Фобия - Елена Тихонова

гроза, всполохи молний мелькали за шторой, но грома Вика не слышала. Она пыталась вспомнить, когда в последний раз проверяла заднюю дверь до прошлого вечера. Ей казалось, что с тех пор, как к ней проскользнула Женя, она ни разу не подходила к ней. Значило ли это, что Женя отперла ее? Когда это было? В тот вечер, когда они напились или ранее?

Глава 15.

Вика проснулась с этой мыслью и поспешила поделиться ею со следователем. Он спал на диване в гостиной. Раскрытая книга валялась на полу, плед съехал вниз. Вика подняла книгу и положила ее на журнальный столик, затем потрясла его за плечо.

– Что такое?

– Вроде, все хорошо. Но я полночи не спала, все думала о том, как он вошел в дом. Я поставлю кофе, буду ждать вас на кухне.

– У кого-то проснулся внутренний «шерлок холмс»? – пошутил Власов и потянулся.

– Будь на моем месте вы, тоже стали бы искать ответы.

Вика оставила его в гостиной и направилась на кухню. Больше всего хотелось крепкий кофе и яичницу, ей казалось, это заставит ее проснуться и взбодриться лучше всякого душа. Скотч крутился под ногами, дожидаясь своей порции завтрака.

Власов бодро вошел на кухню двадцать минут спустя. Он поблагодарил за кофе и порцию яичницы и сел за стол.

– Рассказывайте.

– Я все думала, кто мог открыть заднюю дверь. Ведь не просочился же он в окно подвала. Я уверена, что закрывала заднюю дверь. Так же я уверена, что кто-то отпер ее, ведь в итоге вы нашли ее распахнутой настежь.

– Кто был в доме, кроме вас, в этот отрезок времени?

– Приходила Геля. Перед самой своей болезнью. Я помню, что она разбудила меня своим пылесосом. После нее у меня дважды побывала Женя.

– Соседка? – на губах следователя появилась ироничная улыбка.

– Да. Но никого из них я бы не стала подозревать. Геля работает здесь давно, а Женя сама меня упрекнула, что я не запираю дверь.

– Это могла быть уловка. Что вы сами можете сказать о них обеих? Ваше впечатление.

Вика пожала плечами.

– Обеих я знаю только несколько дней. Геля довольно бесцеремонна и порой груба, но мне показалось, она открытая девушка. Доступ в дом был у нее давно, и она могла все отсюда вынести и смыться из страны. Преследовать меня ей и вовсе нет смысла, я бедна, как церковная мышь, с меня нечего взять. Женя хочет всем нравиться, даже против их воли, – Вика криво улыбнулась, – вся ее преступная деятельность – измена мужу, и только.

Брови Власова подскочили вверх.

– Серьезно?

Вика поняла, что не хотела рассказывать все в подробностях, да и вообще посвящать следователя в частную жизнь соседей. Но это было все, что она знала о Жене. Ее мужа она видела лишь пару раз, и то – в объективе телескопа или в окне.

– Не думаю, что это была Женя. Что я могла такого сделать ей? К тому же, – вспомнила вдруг Вика, – прошлой ночью я видела ее в окне, в то же самое время, когда под моей дверью был кто-то.

– Это мог быть ее муж.

– Нее, – протянула она. – Его я тоже видела.

– Домработница?

– Ольга?

Вика задумалась. Она вспомнила про скрипящую лестницу. Комплекция домработницы вполне позволяла ей поскрипывать ступенями в мансарде и на ступенях. Но вопрос тот же: зачем семье соседей проникать в дом и ломиться к ней?

– Что вам известно о ней?

– Ничего криминального. Работала раньше в каком-то НИИ, после сокращения стала работать экономкой, или домработницей. У нее есть собака, черная помесь лабрадора со сторожевой, здоровый пес.

– Все они женщины, а я почти уверена, что это был мужчина.

– Откуда эта уверенность?

Вика пожала плечами.

– Не могу представить девушку, которая преследует меня.

– А мужчину – можете?

– С таким я сталкивалась и мне проще в это поверить.

Власов развел руками.

– И снова мы возвращаемся к Семибратову.

Вика была уверена, что преследовали не ее конкретно, а значит, это мог быть кто угодно. История Семибратова ушла в небытие после его ареста и она не хотела вспоминать о нем. Он не знал, где она живет, и не мог войти в дом, не зная кода от сигнализации.

– Вы поговорили с ними всеми? Я имею в виду соседей, домработницу.

– Да, со всеми в отдельности. Ольга спит в берушах. Иван первый услышал крики за окном, после проснулась и его жена. Насчет мальчишки не знаю, его мы не допрашивали, как понимаете, за ненадобностью. Мы даже заглянули к вашему соседу справа. Кажется, он художник. Впускать нас в дом он отказался, но мы поговорили через дверь. Он глуховат, сразу видно, что в возрасте, а жизнь за стенами дома не воспринимает. Даже если он слышал ваши крики ночью, он не сказал об этом. Сказал, что крепко спал, и даже не знал, что ваша подруга с семьей уехали. Кстати, с семьей вашей подруги он тоже незнаком. Уверяет, что видел несколько раз домработницу, когда та копалась во дворе, из окна своего дома. Также видел хозяина дома, Алексея, когда тот уезжал и приезжал с работы.

– Женя, кажется, говорила, что он нелюдимый. Да и сомневаюсь я, что это соседи.

– В поселок никто не мог бы проникнуть извне.

– И на старуху бывает проруха, – возразила Вика. – Пусть их там трое, но не все же время они пялятся в мониторы.

Власов пожал плечами.

– Вы не представляете уровень мании преследования местных. На каждой из дорог, ведущих сюда, стоят не только камеры, но и датчики движения. Едва ли не в каждом доме есть свои камеры и датчики.

– И вы до сих пор не знаете, кто ко мне пробирается по ночам? Как так?

– Не все дома еще жилые, – пояснил он. – Но сейчас все проверяется, просматриваются записи с работающих камер, отслеживаем телефоны, которые были в сети в эту ночь в этом районе, помимо тех, кто живет в поселке.

– Но почему только в эту? Или вы, как и ваша коллега, не верите мне?

– Ким не доверяет вам не потому, что вы сидите на таблетках, а потому, что ей так проще отмахнуться от ваших страхов. Ваша болезнь, по ее мнению, лишь отговорка, чтобы отгородиться от мира. А люди, которые боятся или сторонятся других – в каждом шорохе видят угрозу для себя и своего покоя. Так она считает.

– Откровенно, – хмыкнула Вика.

Власов внимательно посмотрел на нее, словно решался, стоит ли говорить или нет, затем все же спросил:

– Я знаю, что