Крестовый поход в Европу - Дуайт Эйзенхауэр

В то время когда мы коротали часы, вышагивая по пещерам под гибралтарской скалой, сотни кораблей, сведенные в быстроходные и тихоходные конвои, шли через Северную Атлантику по направлению к общему для всех месту на берегах Северо-Западной Африки. Для десантирования у Алжира и Орана большинству из этих кораблей предстояло проследовать через узкий Гибралтарский пролив: на его берегах находились батареи, которые в любой момент могли открыть огонь. Другие корабли, шедшие непосредственно из Америки, должны были идти прямо на Касабланку и в портовые города к северу и югу от нее.

Корабли этих трех основных караванов шли в водах, которые кишели немецкими подводными лодками. У Гибралтара большинству конвоев предстояло войти в зону действия вражеских бомбардировщиков. Наши войска были наскоро обучены такого рода сложным десантным операциям, большинство из них вообще не имели боевого опыта. Нехватка судов не позволяла взять сразу все войска и боевую технику, необходимые для обеспечения полного успеха. И, разумеется, все это беспокоило нас.

Даже наш перелет из Англии в Гибралтар был рискованным. Нам дважды пришлось откладывать время вылета из-за скверных погодных условий. Прежде чем, наконец, подняться в воздух, офицер, командовавший "летающими крепостями", предназначенными для переброски нашей группы в Гибралтар, преднамеренно поставил меня перед необходимостью принять решение вылетать или не вылетать. Это был единственный случай в моей жизни, когда я оказался в таком положении, так как обычно окончательным является решение авиационного командира. Все это казалось далеко не благоприятной приметой накануне огромного предприятия, но нам не оставалось ничего иного, как пройти и это испытание. Мы летели на небольшой высоте. Когда огромная скала Гибралтара начала, наконец, вырисовываться в легком тумане, мой пилот заметил: "Это первый случай в моей практике, когда я должен набирать высоту, чтобы сесть на взлетную полосу в конце длительного полета!"

Находясь в Гибралтаре, мы уже планировали свою деятельность после успешной высадки десантов, в том числе скорейшую переброску нашего штаба в Алжир. Недостатка в будущих проблемах не было, но каждая из них могла быть решена только при условии успеха начальных фаз десантирования. Таким образом, наши мысли и разговоры неизбежно вновь и вновь возвращались к непосредственному решению этой основной задачи.

Мы ждали три дня. Наконец ночью появились головные корабли и стали проходить через узкий пролив, а мы стояли на затемненных мысах и смотрели, как они идут мимо нас. Все еще никаких сообщений о нападениях подводных лодок или авиации противника! В нас крепла надежда, что противник, придерживаясь своей тактики, которую он в прошлом применял против конвоев, следовавших на Мальту, будет держать свои воздушные, подводные и надводные силы сосредоточенными к востоку от острова Сицилия, предвкушая нанесение мощных ударов по кораблям, когда те подойдут к узкому проходу между Сицилией и африканским побережьем.

В первоначальных планах возможность столкнуться с исключительно тяжелыми погодными условиями у Касабланки являлась одной из тех причин, которые заставляли меня с неохотой согласиться на отправку туда самой крупной оперативной группы. Угроза отмены десантирования в последнюю минуту возле Касабланки была вполне реальной, и если бы это случилось, то оставались бы только две возможности.

Первая заключалась в том, чтобы приказать этому огромному конвою отложить десантирование и просто ходить по кругу в море недалеко от берегов в ожидании благоприятного момента. Такой вариант имел много недостатков. Во-первых, был бы полностью утерян элемент внезапности в этом районе; во-вторых, корабли оказались бы под угрозой ударов со стороны подводных лодок противника, которые кишели в Бискайском заливе; в-третьих, в значительной степени ослабла бы видимость подавляющей мощи, если не будет одновременного десантирования в районах всех трех портов. И наконец, запасы топлива у кораблей небеспредельны. По второму варианту предусматривалось провести весь западный конвой в Средиземное море, чтобы толпиться в и без того уже переполненном порту Гибралтара. Здесь конвой мог беречь свое топливо и быть готовым направиться в Касабланку для десантирования, как первоначально планировалось, или высадить войска вслед за первым десантом у Орана и затем направить их вдоль железной дороги в северо-западном направлении. Ни тот ни другой вариант не представлял собой удачного решения, поскольку каждый из них требовал быстрого пересмотра и изменения планов, к осуществлению которых уже приступили. Однако, закон вероятности указывал на то, что нам пришлось бы принять одну из этих возможностей.

