За красивые глаза (сборник) - Светлана Алешина

Но как раз сегодня Эйгелис не выдержал. Никаких важных встреч вроде бы не намечалось, и он решил не ходить на работу. Остаться в гостинице и хотя бы один день, последний в этом городе, посвятить только своим прихотям и своим желаниям. А желание у него, как, собственно, и всегда, было одно. И поэтому, стараясь особо не задумываться, он просто набрал номер Алекса. Алекс был московской заменой сутенера Сереги. Ему так надо было забыться! Хоть раз забыться не в боли, а в наслаждении!

Но вместо Алекса в его номер ворвалась Лариса.

– Да, это я, – жестко сказала Котова, даже не здороваясь. – Я наконец узнала, кто виноват в трагической гибели вашей дочери.

– И кто же это? – спросил Эйгелис, стараясь не обращать внимания на ее тон.

В душе его, однако, поднялась буря эмоций. Артураса охватила какая-то тревога. Уж очень суровым, прямо-таки карающим взглядом смотрела на него эта женщина.

– Вы!

– Я?!! – Потрясению Эйгелиса не было предела.

«Только сумасшедших мне не хватало!» – мелькнула у него мысль.

– Да, вы! – с упорством продолжала Лариса. – Вы же сами утверждали это при нашей первой встрече, помните? Так вот, вы оказались совершенно правы! Вы главная причина смерти Виты и сумасшествия еще одной девочки. Наташу Черных помните?

– Вы с ума сошли, я не знаю никакой Наташи Черных! – цепенея, произнес Эйгелис.

До него уже начало доходить, что случилось, но он отказывался в это верить. Потому что осознать все это было невыносимо. Невыносимо ощущать себя чудовищем…

Лариса тяжело вздохнула, ярость постепенно покидала ее, и уже не хотелось кричать на этого недочеловека, а было просто мерзко и противно с ним говорить. Хотелось просто уйти отсюда, сесть где-нибудь в уголке и заплакать, и чтобы сильный, умный Нилов сидел рядом и гладил ее по голове.

Подобная апатия почти всегда настигала ее, когда очередное преступление было раскрыто и очередная людская подлость, словно гной из нарыва, выходила на свет божий. Однако сейчас ей стало особенно невыносимо.

Человек, чуть покачивавшийся перед ней в кресле, не был грязным уголовником, он был по-своему уважаемым, очень богатым бизнесменом, который и сам, наверное, не понимал, к чему может привести его ненормальная похоть. Под маской цивилизованного человека скрывалось чудовище.

– Я ее видела, Эйгелис, – через силу, тихо сказала Лариса. – Она так и осталась в том страшном дне, когда вы, воспользовавшись ее беспомощностью, изнасиловали ее. Она ничего не понимает из того, что происходит вокруг нее сейчас, она никого не узнает. Даже родных! Она сумасшедшая, Эйгелис. И это вы сделали ее такой.

– Я не понимаю вас, – не выдержал прибалт.

Лицо его начало покрываться красными пятнами, руки мелко задрожали, и он убрал их за спину, чтобы скрыть от Ларисы этот показатель собственного волнения.

– А я вот зато очень хорошо понимаю боль ее родителей. Ее мать умерла в тот же год от инфаркта, не выдержав болезни дочери. А отец… Он решил отомстить, заставить вас почувствовать то же, что чувствовал он сам. Для этого он видел только один путь наказать вас – лишить вас дочери. Он долго ждал, пока можно будет это осуществить. Случай представился только через несколько лет, и он им воспользовался.

– Так мою дочь убил Григорий Черных? – Вместо нормальных звуков из горла прибалта вырывался какой-то хрип. – Нет, этого не может быть, не может!

– А чего вы ждали от человека, с дочерью которого поступили так безжалостно, так по-зверски? – едва сдерживая слезы, выкрикнула Лариса.

– Но я не хотел, – не выдержав боли в Ларисином голосе, возразил Артурас. – Это было временное помешательство, какой-то шок. Я сам не понимаю, как это могло произойти. Я совсем не желал зла этой девочке.

– Однако вы его причинили, – глядя на него с презрением, проговорила Лариса.

Прибалт встал, намереваясь подойти к окошку и глотнуть свежего воздуха, но не дошел. Он вдруг покачнулся, с усилием хватая воздух ртом и прижимая руку к груди. Лариса, не упускавшая из виду возможности такого исхода, отреагировала быстро. Подхватив падавшего бизнесмена, она посадила его на кресло и сунула в зубы припасенную заранее таблетку валидола. И сразу же бросилась к телефону.

Однако приехавшим через полчаса врачам «Скорой помощи» работы не нашлось. К счастью, приступа удалось избежать. К этому времени Эйгелис сидел уже в кабинете старшего следователя, давая показания помрачневшему и уже совсем протрезвевшему Валерию Нилову.

