Шоколадная медаль - Валерий Цапков

- Не делай вид, что что-то понимаешь. Свежак, я же не обману друга.

Тарасов вышел в умывальник, открыл кран, выдохнул, собираясь с духом, и опрокинул в рот содержимое мензурки...

... Фельдшер был прав, отправив его в умывальник. Как видно, природой человеку не дано без рвоты пить чужую мочу, даже если очень хочется.

Тарасов прополоскал рот, выпрямился, увидел участливо глядящего на него фельдшера, вспомнил отвратительный вкус мочи и его снова вырвало.

- Не волнуйся, дело уже сделано, теперь недельку подожди, - похлопал его по плечу фельдшер.

- А побыстрее?--спросив Тарасов, отдышавшись.

- Для этого надо иметь очень сильную волю, - серьезно ответил фельдшер.

- Спасибо, ты настоящий друг, - в тон ему ответил Тарасов и вышел из медпункта прямо в солдатскую толчею у столовой. Он чувствовал легкую слабость, желудок его был уже свободен от скудного обеда. Слабость дарила легкость мысли, он шел в строю и улыбался, думая, что еще день-два и Мих-Мих его уже не достанет...

...А Мих-Мих и не думал о нем. Он думал о том, что все идет одно к одному, подтверждая его гипотезу. В самом деле, за полгода четвертая рота дала целый букет происшествий. Почин положил рядовой Кошкин, который в карауле на вилле главного военного советника попытался украсть на продажу в болгарском посольстве запасное колесо от '' лендровера''. Затем на той же вилле в течение двух недель парни из второго отдела КГБ в инфракрасных лучах фотографировали тех, кто ночью крадется от виллы к воротам посольства ФРГ. Куча средств и людей, затраченных на операцию, дали плевый результат поймали с поличным молодого солдата Столбцова, который канистрами продавал высокооктановый бензин генеральского ''мерседеса'' афганцам, охранявшим посольство ФРГ. Никакими угрозами не удалось добиться от Столбцова, кто же его послал. Потом в роте обнаружилась кассета, на которой на таджикском языке было записано, как перейти границу с Пакистаном и к кому обратится там за документами. И был еще рядовой Цыплухин, о котором Михал-Михалычу даже вспоминать было тошно...

Словом, все это было неспроста. Такой букет происшествий с политическим душком. Корни, корни надо обрубать...

И вот - Найденов. То, что ''Гулаг'' именно у него обнаружен, это был самый весомый аргумент. И вот теперь - учит солдата английскому языку. Зачем?

После того, как изъял ''Гулаг'', Михал-Михалыч сказал об этом замполиту Джафарову. Тот страшно перетрусил, потому как сам был на крючке: Мих-Мих отнял у него машинописную копию лекции некого профессора Углова о вреде пьянства, в которой довольно прозрачно намекалось на то, что советское правительство своей политикой чуть ли не поощряет пьянство... Да и за Джафаровым тянулась сомнительная история, касающаяся пропажи девяноста тысяч афганей, якобы изъятых, по словам пленного духа, на боевых... Джафаров в тот же день прибежал в четвертую роту, рассадил всех на политмассовую работу, провел беседу, после чего раздал всем солдатам листки бумаги и предложил ответить на вопрос: кто такие Сахаров и Солженицын? С облегчением он потом собирал бумажки. Из всей роты положительный ответ дали только двое. Их ответ был одинаков, вероятно один списал у другого:'' Сахаров и Солженицын--два солдата из ''полтинника'', осужденные на четыре года лишения свободы за зверское избиение солдата-связиста в инфекционном госпитале.''

Тогда Михал Михалыч зашел с другой стороны, со стороны командира батальона, который хотел поступить этим летом в Академию генштаба, поэтому был до посинения лоялен.

- Товарищи офицеры! На будущей неделе наш батальон привлекается на боевые действия в Логарском ущелье. Предположительно, наша задача будет следующей...

Комбат показал пальцем на светлое пятно ущелья южнее Кабула. Офицеры батальона, собранные в штабе на еженедельное подведение итогов, без интереса посмотрели на карту, кнопками приколотую к стене.

- В течение недели карта будет висеть здесь. Я объявляю конкурс на лучший замысел. Вот расчет сил и средств, вот предположительные базы противника, а вот - ближайшие караванные тропы в Пакистан...

Комбат нес эту галиматью, скользил взглядом по головам офицеров, тоскливо ждавших конца совещания, а сам боковым зрением все время держал под прицелом Найденова--заинтересуется тот картой или нет, особенно караванными тропами. Тот подвел, не заинтересовался. Комбат ему тоже не доверял, хотя причина для недоверия у него была пустяковой: после вывешивания возле туалетов плакатов с ослом в воспитательных целях , Найденов предложил оклеить стены сортира памятками и наставлениями, чтобы солдаты впустую не проводили там время.

Еще более осложнило работу по просвечиванию личности Найденова то, что не далее, как вчера, тот подошел к Мих-Миху и, выражаясь блатным языком, ''вложил'', что Олегов по пьяни проболтался о том, что какая-то санитарная машина с майором во главе сдала индусам масла на четырнадцать тысяч.

- Тоже мне, принципиальный коммунист нашелся,--зло подумал о Найденове Михал-Михалыч. Этот поступок противоречил стройной гипотезе о том, что причина политической крамолы в четвертой роте - в замполите роты, ставшем не на тот путь, сбившемся с верных ориентиров.

Чтобы укрепиться в своих догадках, Михал Михалыч на следующий день снова вызвал к себе Найденова.

- Ты слышал о том, что Костиков, которого ты заменил, купил ''Шарп-777'' на деньги, привезенные контрабандой из Союза?

Найденов пожал плечами.

- Что-то такое слышал, что якобы через месяц после отпуска он купил аппарат за тридцать тысяч.

- Но на одну получку такого не купишь?

- Естественно.

- Значит?...

- Все возможно.

- Пиши!

- Что? - испугался Найденов, - Я ничего не знаю о том, что было за год до моего приезда в Афганистан!

- О чем говорили, то и пиши. Я продиктую: '' По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее: считаю, что Костиков мог через месяц после отпуска купить аппаратуру только на ворованные или контрабандные деньги.''

Найденов был в отчаянии. Отказаться было невозможно, он был по рукам и ногам повязан ''Гулагом'', отказ означал бы, что на его службе поставлен крест, а служить еще хотелось. Написать - еще больше увязнуть, бумага явно провокационная. Причем, нацелена, возможно, против него самого. Он взял протянутый лист, согласно кивнул головой и написал продиктованное, заменив слово ''считаю'' на ''слышал мнение''.

- Разрешите идти?

- Иди, конечно, - Михалыч ответил ласково и отпер ему дверь. Только когда Найденов ушел, он заметил искажение текста, который должен был ''повязать'' Найденова в том или ином отношении. Весь фокус был в том, что Михал-Михалыч уже имел бумагу, в которой описывался пьяный разговор о том, как Костиков привез из Союза две тысячи рублей сотенными бумажками, зашитыми в ручке чемодана, и о том, какие неприятности имела мама старшего лейтенанта Костикова, работавшая бухгалтером и взявшая в кассе в долг деньги сотенными купюрами и не успевшая внести деньги обратно в кассу, потому как сберкассу, где хранил деньги сын, на два дня закрыли из-за аварии с электропроводкой. И в конце той бумажки было написано, что при том разговоре присутствовал старший лейтенант Найденов, стало быть, знает. Вот и вся его принципиальность.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});