К вечеру накануне десантирования донесения о погоде, полученные от одной из наших подводных лодок в районе Касабланки, были мрачными, и я принял предварительное решение: если условия не улучшатся, переориентировать западный конвой на Гибралтар. Это серьезно расстроило бы все наши планы, но было бы лучше, нежели бесцельно носиться в океанских водах, увертываясь от вражеских подводных лодок.

Никогда за всю войну я не чувствовал такого облегчения, как тогда, когда на следующее утро получил краткое сообщение, что условия на море у Касабланки сложились не слишком плохие и десантирование идет в соответствии с планом. Я сотворил молитву благодарности — мои сильные опасения рассеялись.

Неожиданные трудности возникли с радиосвязью. На первых стадиях операции союзный штаб должен был полагаться исключительно на радиосвязь с оперативными группами, следовавшими к указанным районам для десантирования, и мы чуть было не пришли в смятение, обнаружив, что наша радиосвязь работает плохо, а иногда и совсем отказывает. Эти неприятности приписывались главным образом перегрузке каналов связи на наших штабных кораблях и в центре связи в Гибралтаре. Однако каковы бы ни были причины, я решил как можно скорее перевести наш штаб на Африканский континент.

Первое донесение о соприкосновении с противником было огорчительным. Корабль военно-морских сил США "Томас Стоун", следуя в составе конвоя к Алжиру и имея на борту усиленный американский батальон, был торпедирован 7 ноября всего в ста пятидесяти милях от места назначения. Подробностей в донесении не сообщалось, но возможность весьма существенных потерь в людях не исключалась. До сих пор в этом отношении нам удивительно везло, но это не уменьшало беспокойства за судьбу людей на корабле. В тот вечер мы так и не получили никаких дополнительных сведений о судьбе людей, однако позднее стало известно, что инцидент закончился благополучно. Потери оказались небольшими, да и сам корабль получил не очень тяжелые повреждения. Однако солдаты и офицеры, не желая спокойно ждать, когда их отбуксируют в какой-либо порт, с энтузиазмом поддержали решение командира сесть на лодки и на них попытаться своевременно добраться к месту десантирования. Но начавшееся к концу дня сильное волнение на море не позволило им осуществить смелое намерение, и их пришлось взять на борт эсминцев и других кораблей охранения и в конце концов высадить на берег с опозданием примерно на двадцать часов. К счастью, отсутствие этого усиленного батальона не оказало существенного влияния на ход операции.

В тот же день, 7 ноября, я провел самые огорчительные переговоры за всю войну.

Поскольку в Лондоне и Вашингтоне были искренне убеждены, что генерал Жиро мог привести французов Северной Африки в лагерь союзников, в октябре мы через Мэрфи начали переговоры с целью вызволить генерала из Южной Франции, где он, по существу, находился под арестом. Тщательно продуманный план был разработан нашими французскими друзьями и Мэрфи, который вернулся в Африку после тайного визита в Лондон. Генерала Жиро через надежных посредников держали в курсе подготовляемого побега. Несмотря на бдительность немцев и вишистов, в назначенное время он появился на берегу, сел в небольшую лодку и под прикрытием ночной темноты отправился на встречу с находившейся в прибрежных водах английской подводной лодкой под командованием капитана 1 ранга американских ВМС Джеральда Райта. Она с большим трудом нашла генерала Жиро в море. В другом назначенном месте эта подводная лодка встретилась с одним из наших гидропланов, и на нем генерал с тремя своими личными помощниками и группой штабных офицеров полетел в мой штаб во второй половине дня 7 ноября. Этот эпизод, изложенный здесь кратко, на самом деле был захватывающей историей, полной необычайного драматизма.

Генерал Жиро даже и в гражданском платье выглядел настоящим военным. Ростом более шести футов, прямой, с твердой осанкой и резкий в разговоре и манерах. Это был мужественный, хотя и несколько уставший человек. Однако перенесенные им испытания, в том числе длительное пребывание в тюремном заключении, не укротили его боевого духа.