Блуждающий Неф - Саша Суздаль

«Пожалуй, на него ухи хватит, — подумал Кристлин, — хоть кто-то сегодня не будет голодным». Возле котелка лежала зелёная шляпа с острым верхом и белым пером. Человечек ещё поворочался в котелке и вылез — наверное, уха кончилась. Он надел свою шляпу, скорчил гримасу на своём маленьком, зеленоватом лице и произнёс: — Я мом. Меня зовут Грохо Мом.

— Очень приятно, — вежливо ответил Кристлин, — а меня — Кристлин.

Они тактично помолчали некоторое время.

— Я брошенный мом, — признался Грохо Мом.

— Как это? — спросил Кристлин.

— Так, — ответил мом. Помолчал ещё немного и добавил, — мои ушли, а меня не взяли.

Они снова помолчали некоторое время.

— Вот, возьми, — сказал новый знакомый, протягивая Кристлину зелёную палочку.

— Что это? — спросил тот.

— Волшебная палочка, — буднично ответил Грохо Мом.

— А что с ней можно делать? — спросил Кристлин.

— Заказать себе обед, — сказал Грохо Мом, — скажи: «Хочу обед», — и махни палочкой.

Кристлин подозрительно посмотрел на него и спросил:

— А что же ты ей не воспользовался, а выпрашиваешь еду у других?

— Нам, момам, самим нельзя, — коротко объяснил Грохо Мом, и доверительно добавил: — Живот болеть будет.

Кристлин нерешительно взял палочку.

— Смелее, — подбодрил его Грохо Мом.

— Хочу обед, — сказал Кристлин, и на траве возникла салфетка, а на ней колбаска кружком, пару лепёшек и крынка молока.

— И что, это всё можно есть? — подозрительно спросил Кристлин.

— Ешь, — равнодушно ответил Грохо Мом, как будто и не он только что вылизывал котелок с ухой.

Кристлин осторожно, надкусил лепёшку, потом колбаску и через мгновение от них остались одни вспоминания. Молоко Кристлин допил до половины — больше не смог. Салфетка и недопитое молоко тут же исчезли. Кристлин счастливо завалился на траву, а к его спине прижался новый друг — Грохо Мом.

* * *

Кристлин проснулся от того, что его пинали в бок. Ещё спросонья он понял, что это Монсдорф. Кристлин раскрыл глаза, поднимаясь.

— Вставай! Хватит прохлаждаться! — буркнул Монсдорф и вдруг подозрительно принюхался: — Чем это от тебя пахнет?

— Ухой, — предположил Кристлин. Монсдорф сурово на него посмотрел, решая, дать подзатыльник или оставить на потом. Решил дать.

— Не умничай, — добавил он словами. Кристлин почесал затылок, чтобы отвлечь боль.

— А это что такое? — сказал Монсдорф, заметив лежащего на траве мома.

— Это мом, — ответил Кристлин.

— Что за мом? — спросил Монсдорф, но Кристлин промолчал. Монсдорф пошевелил мома ногой — тот не реагировал.

— Да он дохлый, — констатировал чародей.

— Недавно был живой, — обескураженно ответил Кристлин и подумал: «А может Монсдорф хотел меня отравить, а мом съел мою уху?»

— Хватит толкаться, — ответил Грохо Мом на очередную попытку Монсдорфа пинать его ногой, — я сплю.

— Идём, мы и так задержались, — сказал Монсдорф, оставил мома в покое. Они тут же собрались и пошли по едва заметной тропинке в лесу, уже порядком заросшей и хлеставшей ветками по лицу. Лес был старый, вековой. Упавшие деревья лежали рядом с молодыми побегами, тянущимися к солнцу, спешащими вырасти, чтобы опять повторить судьбу упавших. Гулкая луна здесь не приживалась, терялась в лабиринте стволов и веток и беспомощно затихала.

Сзади послышались торопливые шаги и Кристлин, обернувшись, увидел запыхавшегося Грохо Мома. Он поравнялся с Кристлином и зашагал рядом, что впрочем, не всегда удавалось, ввиду узости тропинки.

— Опять ты!? — вытаращился на него Монсдорф, но, впрочем, дальше продолжать не стал. Грохо Мом снова запыхался и, когда они вышли на поляну, опустился на землю и застыл.

— Ты что? — спросил у него Кристлин, но на него зло прикрикнул Монсдорф: — Не отставай!

Мом остался на поляне, а они пошли дальше. Кристлин горевал о том, что не успел он найти нового друга, как тут же его потерять. Они снова вышли на поляну и тут Кристлин увидел на ней Грохо Мома.

— Мы что, кружим? — опешил Монсдорф.

— Мом, ты как здесь оказался? — радостно воскликнул Кристлин.

— Пошли! — остановил его Монсдорф, шагая дальше. Грохо Мом остался на поляне. Когда они вышли на очередную поляну и увидели Грохо Мома, сидящего на траве, то у Монсдорфа случилась небольшой нервный срыв. Он схватил Грохо Мома и долго его тряс, так, что у того чуть глаза из орбит не вылетели.

— Посади его себе на спину, — сказал Монсдорф, отдавая Кристлину мома, — чтобы я его видел.

Они пошли дальше. Грохо Мом сидел на плечах у Кристлина, обхватив ручками его голову, и оба были счастливы.

* * *

Когда на «Зверобой» обрушился волшебник Тартиф на своём плоту, Маргина чуть не умерла от страха. Хабиба Бата её поддержал, хотя сам чуть не стал заикой. Здоровенное каменное основание пробило палубу и валялось в трюме. Там же валялся и Тартиф без сознания. Моряки собрались возле дыры в палубе и молчаливо смотрели вниз. Когда Маргина подошла и увидела Тартифа, она тут же сказала:

— Его нужно поднять наверх.

Тартифа положили на доску и вынесли на палубу. Маргина собрала все свои силы и начала лечить самое необходимое. У волшебника было пять переломов, пару открытых ран и ушиб головы. Пока Анапис обрабатывал раны и перевязывал их полосками материи, Маргина, наложив руки на голову, пыталась убрать большую гематому, которая грозила превратить Тартифа в овощ.

«Ах, как сейчас не хватает Мо», — с нежностью подумала она, и как будто почувствовала его силу, которая вливалась в неё. Она сумела залечить порванные сосуды, а остальное оставила на потом. Склеив последний капилляр, Маргина упала без сознания на руки хабиба Бата. «Вот это женщина!» — восхищённо подумал он, и понёс драгоценный дар в свою каюту.

Через одно солнце она пришла в себя и снова пошла к пострадавшему, как ни отговаривал её хабиба Бата. Она просмотрела волшебника, похвалила Анаписа за правильно наложенные шины на переломы, который за это получил благодарный взгляд хабиба Баты, что Анаписа обрадовало больше, чем слова Маргины. Потом она снова погрузилась в гематому и долго очищала её, разрушая тромбы, чтобы помочь печени в её работе. Маргина быстро устала и, чтобы снова не уйти в обморок, прекратила работу.

Опираясь на заботливые руки хабиба Бата, она вышла на воздух. Парусник «Зверобой», как и раньше, стоял возле берега, в бухте острова Зелёного, а летающего острова и в помине не было. От этого Маргине стало немного легче и приятней на душе. На острове ярко зеленела листва, море мягко катило свои волны, и это очарование укутывало душу, погружая её в ленивую негу. С моря несло приятной свежестью, которая ласкала не только её лицо, а и её израненную душу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});