Покорить Ангела (СИ) - Победа Виктория

Его взгляд мягко скользил по моему лицу, губы тронула доброжелательная улыбка. Он казался совершенно расслабленным, будто не его сын сейчас на операционном столе лежал. А может мужчина просто хорошо умел держать себя в руках. Сложно было сказать, что творилось в его голове, однако со мной он был крайне доброжелателен и открыт.

— Лина, — заговорил он тихо, словно опасаясь моей реакции, будто боялся, что стоит ему сказать что-то не то, и я сбегу отсюда сломя голову.

Признаться, сбежать хотелось. Очень. Все мышцы в теле напряглись, готовые в случае чего выполнить любую команду мозга. Я с трудом заставляла себя сидеть на стуле и не ерзать.

— Прекрати себя винить, девочка, ты ни в чем не виновата, запомни это хорошенько.

— Но… — я с ним согласиться не могла.

Не хотела ведь идти на это чертово посвящение, так какого рожна, спрашивается, поперлась? Да еще и в таком виде? Хорошо, что кому-то из ребят пришло в голову забрать наши вещи, иначе сидела бы я сейчас перед Николаем Федоровичем в одном лишь Таськином платье, а так хотя бы плащ есть.

Нужно было оставаться дома, а еще лучше взять смену, как и собиралась. Волкова бы тогда не проткнули ножом, его отцу не пришлось бы сидеть со мной в буфете и успокаивать, а ребятам — волноваться о друге.

Почему-то я вдруг подумала о Миле, о том, что она сейчас, должно быть, чувствует. Впрочем, она могла остаться, если бы действительно этого хотела.

О чем я думаю?

Качнув головой, я отбросила неправильные мысли. Это вообще не мое дело. В конце концов пусть они разбираются сами, а мне просто нужно убедиться, что с Женей все будет хорошо.

— Меня отнюдь не радует случившееся, и я бы предпочел видеть сына целым и невредимым, — между тем продолжил Николай Федорович, — но, учитывая его нрав, рано или поздно что-то подобное бы обязательно произошло, независимо от того, была ты рядом, или нет, — грустно улыбнувшись, мужчина тяжело вздохнул и сделал глоток из своей кружки.

Я не отвечала, только слушала. Что я могла сказать? Да и требовалось ли что-то говорить? Впрочем, выдавить из себя хотя бы слово сейчас казалось непосильной задачей.

— Но я буду не против услышать твою версию произошедшего, — вдруг добавил Николай Федорович после минутной паузы. Его слова заставили меня окончательно поникнуть.

Мою версию? Какая может быть версия?

— Саша рассказал мне кое-что, но его там не было и…

— Я не знаю, что рассказать, — перебила я мужчину. — Я этого не хотела, просто так получилось, — слова как-то сами сорвались с уст.

— Как есть, так и расскажи, — с улыбкой произнес отец жени.

Я вздохнула, помедлила немного, а после выложила свою версию случившегося. Несомненно, я несколько слукавила, приукрасив момент появления Жени. О том, что он зажал меня в коридоре у туалета, отцу Волкова знать было незачем.

— Значит, случайно Женька оказался возле уборных в тот самый момент, когда там была ты? — недоверчиво сверкнув взглядом, уточнил Николай Федорович.

Я по глазам его видела, что не верит. Знает, что что-то скрываю. Я только плечами пожала и снова нашла спасение в своей кружке, на этот раз помня, что кофе все еще горячий.

— Ладно, предположим, так и было, — с усмешкой в голосе согласился отец Жени, — в таком случае тебе тем более не за что себя винить.

Я посмотрела на него, с трудом выдавив улыбку, кивнула, скорее, потому что нужно было хоть как-то отреагировать на его слова, нежели по тому, что была с ним согласна.

Пожалуй, мне и правда стоило держаться подальше от Волкова.

— Не нравится мне твой взгляд, — удивил меня отец Жени, — по глазам вижу, что еще чуть-чуть и деру отсюда дашь, — он даже слегка рассмеялся.

— Не дам, пока не буду уверена, что с Женей все хорошо, — произнесла я, глядя в глаза мужчине.

— В таком случае можешь пока рассказать о себе, — Николай Федорович откинулся на спинку стула и устремил на меня заинтересованный взгляд.

