Падающая звезда - Кейт Грин

Здесь Харм остановил, задержал кадр.

– Ваша мать кажется мне знакомой, – сказал он.

– Кэрол Уайтт. «Время в семье», «Выйти и бежать», «Была там». Вы помните какое-нибудь из этих старых шоу? Конец пятидесятых – начало шестидесятых годов. Она снялась в паре кинофильмов, в одном – с Генри Фонда, но никто не помнит ее. Главным образом, работала на телевидении.

– Она участвовала в игровых шоу, верно? Я и не догадывался, что это – ваша мама. Значит, вы пошли по ее стопам?

Нии понравилось, как он сказал: «Ваша мама». Создавалось впечатление, что Кэрол – домашняя, уютная, словно между ними не произошло ничего плохого. Дом, родной дом.

– Нет, – призналась Ния, – скорее, она потащила меня по своим стопам. Настоящий сценический образ.

Харм снова включил видеомагнитофон. Леонард, молодой режиссер, разговаривает с Нией на съемках ее первого фильма. Это были домашние съемки матери, перенесенные потом на видеопленку. Выполнено искусно, с черными вставками между частями. Кадры светились, потом снова затемнялись: торт на дне рождения, спальня Нии. Звучит скрипичная музыка. Снова кадры. Мирина и Ния в шерстяных пальто стоят перед Эйфелевой башней, обнявшись. Нии семнадцать лет. Она заговорила:

– Тут много снимков из студии, они печатались во многих журналах. Семейные – пару лет назад показывала Би-Би-Си. Они готовили выпуск о работе Леонарда. В то время он снимал фильм в Лондоне. Он попросил у меня детские фотографии, я забрала у матери. Все это – общедоступный материал.

Они смотрели дальше. Вот оштукатуренный дом в миссионерском стиле кто-то снимает из окна отъезжающего автомобиля. Дом уменьшается, превращается в смутное пятно.

– Здесь мы жили с Мириной и Леонардом. Это – Лос-Анджелес. Мне было девятнадцать лет, я собиралась изучать методику игры.

Харм рассмеялся, когда пошли немые отрывки из серии фильмов-ужасов. Ния в страхе прижимается к стене. Убегает от руки с зажатым кинжалом. Визжит, прячется в чулане.

– Мой период разработок, – пояснила Ния. – Фильм назывался «Преследование». Я старалась оторваться от Леонарда, попасть в поток американских фильмов. Это ужасно, правда?

Они посмотрели еще несколько фотографий, клипов. Фильм был смонтирован так, чтобы прослеживалось превращение худенькой девушки с толстым слоем косметики на лице в красивую эффектную женщину. Потом снова пошли детские фотографии.

Ния встречает Рождество. Она сидит перед украшенной елкой, по-турецки поджав ноги. На ней незамысловатое фланелевое платьице, сшитое ее матерью. В руках у девочки кукла. Это – Денвер, год шестьдесят седьмой.

Презентация «Усадьбы Арсенио», аплодисменты зрителей. Ния подходит к Арсенио, целует в щеку, дарит желто-зеленого попугая в изящной клетке. Потом она рассказывает о своем новом фильме «Крылья». Фильм снимался в Бразилии. В этом фильме ее героиня перевоплощается во сне в тропическую птицу. Она открывает дверцу клетки и выпускает птицу. Та садится ей на руку, потом – взмывает вверх. Кадр замирает, показывая птицу крупным планом. И снова все расплывается.

Пошли черные кадры. Харм протянул руку к дистанционному управлению. Но Ния задержала его.

– Подождите. Есть еще. Вот, смотрите, последняя часть. Я возвращаюсь в Канны. Это было два года назад. Мы встретились с Леонардом за ланчем. Мы уже порвали отношения, но время от времени не могли вынести разлуки и встречались. Я ждала его в маленьком кафе. Я хочу вам объяснить. Кто знал, что я пойду туда? Кто знал, что буду ждать его? Только Леонард. А он, между прочим, так и не пришел. Вот что заставило меня думать, что это сделал он.

– Минутку, – сказал Харм, он перемотал кассету назад и снова включил, сосредоточив внимание на кадре. Вот Ния сняла жакет и села возле окна. Официант принес меню.

– Вы видите? – спросил Харм.

– Что?

– Платье. На вас черное платье.

Ния вгляделась пристальнее сквозь стекло с отражением проезжающих машин. Харм прав. Да. Открытые плечи. Полоска белого муара по краю лифа. Леонард попросил ее надеть это платье? Или она сама выбрала его?

Ния резко встала.

– Если возникло противоречие интересов, – сказала она, – или вы не можете защитить меня, я найму кого-нибудь другого. Не можете порекомендовать мне кого-либо? Я слишком долго откладывала. Мне следовало начать действовать сразу после прошлой ночи… Вернее, еще раньше, после того, как убили Робин. Я просто не могла дать отпор. Знаете, я проснулась сегодня и обнаружила в волосах осколки стекла. Мне надо действовать, Харм. Вы мне поможете? – Ния вопросительно смотрела на него.

Экран телевизора светился и жужжал.

– Именно за это мне и платят, – ответил Харм.

«Когда они вышли из бара, он решил следовать за ними. Он наблюдал, как они сидели за столиком у окна. Она склонилась к нему, что-то показывая. Они сидели в другом конце зала, было много посетителей, он не мог хорошенько разглядеть, что показывала она мужчине.

А он прятался за стенкой вьющихся растений, измученный тем, что совершил днем. Спина болела. Тело казалось необычно тяжелым. Вечерние газеты не поместили никаких известий о случившемся. По-видимому, убитого пока не обнаружили.

Поездка назад в Тесукве заняла немного времени. Он оставил машину в глухом переулке и пошел пешком по грязной дороге. Собаки заливались лаем за заборами и высокими стенами. Он прошел через загон. Высокая сухая трава похрустывала под ногами. В ее домике темно. Дверь закрыта на замок. Но замок легко отжать с помощью ножа.

Войдя в комнату, он остановился. Потом сел на кровать и ощутил ее запах. Он сидит на кровати и думает, как будет здесь с ней. Она, наверное, скоро придет, если не останется у незнакомца.

Он открыл стенной шкаф, достал халат и расстелил на кровати. Лег рядом, прикоснулся лицом к ткани.

Перекатился на халат, вытянулся вдоль пустых очертаний. Представил ее внутри халата.

Вообще-то, я должен остановить не тебя. Иногда я думаю, что вполне достаточно остановить его, того, кто, кажется, не в состоянии забыть тебя, не важно, что он так стремится к этому. Это положило бы конец всему и навсегда. Убить того, кто любит тебя. Это освободит всех, кто втянут, до тех пор, пока ты сможешь полюбить кого-то еще.

«Было бы лучше, – думает он, – если зажечь свет. Она войдет и решит: как приятно, кто-то здесь ждет меня. Конечно, ей покажется, что ждет – он. Она удивится».

Поэтому он отодвигает защелку, приоткрывает окно, чтобы в комнате был свежий воздух. Белые шторы задернуты, создавая уединенность. Он зажег керосиновую лампу, поставил ее на стол у окна, отрегулировал пламя на самый низкий уровень…

Нож лежит в кармане, прижимается к ноге. Это дорогой нож, складной. Он снова опускается на кровать рядом с халатом. Вытаскивает нож, открывает и втыкает в темно-зеленый шелк. Он разрезает халат, лезвие ножа скользит по шелку со звуком, напоминающим звук расстегивающейся застежки-молнии».