Ведьма на зелёной фишке - Ирина Громова

Я быстро схватила футляр, сунула туда несколько фотографий, спрятала футляр под одежду. В мои свободные кофточки-растягайки на резиночках можно спокойно спрятать всю библиотеку Валентины. Дома за компьютером мне надо будет кое-что уточнить.

27

Бригада полицейских приехала только через три с половиной часа. За это время мы успели подробно описать все, что могло бы интересовать полицию по существу этого странного дела. Сдали полковнику Грачёву на руки Дору и Сашку, сообщили устно всё, что хотели узнать полицейские и были отпущены ещё засветло.

Уже стемнело, когда, наконец, мы с Кешей и боксюшкой вошли домой, вытрясенные бездорожьем до потрохов. Вовка пока не вернулся из рейса. Скарлетта, честно выполняя приказ, отправилась на пост, проверять Настину спальню на втором этаже.

Я выделила Иннокентию вторую гостевую комнату, на первом этаже, сразу за сауной и моим доморощенным спортзалом. Наказала молчать о том, что он сегодня видел и слышал – во имя безопасности Насти и её дочери. После бессонной ночи, многочасовой тряски по кручихинской дороге, Кеша выглядел очень устало. Он, вообще, по-моему, не мог произносить слова. Сразу ушел к себе и затих, видимо, добрался, наконец, до горячего душа и кровати. Так, до следующего дня, больше его и не слышала.

Я, в свою очередь, достала и выставила на стол все успокоительные средства, какие у меня были в доме, и позвала Настю. Встревоженная Настя спустилась вместе с собакой. Скарля деловито прошлась по первому этажу, понюхала дверь, ведущую из гостиной в правое крыло дома, в спортзал, сауну и гостевую комнату и поднялась на второй этаж, охранять Ксюшу. Туська толкалась с нами, пытаясь стащить со стола печенюшку.

Заваривая девушке душистые травы, рассказала о нашем трудном визите в Кручиху. Всё как было. Оставив пока при себе ряд собственных размышлений и наблюдений. Девушка побледнела, но держалась мужественно.

Через два часа мне позвонил полковник Грачёв. Через меня он пригласил Настю на опознание. Завтра, когда всё будет готово, полиция пришлёт машину. Настя, выдержала и этот удар.

– Вы поедете со мной? – тихо произнесла она, – А вдруг, это действительно мама? – несчастная девочка ещё надеялась, что беда обойдёт её стороной. Я не могла отделаться от подлой мысли, что Настя, в случае гибели Валентины, вступает в права наследования Кручихой. И я не пока не знала, какие надо ожидать последствия. Разумеется, я должна присутствовать. Поддержать Настю и видеть реакцию девушки при опознании.

– Разумеется, – тихо подтвердила я. – Скажи, а Терентий Павлович регистрировал брак с мамой?

– Да, только женились они не в Светлом Пути. Место такое, название не выговорить. Я потом вспомню, теть Кап, скажу, ладно?

Таким образом, в право наследования имением вступает и Терентий Павлович.

Настя сжалась, глаза её потухли и она, по-старушечьи, пошаркивая, приволакивая за собой ногу, пошла наверх, к ребёнку. Плакать.

Завтра нам предстояло испытание.

– Зачем Вам все это надо? – спросил меня вчера полковник Грачёв.

Зачем мне всё это надо? Хотела бы я знать…

Но Остап просил меня о помощи. Как я могла отказать человеку, если его ребёнку грозит смертельная опасность? Наше поколение воспитала ещё советская страна. Нас всегда учили, что главной ценностью на земле является человеческая жизнь. Это сейчас, вдруг, главной ценностью стали деньги. Но в моём возрасте уже поздно, да и трудно переучиваться. Что-то мне подсказывает всегда: если человека лишить денег, пусть плохо, но жить будет можно. Постепенно, глядишь, всё и наладится. А вот если человека лишить жизни… тогда уж точно не спасут все деньги мира.

Полицейская машина пришла за нами только к обеду следующего дня. Ожидание было мучительным, особенно, для Насти. Но я всё равно испытывала благодарность полицейским. Во-первых, они не заставили нас тащиться на опознание ночью. Во-вторых, не увезли тело в район, за сорок километров от Светлого Пути. А положили в отдельном, не отапливаемом помещении нашей больницы.

Я не знала, как выглядела Валентина в жизни (а про изъятые мной незаконно фотографии молчала), поэтому меня на опознание не пригласили. Но я сопровождала Настю и осталась ждать в коридоре. Заранее заняла такую позицию, чтобы сквозь стекло и тонкую занавеску видеть, что происходит за дверью. Девушка зашла в холодное помещение первой. Народ в коридоре ещё только начал собираться. Шептался и жался к стенкам.

