Преодоление земного притяжения - Николай Агафонов

Женщина в страхе разорвала записку и, смяв свечи в большой комок, кинула их в мусоропровод. Когда на следующий день она пришла с работы, то старалась не смотреть в сторону почтового ящика, а сразу поднялась к себе в квартиру. Рядом с ее дверью лежал восковой шарик, скатанный из церковной свечи, из которого торчал клок волос. Приглядевшись внимательно, женщина, к своему ужасу, увидела, что это ее волосы. Светлана отшвырнула шарик ногой и, вбежав в квартиру, разрыдалась. Затем стала сквозь всхлипы набирать номер телефона подруги Татьяны. Та приехала сразу.

— Не реви, — властно сказала она, — давай все по порядку.

Выслушав Светлану, констатировала:

— Ну и вляпалась же ты, Светка! Я думаю, что ты попала на колдунью, которая занимается черной магией, а надо было идти к знахарке, которая занимается белой. Тебе понятно?

— Непонятно, — замотала головой Светлана, — какая разница, черная или белая магия?

— Какая же ты, Светка, бестолковая! Черная — это злая магия, а белая — добрая магия.

— Ты знаешь, Таня, я понимаю, когда есть белое пальто, а когда — черное пальто. На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет. Но между двумя этими пальто нет никакой разницы, кроме цвета. Служат они для одного и того же — прикрыть тело от холода. Не пойду я больше ни к каким магам и колдунам.

— Дуреха ты, Светка, сравнила пальто и магию. Тебя же теперь эта Клара не отпустит. Надо клин клином вышибать. Пойдем к одной знахарке, она белой магией занимается, одними молитвами лечит, и порчу, и сглаз снимает.

Светлана вспомнила, каких страхов она натерпелась за последние дни, и поняла: надо что-то делать. Подумав немного, она согласилась: «Хорошо, пойдем».

Татьяна привела ее в частный сектор. Они подошли к домику из красного кирпича и позвонили. Калитку открыл мужчина средних лет, чуть лысоватый, его взгляд настороженно изучал Светлану и ее подругу.

— Вы к кому?

— К Елизавете Петровне, мы по рекомендации Юлии Гавриловны, — ответила бойко Татьяна.

— Тогда проходите, — взгляд мужчины сразу потеплел.

Света с Татьяной прошли в чистенький уютный домик, предварительно разувшись на пороге. В горнице, куда их провел мужчина, сидела за столом пожилая женщина в косынке и раскладывала на белой скатерти карты. Когда подруги зашли, она, улыбаясь, устремилась им навстречу.

— А я карты раскинула, вижу, две дамы: одна — червовая, другая — трефовая. Значит, у одной сердечные дела, а у другой, трефовой, — переживательные за червовую даму.

— Правда Ваша, — сказала Татьяна, — надо помочь моей подруге.

— Помогу, помогу, голубушка. Что сама не смогу, то карты подскажут. Первый прием у меня пятьсот рублей, зато остальные — по двести пятьдесят. Бесплатно не могу, нынче жизнь дорогая. А мне еще налоги платить.

— Кому же Вы платите налоги? — удивилась Татьяна. — Государству, что ли?

— Зачем — государству, и без него есть кому собирать. Ну, давайте посмотрим, — перетасовав колоду, она стала раскладывать карты и, проделав с ними какие-то манипуляции, покачала головой. — Да, плохи Ваши дела, видите, Вас преследует пиковая дама, бойтесь ее, она может здорово Вам навредить, если уже не навредила. Как Вы думаете, кто это?

— Это, наверное, та, из салона красоты, — вставила Татьяна, — Кларой ее зовут.

— Так Вы знакомы с Кларой Негодиной?

— Да, я у нее была, но не выполнила то, что она мне говорила, и теперь меня эта Клара преследует, потому и пришли к Вам. Вы же мне поможете? — с надеждой в голосе спросила Светлана.

После этих слов Елизавета Петровна помрачнела:

— Что же Вы мне сразу не сказали об этом? Я — женщина порядочная, не стала бы на Вас время понапрасну тратить, так как ничем помочь не могу. Эта Клара — близкий к Руслану Эдуардовичу человек, а тот шутить не любит. Так что, девочки, разберитесь сначала с Кларой, что Вы там ей задолжали, а потом приходите ко мне, буду рада помочь. Методы работы у нас разные, но поперек друг друга идти мы не можем.

— Вот тебе и белая магия! — удивленно сказала Татьяна, когда они вышли на улицу. — Выходит, черная-то магия сильнее белой.

— Не знаю, кто из них сильнее, но я пойду сейчас прямо в милицию и заявлю, что меня преследуют. Дальше я так жить не могу.

— Правильно, Светка, развели тут, понимаешь, профсоюз колдунов! Куда ни сунься — везде деньги и обман.

Распрощавшись с подругой, Светлана по дороге домой зашла в опорный пункт милиции. Там сидел, скучая, участковый милиционер.

— Я пришла подать Вам заявление по поводу того, что меня преследуют и что мне угрожают, — с ходу выпалила Светлана.

— Не волнуйтесь, гражданка, Вы из какого дома?

— Сто восемь, по улице Липецкой.

— Это мой участок. Вот Вам листок, садитесь и подробно напишите, кто преследует и чем угрожает.

