Круг следующий - Леонид Матюхин

Рубец безусловно доверял Валерии. Он наверняка не мог представить себе, чтобы у неё могли быть от него какие-нибудь особые секреты. А они меж тем стали появляться. С присущей ей целеустремленностью и деловой хваткой Лера выполняла свои обязанности в команде Адалата. После его ранения она почувствовала некоторое ухудшение отношения к себе со стороны теперешнего её начальника Альберта. Это выражалось в первую очередь в том, что заместитель Адалата взял на себя большинство функций, которые прежде выполнял Адалат. Мало того, он даже сузил круг обязанностей молодой женщины практически только до функций кладовщика. И делалось это якобы лишь для того, чтобы «не взваливать на хрупкие женские плечи непомерную ответственность». С одной стороны, это действительно облегчало жизнь Валерии, но с другой — делало её работу на оптовой ярмарке практически бесполезной. Во всяком случае, ограниченная в своих перемещениях и контактах, она теперь уже не могла, как ей казалось, получать достаточное количество необходимой Хозяину информации. Альберт работал как зверь. Стремясь сосредоточить в своих руках как можно больше власти, он теперь практически единолично решал все принципиальные вопросы. И только если возникала особая необходимость — он связывался по телефону с Адалатом, который просил звонить ему лишь в исключительных случаях. В результате заключение договоров и все сторонние контакты с продавцами и покупателями теперь перешли в ведение Альберта. Несмотря на это, благодаря своим основным обязанностям Лера могла иметь достаточно четкое представление о положении дел. И у неё все больше крепло убеждение, что заключаемые контракты приносят теперь далеко не ту прибыль, что было прежде. Заключалась ли причина этого в недостаточном опыте Альберта, или же причина была иной, она сказать пока не могла. Но несмотря на бурную деятельность помощника Адалата финансовое положение их мини-компании судя по всему начало ухудшаться. В создавшейся ситуации целесообразность дальнейшей работы Валерии на оптовой ярмарке вызывала сомнения даже у неё самой. За время своей работы она получила тут много полезной и даже просто необходимой для успешного «освоения» этой ярмарки информации. В принципе, можно было бы уже и поставить точку на этой неблагодарной работе. Тем более, что теперь она явно могла бы принести решившему «осваивать» Москву Хозяину больше пользы на других направлениях. На ярмарке же доступ к новой информации оказался теперь весьма затрудненным. Но об этом Лера не спешила докладывать Рубцу. Она по какой-то и самой ей ещё не совсем понятной причине не хотела пока оставлять свою утомительную работу кладовщика. И это несмотря на то, что ей ежедневно приходилось проводить на ярмарке практически целый день в далеко не самых комфортных условиях.

Конечно, полученный ею опыт имел колоссальное значение. Теперь она могла делать выводы о многом по едва заметным штрихам, по фразам и событиям, которые непосвященному ничего бы не сказали. Это объяснялось тем, что она узнала жизнь оптовой ярмарки изнутри, поняла связи, превращающие массу преследующих зачастую противоположные интересы людей в единый механизм, переваривающий ежедневно огромное количество разнообразных товаров. Она разобралась в балансе действующих тут казалось бы взаимоисключающих, но в то же время и взаимоуравновешивающих сил. Она смогла рассмотреть те пружины, которые приводили весь этот механизм в действие, заставляя целыми днями дружно крутиться его одетые по-зимнему «шестереночки». И в результате1,0 несмотря на изменившиеся обстоятельства1,0 Лера все-таки получала временами ту ценную информацию, которой не совестно было поделиться с Рубцом. Получала информацию, которая шла в «копилку», чтобы ожидать своего часа, когда ею воспользуются в целях организации эффективной работы уже «1своей0»1 0оптовой ярмарки на Хозяина…

* * *

Вечером в четверг, когда поужинавшая и принявшая душ Лера только-только удобно устроилась под торшером с книгой в руках, раздался звонок. Звонил Адалат.

— Как дела? — спросил он. И Лера в очередной раз почувствовала, как от звуков его голоса несколько учащенно забилось её сердце.

— Отлично. — бодро ответила молодая женщина, — Ты же видел, какая на улице сегодня стояла солнечная погода. А я — как инфузория-туфелька. Если светит солнце, у меня и на душе хорошо и солнечно. Если идет дождь, то и сердце вроде готово обливаться слезами.

— Ой, Томар, не похоже это что-то на тебя. — с нарочитым сомнением протянул Адалат, — Как-то трудно представить тебя в трауре по поводу пасмурной погоды. Да и едва ли ты впадешь в эйфорию только оттого, что сквозь тучи пробилось солнце.

