Тайна за семью печалями - Галина Владимировна Романова

как нечего делать!

В-третьих, почему мужик, который попал в аварию, ничего не рассказал о ремонте? Почему смолчал? Даже ни разу после этого Савельич его не видел. Только на фотографии в газете. Все!

– Я клоню к тому, что вы сделали некачественный ремонт, – проговорила она так холодно, что у него между лопатками морозом продрало.

– Я?! Да я за свою работу…

– Кто это может подтвердить?

– Серега-мойщик и подтвердит. Он был со мной, – вырвалось у него.

И Савельич тут же прикусил язык. Ну, вот он по первому пункту и проговорился. Сейчас станут крутить-мутить и тогда его точно уволят. Серега-то год назад сам уволился. Перевелся ближе к центру. А Савельичу бы тут еще хотелось поработать. И не из-за денег даже. Те были. Просто из-за одиночества.

– Серега у нас кто? – продолжила допрос жена его «левого» клиента.

– Мойщик. Только он уволился год назад. Куда-то в центр уехал в сервис машины мыть. Он мог бы подтвердить, что я ремонт сделал качественно.

– Интересно, как? Он наблюдал за вашей работой?

– Нет. Он машину на мойку из бокса перегонял сам. Еще похвалил меня. Тормоза, говорит, Савельич, мертвые. И с мойки тоже выгонял он сам, пока ваш муж с девушкой под полосатым зонтом кофе пил.

– Фамилия Сергея?

– А я его и не знаю, – почесал он в затылке и вспомнил: – Номер телефона его есть. Он при мне сим-карту покупал. Так что он на нем, не на теще или жене.

Продиктованный номер девушка тут же вбила в свой телефон. И снова пристала!

– Вот скажите мне, Виктор Савельевич… – хищно прищурилась она. – Как же так можно было «намертво» отремонтировать тормоза, чтобы они уже через пять – десять минут снова вышли из строя?

– Не знаю, – широко развел он руки в стороны.

Тут же услышал насмешливое хмыканье за спиной. Обернулся. Спутница девушки, сдвинув шапку на макушку, почесывала пятерней лоб и скалилась.

– Чего? – вскинулся он.

– Ничего. Не верю я тебе, мужик. Не мог ты не заподозрить что-то такое. Раз знал об этой истории, чувствовал свою вину…

– Ничего я не чувствовал! – не дал он ей договорить. – Подвох – да, был какой-то. Но не по моей вине. Диверсия это!

– Чья?

– Не знаю!

Он вдруг понял, что сильно устал и пить хочет и даже уснуть. Что угодно, лишь бы подальше от этих свирепых черных глаз, вымотавших ему всю душу.

– Кто еще был в тот момент на сервисе? – спросила она, сунув телефон в карман спортивных штанов.

– А я помню, что ли? Столько времени прошло.

– Помнишь, – прошипела зэчка и вдруг так сноровисто отвесила ему пинка под зад, что он зашатался. – Еще как помнишь. Тебе эта история до сих пор спать не дает. Ты все детали помнишь. Ворочаешься небось в койке. Все думу думаешь, что, когда и зачем? Ну, колись, старый. Кто, как ты думаешь, мог испортить тормоза после того, как мойщик Серега отогнал машину. Кстати, куда? Где он ее поставил?

– Там вон, на стоянке. На въезде, – мотнул он головой влево. – Там все ставят.

– Стоянку не видно из кафетерия?

– Нет. И с мойки не видно, и из бокса ремонтного тоже. Ничего с тех пор не поменялось. Можете проверить.

– Значит, что получается? Мойщик отогнал машину с исправными тормозами. Оставил ее на парковке. Вы занялись своими делами. Мой супруг с любовницей кофе пили и целовались. И кто-то, воспользовавшись всеобщей занятостью, испортил тормоза. Кто? – Она подошла к нему так близко, что он уловил тонкий, приятный запах ее тела. – Кто это мог быть? Вспоминайте здесь и сейчас, чтобы не делать этого в полиции.

– Нечего мне вспоминать. Потому что я не забывал. – Он покосился на пожилую бестию в спортивном костюме и на всякий случай отошел от нее подальше. – Тут побывали за тот час всего две машины. В одной приезжал мужик – мыл тачку. На второй приезжали две девки. Зачем приезжали, не знаю. Но одна из них в кафетерии что-то покупала. Все. Больше тут никого в то время не было. А теперь мне надо работать.

– Успеешь, наработаешься, – снова оскалилась зэчка. – Деньги-то за тормоза небось в карман положил? Вижу, вижу, положил. Мы пока молчим, начальству не докладываем. Но ведь может быть и иначе. Говори, что за машины были тут? Про людей не спрашиваю. Вы их не запоминаете. А вот тачки… Ну!

– Чей-то я людей не помню, – с обидой глянул на нее Савельич. – Все я помню. Машину мыл мужик из полиции. Сейчас он тачку поменял. Новую взял. Тогда ездил на старой.

Он быстро надиктовал номера и марку старой и новой машин.

– Девок не знаю. Одну не видал вообще. Она тут не появилась. С их номерами хуже. Не запомнил. Больше никого в тот день не было. Все!

Глава 17

– Сволочь ты! Старая похотливая сволочь! У тебя дети маленькие, а ты… Ты на всяких шлюх голых заглядываешься!

Жена всхлипывала, сидя за обеденным столом в кухне. Полные локти стоят на краю стола. Круглое красное лицо утонуло в ладонях. Тело, плотно обтянутое малиновой пижамой, мелко вздрагивало.

И почему для своих истерик она всегда выбирает кухню? Не в спальне ноет. Не в гостиной. Не в детской, которая сейчас пустует, потому что дети на отдыхе в оздоровительных лагерях. А именно в кухне! Чтобы у него аппетит пропал и он отказался есть ее противную, невкусную еду? А она потом одна все съела. И стала…

И стала еще больше!

– Я ни на кого не заглядываюсь, дорогая, – вяло отреагировал он просто потому, что обязан был. – Я все время с тобой. Рядышком. Я уже сменил четыре работы, чтобы быть все время с тобой, рядышком.

На последних словах голос ему изменил, он отчетливо скрипнул зубами. Она это уловила. Убрала ладони, прищурила и без того узкие глаза в его сторону.

– Вот! Вот видишь! Ты страдаешь от того, что мы все время рядом!

Он не стал ничего говорить. Отвернулся к раковине и начал считать до ста.

– Возьми и брось нас! Брось меня, детей ради голых шлюх!

Он дошел до тридцати восьми. И не стал останавливаться.

– И чтобы ты мне не говорил, я не верю ни одному твоему слову.

А он что-то ей говорил? Странно. Не помнит.

– Эта голая тварь постоянно строила тебе глазки, стоя на своем балконе. А ты… Ты потом шел в ванную… Думаешь, я не знаю, чем ты там занимался после того, как вдоволь на нее насмотришься?!

Он почувствовал, что краснеет.