* * *

– Группа захвата, на выезд, – рявкнул командным тоном старший следователь в рацию.

Он продиктовал адрес:

– Да, экипировка – форма номер один. «Клиент» – бывший военный и наверняка вооружен… Нет, пяти человек, я думаю, будет достаточно. Да, жду. До связи.

«Как много общего у Нилова с Карташовым, – думала Лариса, глядя на своего любовника. – А может, будущего мужа? – нежданно-негаданно пришла ей в голову мысль. – А что? После развода с Котовым придется как-то поправлять свое семейное положение…»

Однако мысль была явно несвоевременной, и Лариса поспешно отогнала ее прочь.

«Такой командный голос, чувствуется такая мощь и настоящая мужская сила. А ведь может быть ласковым, как котенок».

Группа захвата – дюжие молодцы в «брониках» и «сферах», двое с «калашниковыми» в руках, один – с карабином, двое – с «ТТ», столпились у двери в квартиру Черных. Но «столпились» лишь на взгляд дилетанта. Это были проверенные и многократно отработанные на тренировках и на операциях движения – каждый имеет свой обзор, каждый прикрывает спину соседа, каждый отслеживает все детали. Как машины. Все притаились. Ближайший «спецназовец» аккуратно постучал в дверь…

* * *

Сколько себя помнил Григорий Черных, он всегда мечтал быть военным. Его отец ушел в запас лишь майором, но для сына видел перспективы генеральские. Как и любой отец для своего ненаглядного чада. Но чадо росло, надо сказать, странным.

Во-первых, главным мотивом службы в Советской Армии для будущего старшего прапорщика была жажда власти. Желание командовать людьми. Маленький, щупленький и вечно болезненный Гриша часто представлял себе, как будет кричать зычным голосом: «Воздух!» – и по его команде все солдаты упадут наземь. В грязь. В талый снег. В болотную жижу. И Васька-Хряк из параллельного класса тоже ляжет. Потому что это приказ.

Вторым доводом в пользу службы в Вооруженных Силах был ПОРЯДОК. Гришу воспитывал один отец, так как мама бросила их очень давно. И мальчик усвоил раз и навсегда – во всем должен быть идеальный порядок. На школьном столе – только нужное, одежда – на своих местах, солдатики в коробках, пластмассовый автомат – на стене, а в голове должны быть лишь поручения отца и школьные задания.

Маленький Гриша практически даже не играл в солдатики, машинки или войну – ведь он всегда считал себя почти взрослым и «солдатом». Автомат был нужен ему для того, чтобы с ним маршировать, а солдатики – чтобы вызвать зависть сверстников. Таких, как у него, привезенных отцом из ГДР, солдатиков не было ни у кого в их маленьком северном городке. Для зависти и для власти над ними.

На что ребята только не соглашались, чтобы Гриша позволил им поиграть в его солдатиков под его присмотром (вдруг украдут!). За право поиграть заграничными игрушками дети позволяли своему сверстнику командовать ими. И целых пятнадцать минут Григорий Черных наслаждался властью. Он командовал: «Бегом!» – и дети трусили по его квартире, он кричал тонким фальцетом: «Воздух!» – и дети, понимая, что это игра в войну, послушно падали на пол «хрущевки». А Гриша ходил между ними в отцовской фуражке и был счастлив.

В высшее военное училище химической защиты выпускник средней школы Григорий Черных с первого раза не поступил. Сначала он не прошел по здоровью, но отец задействовал свои связи, и на слабую печень Черных-младшего закрыли глаза. Потом – срезался на химии. А потом попал в армию. Там хилого, склочного и совершенно не умеющего ладить с людьми Гриху-Бобика зверски избивали весь первый год. Потом он сам стал «дедом». Самым ненавистным «дедом» во всей роте. Далее была школа сержантов, за ней – школа прапорщиков.

Прапорщика Черных, в очередной раз провалившего экзамены в высшее военное учебное заведение, после которого далекой, но яркой мечтой светились вожделенные лейтенантские погоны, перевели на Дальний Восток. Он служил в тридцати километрах от советско-китайской границы.

Здесь его самолюбию был нанесен первый серьезный удар. Однажды, обходя посты, он заметил, что пост, где должен был находиться рядовой Яндарбиев, уроженец знойного Узбекистана, пуст. Из-за ближайших кустов доносились красноречивые звуки… Но по уставу рядовой Яндарбиев должен был в любом случае ждать окончания дежурства. Более того, рядовой, служащий уже целый месяц, повесил на гвоздь свой автомат.

Возмущению прапорщика не было предела. Проучить салагу было просто необходимо. Поэтому Черных просто снял автомат с гвоздя и ушел. Можно представить, что чувствовал солдат, когда вернулся на пост и не обнаружил на месте оружия.