— Ладно. Значит, как учит народная мудрость, внешний вид обманчив. Лера немного помолчала, — Во всяком случае, поверь, я рада слышать твой голос… И — как ты себя чувствуешь?

— Великолепно. Настолько великолепно, насколько это возможно в моем положении. Бездельничаю и наслаждаюсь покоем. Но вот пригласить тебя на танец я бы пока что скорее всего не решился… Короче, набираюсь сил перед тем, как снова начать мучать вас на работе. А случится это, если ничего не изменится, в самом скором времени. По крайней мере, меня обещают отпустить домой уже послезавтра.

— Поздравляю. — тихо произнесла Лера.

— Спасибо, Том.

— Я приеду за тобой?

— Ни в коем случае! — решительно воспротивился Адалат, — И не думай. Я прекрасно доберусь сам.

— Но… Ведь у тебя же ничего нет дома! Чем ты будешь питаться?

— «Не хлебом единым»… Впрочем, если бы ты смогла… — хотел что-то предложить Адалат, но тут же осекся, — Нет, не получится, к сожалению. Ключи-то у меня… Я хотел попросить тебя забросить мне завтра домой каких-нибудь про дуктов, да вспомнил, что ты вернула мне ключи. Ты оставила их, когда привозила телефон. Так что…

— Послушай, Алик, ну не нужно, прошу тебя! Не нужно. Ты же не красна девица, чтобы жеманиться. Зачем все осложнять?… Завтра утром я заеду к тебе за ключами. Вечером после работы завезу тебе на первое время в квартиру продукты, а послезавтра с утра, ещё до выписки, ты вновь получишь свои ключи. И, поверь, мне все это не составит никакого труда.

— Спасибо. Ты, Том, как говорится, — настоящий товарищ.

— Ага. Вот именно — друг, товарищ и брат. — удивляясь воз — никшему вдруг чувству легкой досады, подтвердила Лера, — И как таковой, я оставляю за собой право навестить тебя после выписки… Возражения есть?

— Как можно, начальник? Нет. Конечно, возражений нет. Буду рад видеть тебя. Уверен, общение с тобой намного ускорит мое выздоровление.

— Льстец. — заклеймила его Лера, — Льстец и подлиза. Ну да ладно, как известно, женское сердце не камень. Обещаю, что к твоему возвращению домой в холодильнике тебя будут ожидать всякие вкусные вещи… А особые пожелания будут?

— Скажи, это не очень бессовестно, если я попрошу пахлавы?

— Конечно, бессовестно. Даже очень. Но чего не сделаешь ради столь скромного симулянта… Придется найти… Еще что-нибудь?

— Маслин бы еще. И лимонов. — мечтательно произнес Адалат и, как бы размышляя вслух, добавил, — Коньяк-то у меня в баре есть.

— Понятно. Теперь вижу, что ты уже окончательно созрел для выписки. И, должна заметить, вы, сударь, уж слишком тонко и изящно формулируете свои пожелания. В результате разве что законченный идиот не поймет, 1чем0 для вашего драгоценного здоровья обернется желаемый набор…

— А я здесь при чем? Ко мне ведь, кажется, кто-то собирался приехать в гости? Так не могу же я, в конце концов, встречать прекрасную даму одними лишь консервами да плебейской водкой!

— И прекрасная дама — это я?

— Ну естественно!

— Угу. Значит, ты собираешься пуститься после больницы во все тяжкие, а ответственность заранее возлагаешь на меня?

— Вот вечно с вами, женщинами, так. — тяжко вздохнул Адалат, у которого в преддверии выписки было исключительно хорошее настроение, Всегда любые самые добрые намерения готовы представить таким образом, что потом за себя стыдно становится… Одним словом — крылья подрубаете.

— Это как — заключение из собственного горького опыта? полюбопытствовала Лера.

— Не только. К этому печальному выводу приводят и лучшие образцы мировой литературы.

— А что говорится в «лучших образцах» относительно пьянства?

— А причем здесь пьянство? — удивился Адалат, — Кто говорит о пьянстве? Разве же глоток хорошего коньяку или бокал шампанского уже приравниваются к запою?

— Тебе теперь остается только добавить, что это врач рекомендовал для поправки пить коньяк…

— А что? Это мысль. Думаю, если ей заплатить как следует, то и может и порекомендовать… — засмеялся молодой человек. — Кстати, неплохо бы ещё пополнить мой бар хорошим шампанским. Боюсь, у меня не осталось в нем ничего приличного. Только самое ординарное.