Я сосредоточилась, чтобы не пропустить детали, но видно было плохо. С трудом рассмотрела кушетку с предполагаемым телом человека, накрытым простынёй.

Доктор откинул уголок простыни – я приготовилась увидеть страшное, но полицейский полностью загородил обзор кушетки, поэтому могла наблюдать только Настину реакцию.

– Да, это мама, – тихо сказала девушка и сползла по стенке на пол. Она не лишилась чувств, но помощь доктора ей потребовалась.

– Это еще не всё, – сказал капитан, ведущий процедуру, скорее доктору, чем Насте. – Надо провести еще одно опознание.

Оказывается, за этой комнатой находилась другая.

Насте помогли подняться, открыли дверь и проводили в следующее помещение. Чтобы разглядеть происходящее в дальней комнате, мне пришлось привстать, и открыть дверь шире. Манипуляция была рискованной, потому что давно не смазанные петли заскрипели как чёрные ворота в мрачной сказке про потусторонний Харст (фантастическая сказка И. П. Громовой «Зверолов из Харста»). Но, к счастью, два доктора и двое полицейских были заняты Настей, они не обратили внимания на мои телодвижения.

В проеме виднелась больничная кушетка. На ней лежало искалеченное мужское тело.

Из обрывков шепота между врачами я поняла, что сегодня, рано утром местные жители нашли тело мужчины, упавшего в ущелье с обрыва на хуторе Галучевых. При осмотре выяснилось, что мужчине сначала ударом тяжелого предмета сломали шею, потом сбросили в ущелье.

При виде предполагаемого тела Терентия Павловича Настю затрясло в истерике. Она не назвала тело Терентием. Не сказала, что перед ней её приемный отец или муж её матери. Нет, она закричала:

– Папа, папочка! – и с громким плачем бросилась на грудь усопшего.

Насте сделали укол, но истерика продолжалась ещё несколько минут. Потом начало действовать лекарство, девушка обмякла и стихла. В коридоре продолжала увеличиваться толпа людей, приглашенных на опознание Валентины и Терентия. Но их не пускали до тех пор, пока полностью не успокоили Настю.

Когда её вывели, я увидела серое лицо со стеклянными глазами и отсутствующим взглядом. Врач сказал, что процедура закончена, но нам следует обождать в коридоре еще некоторое время, чтобы закрепилось действие лекарств. Насте следовало посидеть пять минут, после чего нам можно было идти. Но я не была уверена, что она сможет сдвинуться с места и через пять минут.

Мы сидели в коридоре. С опознания выходили люди, соседи, друзья Галучевых – кого успела собрать полиция. В коридоре выстроилась молчащая очередь.

Процедура, скорее, напоминала прощание с усопшими на похоронах. Понятное дело, потеря для поселка семейной пары такого уровня невосполнима. И повлечет за собой серьёзные последствия.

Все с участием и сожалением смотрели на Настю. Она, казалось, не видела и не слышала никого.

Последней вышла Ирина Борисова. Мне показалось, в глазах её вспыхнул недобрый огонь. Она перекрестилась и прошептала едва слышно:

– Ну, слава Всевышнему, свершилось правосудие. Прибрал убийцу и грешника.

Если Валентина, действительно, был подругой Ирины, а Ирка считала виноватым Терентия, то гнев её можно было объяснить. Почерневшая лицом, вся в чёрном, она метнулась к нам чёрной тенью.

Ирка ещё раз наложила на себя крестное знамение, повернулась ко мне и спросила чуть более громким шепотом, показывая на Настю:

– Ну, как она? Теперь пойдет к себе домой? Я могу проводить. И присмотрю за ней.

– Да не очень, сама видишь, – кивнула я в сторону Насти, которая не реагировала на нас никак. – В таком состоянии не буду пока отправлять домой. Пусть поживёт у меня. Ей ещё похороны подготовить и пережить надо.

– По этому поводу можешь не беспокоиться, посёлок всё возьмёт на себя,– убедительно сказала Ирина. – Поселковый совет в таких случаях, всегда помогает. Соседи Анастасию с ребёнком тоже не бросят. Ей, ясное дело, одной такое не потянуть. Смотри, белая вся, умом бы не тронулась, – Ирка опять перекрестилась. За два года проживания в Жабино я всё никак не могла привыкнуть к манере местных так прямолинейно выражать свои мысли. Особенно, в тех случаях, когда ситуация требовала исключительной деликатности.

К счастью, Настя смотрела через Ирку, как сквозь стену, и, похоже, нас совершенно не слышала.