиться такие же суммы от сестер Бонд и их родственников, в Гарвардскую корпорацию в качестве инвестиций. Селине Бонд должны были сразу же начать выплачивать по $500 ежегодно (почти вдвое больше ее нынешнего жалованья расчетчицы на дому с неполной занятостью) и пожизненно. Кроме того, она освобождалась от всяких обязанностей и получала звание почетной сотрудницы обсерватории «в знак признания выдающегося и длительного служения астрономии ее отца, брата и ее самой».

«Возможно, вы придумаете что-нибудь получше, – написал Пикеринг сестрам Бонд. – В любом случае ей лучше не знать, откуда эти деньги, – пусть она получит первое уведомление от казначея Гарварда».

Элизабет и Кэтрин Бонд приняли план, но не позволили директору заплатить и доллар ради его выполнения. «Можно я прибавлю следующее соображение? – спрашивала Кэтрин Пикеринга в середине ноября, когда все устроилось и тетка была удивлена, но довольна снизошедшим на нее признанием. – Учитывая ваше одиночество и горе, то, что за прошедшие недели вы сняли такой груз с плеч сестры и дочерей вашего предшественника, должно служить для вас утешением. Мы с сестрой и прежде радовались, что именно вы преемник нашего отца, а сейчас рады этому как никогда!»

Глава восьмая

Lingua Franca

В течение 1906 года триумвират охотниц за переменными – мисс Кэннон, мисс Ливитт и мисс Леланд, – прочесывал гарвардские фотографические карты небес. Порученная каждой треть небес разбивалась на более мелкие участки, которые требовалось обследовать по отдельности и неоднократно. Генриетта Ливитт, то ли потому, что у нее было больше опыта, то ли потому, что ей просто повезло с секторами, сразу выбилась в лидеры. В первые месяцы с начала охоты в 1906 году она обнаружила 93 новые переменные; за ней шли Энни Кэннон с 31 и Ивлин Леланд с восемью. Они не соревновались, кто откроет больше переменных, но Пикеринг подсчитывал и обнародовал их результаты. Так как главная задача состояла в том, чтобы разобраться в распределении каждого типа звезд во Вселенной, отсутствие переменных в определенных областях вызывало едва ли не такой же интерес, как их многочисленность.

Пикеринг мог бы разделить небесную сферу натрое так: поручить мисс Кэннон Северный полюс, мисс Ливитт – тропики, а мисс Леланд – крайний юг, с которым она была уже хорошо знакома, поскольку несколько лет помогала профессору Бейли просеивать звездные скопления. Однако, вместо того чтобы использовать примитивное деление по небесной широте, директор распределил 55 участков гарвардской «небесной карты» словно при раздаче игральных карт. Поэтому мисс Кэннон достались номера 1, 4, 7, 10 и т. д., мисс Леланд – номера 2, 5, 8, 11 и т. д.; а мисс Ливитт – остальные.

Для каждого участка звездного неба девушки собирали фотопластинки в пяти экземплярах – четыре негатива, отснятые последовательно с промежутком во времени, плюс отпечатанный позитив (с белыми звездами на темном фоне) за пятый день в качестве эталона для сравнения. Негативы по одному накладывали поверх соответствующего позитива, как поступала мисс Ливитт при исследовании