Соколиные перья и зеркало Кощеевны - Оксана Токарева

застывшей смолы, оно, казалось, поглощало свет. Постепенно из глубины зазеркалья начали проступать неясные тени, среди которых Ева различила Константина Щаславовича Бессмертного и какую-то женщину, схожую с Ищеевой лицом.

Карина вытащила соколиное перо, положила его на некое подобие каменного жертвенника, где уже лежали какие-то травы, камни и обломки длинной иглы. Вытащила изогнутый и явно очень острый нож, сделала на руке надрез, обильно кропя все ингредиенты кровью, провела над ними какие-то непонятные манипуляции, а потом все сожгла, раскачиваясь в экстатическом трансе.

Отделенные незримой преградой тени выжидающе смотрели на Карину. Та стояла возле жертвенника и с явным усилием, точно нить из кудели или даже проволоку из стального бруска, вытягивала из зеркала невидимые, похожие на смолу или вар, черные нити, пытаясь, смешав их с пеплом, соединить обломки иглы. Но ничего не происходило. Опаленные куски стальной проволоки неподвижно лежали на жертвеннике, присыпанные кучкой серого пепла.

Сначала нити-щупальца сделались короче, подобно убегающим от взбирающегося в зенит солнца теням, а потом и вовсе убрались, оставив лишь темную пустую поверхность, призраки зазеркалья отступили. Карина, разметав по плечам волосы и тяжело переводя дух, оперлась на жертвенник, а потом издала рык раненной львицы. Отстукивая барабанную дробь каблуками, она вылетела из кабинета, а через несколько мгновений вернулась, волоча за шкирку телохранителя. Громила упирался, но не мог совладать с разъяренной ведьмой.

— Ты что за палево мне притащил, бычара? — взревела Карина, тыча охранника лицом в алтарь, точно шкодливого котенка. — Какую курицу ощипал? Хочешь, чтобы я тебя обратно в Навь на пустошь к немертвым вернула?

— Я все, как вы сказали, сделал! — обиженно промычал телохранитель, пытаясь сберечь заплывший правый глаз и правую сторону лица, после знакомства с птичьими когтями представлявшую собой кровавое месиво. — Перо из-за пазухи у девчонки вытащил! От проклятого сокола, которого вы не велели трогать, едва отбился. Откуда я мог знать, что она перо подменит!

— Смотри у меня, Скипер! — поднесла к его носу кулак Карина. — Ты еще отца моего подвел, когда убийцу моей матери, шамана-недоучку, одолеть не смог. Если и меня разочаруешь, на скотобойню отправлю! Ну, хитра девка, хитра плутовка! Где же она хранит настоящее перо? Ну да ничего. Не этой пигалице со мной тягаться!

Она резко обернулась, и Ева, опасаясь, что ее обнаружат, поспешила ретироваться… и проснулась.

В открытое окно лился золотистый пока еще ласковый свет раннего утра. Любопытные березы, сдвинув слегка растрепанные кудрявые кроны, чтобы лучше разглядеть отделенных от них камнем и стеклом людей, о чем-то перешептывались и приветливо махали ветвями. Словно знали, кто недавно, балансируя пестрыми крыльями, цеплялся когтями за проступающую под оберткой бересты черную кору. Но обещали ничего никому не говорить.

Ева привычно посмотрела на экран смартфона. До сигнала подъема оставалось не более получаса. Ксюша безмятежно спала на соседней кровати, Заветное перышко, не только не сломанное, но даже не помятое, мирно покоилось под подушкой. Будто и в самом деле никуда не пропадало.

Ева с нежностью провела по нему рукой, потом прикрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти и осмыслить увиденное. Стало быть, перо нужно Ищеевой для того, чтобы, заполучив власть над потомком Финиста, провести темный ритуал и восстановить некую колдовскую иглу. Уж не ту ли самую, на конце которой хранилась Кощеева смерть? Не просто же так Константин Щаславович носил фамилию Бессмертный.

Когда Карина упомянула убийцу матери, Ева сразу вспомнила Балобанова-старшего и все еще остающегося вне зоны доступа Михаила Шатунова. Наследница олигарха и ведьмы ничего не забыла и, судя по всему, собиралась спросить по счетам, заодно вернув из-за грани родителей.

В способность Карины испытывать светлые чувства верилось, конечно, с трудом. Да и в разговоре с Танечкой Еланьиной она отзывалась об оставившем ей все свое состояние отце без особой теплоты. Но кто его знает, какие там у них были отношения? Чужая семья потемки. А мать она, возможно, любила. Каждому известно, что даже серийные маньяки и психопаты способны испытывать привязанность к тем, кто им близок.

Что же касалось телохранителя, которого разбушевавшаяся ведьма грозилась отправить на скотобойню, то Скипером вроде бы звали хтонического быка, сумевшего самого громовержца Перуна низвергнуть на несколько сотен лет в бездну. Неужели бычара на службе дочери олигарха имеет к нему какое-то отношение?

Ева потрясла головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Бред какой-то! А разве обращение ее возлюбленного соколом не бред? Ох и попали ж они оба! Но отступать, показывая слабину, нельзя. Карина сожрет и не подавится. И почему и дядя Миша и Михаил Шатунов никак не выходят на связь? С их советом было бы как-то спокойнее.

— Ты как себя чувствуешь? Не надо к тете Зине? У тебя усталый измученный вид. — В голосе Филиппа, который еще до подъема забросал ее сообщениями, а теперь ждал внизу, нетерпеливо теребя в руках березовую ветку, слышалась тревога. Взгляд придирчиво высматривал на Евином лице и запястьях следы грубых рук похитителя. Грудь она предусмотрительно спрятала под легкой, но закрытой блузкой с воротником стойкой и длинным рукавом. По лагерю и так уже, судя по чатам, шел нездоровый шепоток.

— Как я мог тебя бросить одну в темноте, погнавшись, фактически, за призраком? — удрученно тряхнул головой Филипп.

— Там же ребенок кричал! — напомнила Ева.

— Да не было там никакого ребенка, — решительно направляясь к пищеблоку, отмахнулась Ксюша. — А вот телохранителя цацы с яхты неплохо бы привлечь.

— За мелкое хулиганство? — подавая Еве руку, скептически заметил Филипп. — На вас же с Вадиком все и повесят. За причинение тяжкого вреда здоровью. Где ты только эту корягу взяла?

— А ты откуда знаешь? — слегка притормозив, удивленно воззрилась на приятеля Ксюша. Тебя ж там не было.

— На видео у Дины посмотрел, — заговорщицки переглянувшись с Евой, не моргнув глазом, соврал Филипп.

— Что-то ты, Балобанов тоже не айс выглядишь, — критически оглядев приятеля, вернула шпильку Ксюша. — С Вадиком, что ли, продолжили?

— Вадик собирался взять отгул, — помрачнел Филипп, видимо, все еще чувствуя себя виноватым.

Будто вещая птица могла супостата Перуна одолеть.

— Ну да, — кивнула Ксюша. — У него еще вчера губу так раздуло. По-хорошему, надо бы рентген сделать.

— Может быть, инфекцию занесли? — в тревоге предположила Ева.

Михаил Шатунов как-то поделился с отцом, что даже небольшие раны, куда попала скверна Нави, заживают долго и мучительно, и называл рецепт травяного сбора, который Ева где-то сохранила. Ее собственные синяки и ссадину на скуле Филиппа по большому счету тоже следовало обработать.

Ева еще не видела Вадика, но Балобанов выглядел бледным и осунувшимся. Глаза покраснели, под ними залегли глубокие тени. Похоже,