Спецназовец. Шальная пуля - Андрей Воронин

вскочил и опрометью, со всех ног кинулся бежать, куда глаза глядят.

Глядели они у него, как выяснилось, строго в заданном направлении. Уже через минуту нисколько не запыхавшийся злоумышленник уселся за руль поджидавшей его в паре кварталов от места событий машины, запустил двигатель, вывел ее из проулка на шоссе и развернул в сторону Москвы. Рука в перчатке протянулась к панели магнитолы, обтянутый черной лайкой палец коснулся клавиши. «Вей, вей, проруха-судьба», – зазвучал в разжиженной мягкой подсветкой приборной панели темноте салона голос Гарика Сукачева.

– То, что доктор прописал, – с удовлетворением произнес водитель и утопил педаль акселератора.

Примерно на полпути он сделал короткую остановку, чтобы снять и убрать в багажник старую кожаную куртку и линялое черное кепи с длинным козырьком. Под размеренные щелчки реле и вспышки оранжевых ламп аварийной сигнализации он с удовольствием выкурил на свежем воздухе сигарету и вернулся за руль. Порывшись в бардачке, отыскал старый блокнот и шариковую ручку, включил потолочный плафон и при его слабом желтушном свете, пристроив блокнот на ступице рулевого колеса, быстро написал коротенькую записку. Записка отправилась во внутренний карман светлой, легкой не по погоде куртки, блокнот и ручка легли обратно в бардачок. Выключив аварийную сигнализацию и погасив свет в салоне, Юрий Якушев вывел машину на дорогу.

Через час, загнав ее на стоянку и выслушав ворчливый комментарий сторожа по поводу тех, кому не спится в ночь глухую, он поймал бомбилу, который за немалую мзду согласился доставить его к воротам загородного дома господина Расулова. Предусмотрительно прихваченная оттуда початая бутылка водки была выпита досуха в салоне дребезжащей, дышащей на ладан «девятки» под неторопливый, сугубо мужской разговор о футболе, беспределе гаишников и засилье выходцев из некогда братских республик, из-за которых в Москве стало буквально ни вздохнуть, ни охнуть. К концу разговора язык у Юрия уже основательно заплетался, а когда в пятом часу утра машина прибыла на место, водителю пришлось звать на помощь дежурного охранника, чтобы выгрузить из салона впавшего в жизнерадостное буйство и временно утратившего координацию движений, неспособного передвигаться без посторонней помощи пассажира.

Во дворе пьяное веселье гостя превратилось в настоящий дебош. Он подрался с охранником и успел изрядно ему накостылять до того, как к бедняге прибыло подкрепление. Окончательно распоясавшийся Якушев с энтузиазмом принял бой; решив, по всей видимости, что набежавшие со всех сторон сердитые кавказцы вознамерились взять его в плен с целью получения выкупа, он кричал, что живым не дастся, пел про крейсер «Варяг», про войско, идущее воевать Шамиля и про ползущего на берег злого чечена, успевая при этом расшвыривать дюжих охранников уважаемого Магомеда, как слепых котят. Он ухитрился завладеть чьей-то рацией и с криком: «Получи, фашист, гранату!» высадил ею окно в расположенной на первом этаже комнате охраны. В окрестных домах, не говоря уже о доме Расулова, начали одно за другим загораться окна. На третьей минуте развернувшегося во дворе сражения в дверях, наконец, появился разбуженный этим адским переполохом хозяин. Якушев бросился к нему с воплем: «Магомед, спаси, твоего гостя убивают!» – и вцепился в него, как утопающий в спасательный круг.

Как ни странно, это его волшебным образом успокоило. Охранники, пострадавшие далеко не так сильно, как можно было ожидать, отодрали его от хозяина, как пластырь, и увели в гостевой домик, не встретив дальнейшего сопротивления. Помянув шайтана и отдав необходимые распоряжения, касавшиеся, в частности, разбитого окна, Магомед Расулов вернулся в дом.

Снимая халат, он случайно коснулся кармана и почувствовал, что там что-то есть. Сунув в карман руку, уважаемый Магомед достал оттуда сложенный вдвое листок бумаги, которого, как он отчетливо помнил, раньше там не было. Удивленно приподняв густые брови, он развернул бумагу и прочел то, что было на ней написано.

Брови его сошлись к переносице. Рассеянно сунув записку обратно в карман, передумав ложиться, он подошел к окну и долго смотрел на виднеющуюся в узком проулке между двумя расположенными на противоположной стороне улицы домами крышу белого микроавтобуса. Потом запахнул халат, резким движением затянул пояс и вышел из спальни.

Спустившись по лестнице, Магомед Расулов пересек полутемный холл, распахнул дверь, вышел на улицу и, широко шагая обутыми в домашние шлепанцы ногами, поспешил к виднеющемуся в глубине двора гостевому флигелю.

Гостевой флигель, фактически, представлял собой полноценный жилой дом, площадь и уровень комфорта которого даже не снились подавляющему большинству населения российской глубинки. Внутри он был поделен на два двухкомнатных гостиничных номера, в которых имелось все необходимое для автономного существования – просторная ванная, небольшая, оборудованная по последнему слову современной техники кухонька, удобная мебель и полный набор бытовой электроники, от холодильника и стиральной машины до компьютера с неограниченным доступом к сомнительным сокровищам мировой информационной сети.

В данный момент занят был только один номер – какой именно, было бы нетрудно догадаться, даже если бы во всех его окнах не горел свет. Телевизор внутри орал так, что Магомед Расулов услышал его еще на улице; вопли периодически сменялись ожесточенной пальбой, из чего следовало, что один из каналов с круглосуточным вещанием транслирует какой-то боевик.

Входная дверь, как и следовало ожидать, была не заперта. Расулов миновал ярко освещенную прихожую и очутился в просторном, на весь первый этаж, помещении, совмещавшем функции общей гостиной, столовой, каминного зала и игровой комнаты с бильярдным столом и стендом для метания ножей. Здесь было темно, лишь из дверей прихожей да с верхней площадки ведущей на второй этаж лестницы падали полосы яркого света. Сверху, помимо света, проникал еще и звук – телевизор работал на всю катушку, наполняя дом грохотом пальбы, звоном сыплющихся гильз, нечеловеческими воплями, хриплым рычанием и отвратительным хрустом раздираемой плоти. Вздохнув, ибо к старости начал недолюбливать громкие звуки, Расулов стал подниматься по лестнице.

Дверь, ведущая в комнаты, занятые Якушевым, была открыта настежь, как бы приглашая войти. Расулов не замедлил воспользоваться этим приглашением и переступил порог. На экране плазменного телевизора какие-то уроды с перепачканными черной кровью серыми лицами пытались употребить в пищу звезду Голливуда Милу Йовович. Звезда, к моменту появления уважаемого Магомеда успевшая, по всей видимости, расстрелять патроны, лихо отбивалась всеми четырьмя конечностями. Уроды погибали один за другим, но даже не думали сдаваться. Расулов отвернулся: он не одобрял подобные зрелища, тем более что их ему с лихвой хватало в жизни.

Якушев обнаружился на кухне – в банном халате, с