Светлана села, немного подумав, стала писать. Через пятнадцать минут кропотливой работы она отдала исписанный листок участковому. Тот прочел и поднял удивленный и растерянный взгляд на Светлану:

— А Вы, гражданка, часом не состоите на учете в психдиспансере?

— Нет, не состою! — вдруг заорала что было сил Светлана. — Вы что тут, все заодно с этими колдунами? Что я вам всем такого сделала? Муж от меня ушел к другой женщине, так меня за это надо убить? Ну убивайте, убивайте, сейчас я больше не хочу жить, понимаете, не хочу!

— Успокойтесь, успокойтесь, гражданка, — лепетал перепуганный участковый, набирая дрожащей рукой номер «Скорой помощи». Ему уже казалось, что эта сумасшедшая сейчас схватит какой-нибудь тяжелый предмет и огреет его по голове. — «Скорая», «Скорая», выезжайте быстрее, с женщиной плохо. Психический срыв, записывайте адрес…

— Да Вы что, совсем идиот? — буквально завизжала Светлана и выбежала из опорного пункта правопорядка.

Она уже почти добежала до своего подъезда, когда санитары, вызванные участковым, преградили ей путь. В машине «Скорой помощи» Светлана почувствовала, что в руку ей сделали укол. Вскоре наступило тупое безразличие. В больнице Светлану привязали к койке ремнями и насильно влили в рот какое-то лекарство. Она не помнила, сколько дней провела в больнице. Каждый день ей делали уколы и пичкали таблетками. Когда ее выписали из больницы и она приехала домой, то, глянув в зеркало, не узнала себя. На нее смотрела незнакомая женщина. Осунувшееся, постаревшее лицо. Когда-то темно-карие искрившиеся глаза глядели на мир с безразлично-тоскливым выражением. На работе ее должность сократили, хотя, как уверяла Татьяна, они не имели права этого делать по закону, пока она находилась в больнице:

— Надо бороться, Светка, за свои права.

Но бороться Светлана ни с кем не собиралась. Ей было наплевать на работу. Жить тоже не хотелось. «Зачем тянуть с этим? — подумала она. — Пора решить проблему самой». Готовилась она к этому «торжественному» часу не торопясь. Вначале тщательно помылась, спустила воду и ополоснула ванну: «Помирать надо в чистоте». Аккуратно положила на край ванны лезвие бритвы, стала заполнять ее горячей водой. Потом неспешно села в ванну. Было горячо, но скоро она привыкла. Распарившееся тело блаженно покоилось в воде. «Полежу вначале просто так». Полежав, взяла в руки лезвие и долго держала его, не решаясь провести им по своим запястьям. «Полежу еще немного», — она прикрыла веки.

Вдруг кто-то тронул ее за плечо, и почудилось, что над ней склонился тот самый святой старец с иконы. Он ласково улыбался:

— Вставай, милое дитя. Вставай, тебе говорю, в горячей воде вредно долго лежать. Сегодня приходи ко мне в гости, я давно тебя жду.

Света открыла глаза — никого рядом не было. Она выскочила из ванны и растерлась полотенцем. Надела джинсы и свитер, накинула на ходу дубленку и, схватив шапку, стремглав выбежала на улицу.

Куда ни глянь — везде лежал ослепительно белый снег. Он играл на декабрьском солнце, как миллионы рассыпанных алмазов. Она схватила пригоршню этого снега и растерла им лицо. Тут словно какая-то пелена спала с нее. Светлана полной грудью вдохнула морозный воздух и бодро зашагала в сторону храма. Еще издали она услышала веселый перезвон колоколов.

— Господи, как хочется жить! Интересно, что сегодня за праздник такой — 19 декабря? Наверное, это мой новый день рождения, — подумала Светлана и радостно засмеялась.

Самара, ноябрь 2003 г.

Безработный

Инженер Полетаев Евгений Николаевич стоял, облокотясь на каменный парапет набережной и смотрел в воду. Вода уносилась медленным течением вместе с падавшими в нее желтыми осенними листьями и каплями дождя. Этот дождь моросил однообразно, скучно, по-осеннему с утра и всю прошедшую ночь, и вчера, и третьего дня. Полетаеву стало казаться, что пасмурная погода будет длиться вечно. Везде сыро, серо, беспросветно, как, впрочем, и сама жизнь. Сегодня его супруга, всегда такая тихая и скромная, вдруг впала в неистовство, когда дочка подошла к ней и попросила денег на школьный завтрак. Что же тут началось, Боже мой: слезы, истерические выкрики. Чего только не услышал Полетаев в свой адрес. Что он никчемный человек, эгоист, которому нет никакого дела до семьи, и тому подобное. Он пытался оправдываться: где, мол, найдешь работу, везде на производствах сокращения. «Сделай что-нибудь, — плакала жена, — так дальше жить невозможно». «Действительно, невозможно», — подумал Полетаев и, хлопнув дверью, ушел. Его взяла такая досада, такое отчаяние на жену, на себя и на всю эту, как ему казалось, никчемную жизнь. Опять зашел в какую-то фирму насчет работы, но дальше вестибюля не прошел, охранник выгнал. Домой возвращаться не хотелось, да и что он скажет Люсе, своей жене. Потому бесцельно ходил по городу. На одном из импровизированных рынков увидел бывшего своего мастера цеха Уткина, торговавшего на лотке гайками, шурупами и прочей мелочью. Поболтали о том, о сем, Полетаев посетовал на жизнь, тот посоветовал ему заняться торговым делом.