— Нечего рассказывать, — я едва заметно пожала плечами.

— Всегда есть, о чем рассказать, — улыбнулся мужчина, — ладно, я не буду тебя заставлять, нечего, так нечего. Тогда ты меня послушай, — добавил мужчина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Его голос чуть изменился, взгляд стал серьезным, лишь едва заметная улыбка красовалась на лице мужчины.

— У Жени сложный характер, такой он был всегда, с самого детства, но после смерти матери он стал просто невыносим, — Николай Федорович как-то странно хмыкнул и улыбнулся шире, правда, теперь его улыбка казалась вымученной, неестественной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я же в свою очередь пыталась переварить информацию о матери Волкова.

— Его мама…

— Умерла, — кивнул Николай Федорович, — опухоль мозга, Женя винит меня, отчасти он прав, — видно было, что мужчина напрягся. Нахмурив лоб, он повернул голову к окну, находившемуся по левую сторону от него. Некоторое время Николай Федорович смотрел куда-то вдаль, в ночь, освещаемую несколькими тусклыми уличными фонарями и светом, льющимся из окон блоков больницы.

Я молча ждала, пока мужчина продолжит.

— Женя всегда был таким, все делал на эмоциях, достаточно было одного импульса, и он бросался на амбразуру. Знаешь, сколько раз мне приходилось краснеть в кабинете директора лицея, пока Женька учился? Драки почти каждый день вплоть до десятого класса, и все время с Ромкой. Вечно что-то поделить не могли, а потом вдруг друзьями лучшими стали.

Я снова опустила глаза. Вспомнились свидание и поцелуй с Ромой и с… Женей. Стало мерзко и противно от самой себя. И вроде ничего не сделала, а тошно было так, что хоть вешайся. Будто бы внесла раздор в крепкую дружбу.

— Что-то ты совсем скисла, — уже веселее констатировал Николай Федорович, — я тебе все это говорю не для того, чтобы ты попусту грустила, а для того, чтобы понимала, какой мой Женька. Хороший он у меня, просто сначала делает, потом думает.

— Я не понимаю…

— Все ты понимаешь, Лина, просто сама себе врешь, знаешь ведь, что нравишься ему, сильно нравишься. Я своего сына, как облупленного знаю, не первый год на свете живу и тебе он нравится…

— Я…

— Нравится, я по глазам вижу и не отрицай.

Я было собралась сказать хоть что-нибудь в ответ, возразить быть может, но в этот самый момент зазвонил лежавший на столе телефон Николая Федоровича. Ответив на звонок, он некоторое время слушал не перебивая, а потом произнес коротко:

— Я тебя понял, спасибо.

Завершив разговор, мужчина убрал телефон в карман и посмотрел на меня.

— Допивай свой кофе, все оказалось еще лучше, чем предполагалось, хирурги закончили, сейчас Женю будут готовить к переводу в общую палату.

— Как в общую? — я округлила глаза. — А если что-то пойдет не так, разве его не должны подержать… ну я не знаю, где обычно держат пациентов после операции…Там столько крови было, — последние слова я едва сумела произнести.

Николай Федорович только улыбнулся и головой покачал.

— Прекрати ты его хоронить уже, говорю же, с ним все хорошо.

— Я не понимаю, как вы можете быть так спокойны, — призналась я, глядя на мужчину.

— Когда твой сын полжизни треплет тебе нервы, вырабатывается феноменальная стрессоустойчивость, — ответил мужчина и даже рассмеялся. — Однажды, ты сама поймешь и привыкнешь.

— Что вы имеете в виду?

— Пойдем, Лина, — уходя от ответа, Николай Федорович допил свой кофе и поднялся с места, мне ничего не оставалось, как последовать его примеру.

До нужной нам палаты мы с отцом Жени шли молча. Мне все также хотелось услышать ответ на свой вопрос, но повторять его я не решилась, предпочла промолчать. Николай Федорович, видимо, тоже решил, что на сегодня разговоров достаточно. В полной тишине мы наконец добрались до палаты, в которую только что привезли Женю. Из-за двери показались двое мужчин и девушка.

— Он проспит до утра, — заговорил мужчина постарше, обращаясь к Николаю Федоровичу, а потом кивнул второму мужчине и девушке. Те, ответив таким же кивком, молниеносно удалились.