Искушение Эльминстера - Эд Гринвуд

один из толстенных гримуаров Набретера?

Табараст Три Пропетые Проклятия снова посмотрел поверх очков, на этот раз более сурово.

— Вы поняли меня правильно, дорогой Друн, — сказал он. — В настоящее время я погружен в пьесу «Бурный рыцарь, или Наглый мясник». Мощная вещь.

— И кровавая, — ответил Белдрун Согнутый Палец, сметая в сторону неопрятную стопку книг, которая почти похоронила стул с высокой спинкой, и прочно усаживаясь в него, прежде чем тот успел заскрипеть от своей внезапной свободы. Грохот томов, последовавший за этим, был впечатляющим как по шуму, сотрясшему комнату, так и по количеству поднятой пыли. Он почти заглушил два последовавших меньших раската грома, первый из которых был вызван расчисткой скамеечки для ног от его собственной башни томов с помощью пары сильных пинков, а второй — обрушением обеих задних ножек старого кресла.

Когда Белдрун резко провалился ниже среди разбросанной литературы, Табараст прикрыл рукой от пыли свой кубок и спросил сквозь клубящееся облако танцующих пылинок:

—  Вы совсем закончили? Это начинает утомлять.

Белдрун издал звук, который некоторые сочли бы грубым, а другие — впечатляющим, и, развивая этот ответ, произнес:

— Мой дорогой друг, это... это растущее великолепие литературного хаоса — мое достижение? Я думаю, что нет. На всем этом этаже не осталось ни одного стула или стола, которые не охраняли бы свою собственную постоянно растущую крепость магических знаний по вашей воле, и...

Табараст издал звук, похожий на череп змеи, раздавленный нетерпеливым каблуком сапога.

— Мое воле? Теперь вы отрицаете, что вокруг нас царит такой беспорядок? Я могу опровергнуть любые утверждения об обратном, если у вас есть свободный день или два.

—  Значит ли это, что я соображаю так медленно, или слова так медленно и с трудом слетают с ваших губ, что... а, неважно. Я пришел не для того, чтобы весь вечер перебрасываться яркими фразами, а для того, чтобы немного развеять одинокое оцепенение, немного поговорив.

— Вступление, которое я слышал раньше, — сухо заметил Табараст. — Выпейте глоток чего-нибудь.

Он нажал на рычаг, который заставил знакомый шкаф подняться с пола и встать между ними, а затем слушал, как Белдрун набрасывается на его содержимое с другой стороны, не прерываясь на долгие речи. Юный Друн, должно быть, очень хотел пить.

— Что ж... или два, — поправил он свое предложение. Звуки глотания продолжались. Табараст открыл рот, чтобы что-то сказать, вспомнил, что определенная тема по обоюдному согласию запрещена, и снова закрыл его. Затем ему пришла в голову другая мысль.

— Вы когда-нибудь читали «Бурного рыцаря»? — спросил он у шкафа, решив, что голова Белдруна находится внутри него. Младший волшебник отвлекся от звона, откупоривания и бульканья и выглядел обиженным.

— А как вы полагаете? — спросил он, затем прочистил горло и продекламировал:

«Что это за рыцарь,

что скачет верхом вдали,

облачен в золотые доспехи,

и с пояса капает кровь врагов его ?»

Последовала пауза, затем:

— Однажды я играл это в Амбраре.

— Вы были Бурным рыцарем? —  спросил Табараст с явным недоверием. Его маленькие круглые очки сползли с носа в поисках неизвестного направления. — Вторым младшим садовником, —  огрызнулся Белдрун, выглядя еще более обиженным. —  Мы все должны с чего-то начинать.

Крепко зажав в кулаке большую пыльную бутылку, он выдернул пробку и швырнул ее через плечо, где она с явственным звоном ударилась о Храпящий Щит Анталасситера, отскочила от Потерянного Охотничьего Рога Маврских Дев и упала где-то позади высокой, покрытой пылью горы свитков и книг, которые Табараст считал своим «срочным чтением в данный момент». Он осушил содержимое бутылки одним долгим и громким глотком, от которого у него перехватило дыхание, по лицу потекли слезы, и ему срочно понадобилось что-нибудь повкуснее. Знающий Табараст молча протянул ему миску с жареными халавскими орехами. Белдрун черпал обеими руками, пока миска не опустела, затем виновато улыбнулся, рыгнул и достал свой камень беспокойства из мешочка на шнурке. Поглаживание его гладких, знакомых изгибов, казалось, успокоило его. Откинувшись на спинку стула, он добавил: —  Я всегда предпочитал «Бродерика преданого, или Волшебника горестного».

— Это будет моя очередь, — ответил старший маг, с достоинством кивнул и в манере актера на центральной сцене выбросил руку, величественно провозгласив:

«У такого толстого и хваткого мужчины

в руках должны быть ярчайшие из звезд,

Слепя всех нас своим сиянием,

Стирая в изобилии недостатки.

Его огромный призрак, завывая,

Скитается по миру, но всех боле

Алкает оставаться здесь,

В сем одиноком месте, где

Любили боги, убивали люди и а эльфы беспечно забывали».

— Что ж, — сказал Белдрун после небольшого молчания, — не стану отрицать, ваше впечатляющее выступление — ваш обычный параф, и вы превзошли себя! Но, похоже, мы снова вернулись к теме, которую договорились не затрагивать: Скиталец, и что планировала Мистра, создавая Избранного как своего самого уважаемого смертного слугу.

Табараст пожал плечами, задумчиво перебирая длинными тонкими пальцами по прядям своей бороды.

— Люди собирают то, что запрещено, —   сказал он. —  Всегда так было и будет.

— А маги тем более, — согласился Белдрун. — Интересно, что это говорит нам о тех, кто следует нашей профессии?

Старший маг фыркнул.

— Что на Фаэруне еще нет недостатка в остроумных дураках.

— Ха! — Белдрун наклонился вперед, нетерпеливо поглаживая свой великолепный шелковый лацкан между указательным и большим пальцами, на мгновение забыв о камне беспокойства. — Значит, вы допускаете, что Наша Леди возьмет больше, чем одного Избранного? Наконец-то?

— Я не допускаю ничего подобного, — довольно раздраженно ответил Табараст. — Я вижу череду Избранных, каждый из которых появляется после падения предыдущего, но мне до сих пор не показали никаких свидетельств той дюжины, за которую вы ратуете, и тем более этой Яркой Компании покоряющих звезды, раскалывающих горы архимагов, о которых продолжают болтать некоторые из более романтичных магов. В следующий раз они будут умолять Святую Мистру выдать значки за заслуги.

Младший маг провел рукой по своим волнистым каштановым волосам, совершенно испортив прическу, которую изо всех сил пыталась сделать камеристка башни, и сказал:

—  Я вполне согласен с вами, что такие вещи нелепы — и все же разве не могло бы это использоваться как знак достижения? Встретишь мага, увидишь семь