Английские эротические новеллы - Алекс Новиков

«Господи, прости меня, грешную! — Эвелина, повернув заплаканное лицо, наблюдала за приготовлениями к продолжению экзекуции — дай мне сил!»

— Боже! — Когда она повернула голову назад, губы несчастной тряслись, по нежным плечам заходили желваки, дыхание участилось и стало прерывистым.

Граф полюбовался своей работой. В некоторых местах розга просекла кожу. Кровавые пробоины от кончиков прутьев, безусловно, усилили и без того суровое испытание. Напряженная тишина повисла в пиршественном зале в тот момент, когда отец медленно занес руку.

«Ш-ша!»

Безжалостная розга легла на округлости Эвелины, отпечатав еще один косой след. Под стремительным ударом нагое тело девушки инстинктивно выгнулось вперед, голова взметнулась вверх, едва слышный вздох.

— Ааахх! — вырвалось из прокушенных до крови губ, девушка не удержалась и несколько раз присела, не сходя со своего места.

«Одиннадцать!» — объявил Сэр Чарльз Брисбен.

Эвелина, справившись с минутной слабостью, выпрямила ноги, подготавливаясь к следующему удару.

Готовясь к двенадцатому удару, граф сделал шаг вперед. И вновь лишь приглушенный стон вырвался из уст мученицы, в то время как обжигающая боль атаковала беззащитную попку. Девушка подпрыгнула на ковре, чтобы унять боль от страшного удара, и иссеченные ягодицы вновь забились в непристойной пляске.

«Двенадцать!» — объявил мучитель.

Шепоток в толпе «зрителей» нарастал, по мере того как они чувствовали, что душевные силы именинницы на исходе. Из волос Эвелины выпала заколка, позволив косе распуститься и упасть вдоль спины.

— Gloria in excelsis Deo et in terra pax hominibus bonae voluntatis![40] — Тихонько молился за свою ученицу ученый клирик. — Laudamus te, benedicimus te.[41] О…

Инкуб незримо дал ему по шее и слова привычной молитвы застряли в горле у клирика.

Реки слез стекали по лицу искаженному страданием, зубы постукивали от стыда и страха, побелевшие пальцы впивались в нежные груди, и все же она пыталась подготовить себя к достойному принятию новой порции боли. Ужасного вида рубцы уже покрывали большую часть белоснежных полушарий.

Под свирепым ударом ноги несчастной девушки согнулись в коленях, а руки на мгновение покинули сжимаемые груди. Еще один косой рубец вспыхнул на нежном теле, наглядно показывая, как постарался любящий папочка.

Эвелина бросила умоляющий взгляд на беспощадного экзекутора. С трудом сдерживаемое рыдание сорвалось с трепещущих губ красавицы, в то время как отец произнес: «Тринадцать!»

Поза античной статуи изменилась. Теперь уже не было сил прикрывать груди руками: Эвелина, мотала головой, не обращая внимания на растрепавшиеся волосы, уже не стесняясь «танца грудей» вытирала слезы, размазывая их по лицу. Измученные груди сотрясались, на потеху гостям. Казалось, именинница уже не может переносить боль с прежней стойкостью и мужеством.

Зато опьяневшие зрители вдоволь любовались зрелищем и с нетерпением ждали, когда граф примерится и нанесет следующий удар.

«Свиишшш!»

«Рыцарский дух отличает доблестного воителя от простолюдина и дикаря, — думал лорд, осушив кубок, — учит нас ценить свою жизнь несравненно ниже чести, торжествовать над всякими лишениями, заботами и страданиями, не страшиться ничего, кроме бесславия. Ясно, что на ковре стоит истинная дочь знаменитого рыцаря, и ее поведение никак не погрешит против чести!»

Четырнадцатый удар пересек тело страдалицы там, где начинаются бедра, вырвав из уст несчастной сдавленный стон, левая нога оторвалась от ковра, девушка преступила ногами как норовистое пони в перед крутым холмом.

Во время этого вынужденного вращения изогнутого болью стройного тела, красавица еще раз оценила отцовский подарок, защищающий нежные местечки и участок кожи между ягодицами, от ударов розги и нескромных взглядов.

«Эта птичка ведет себя, как истинная леди! — Суровые черты барона Хаунтена как будто смягчились, пока он смотрел на стоявшую перед ним прекрасную девушку, одинокую, беспомощную, но державшуюся во время наказания с удивительным присутствием духа и рыцарской отвагой. Он дважды осенил себя крестным знамением, как бы недоумевая, откуда явилась такая необычайная мягкость в душе, в таких случаях всегда сохранявшей твердость несокрушимой стали. — Интересно, как она будет вести себя в постели? Думаю, я смогу многому ее научить».

— Pasques Dieu![42] Как она прекрасна, — шептал лорд Оливер Хаксли.

«Пятнадцать» Граф нанес пятнадцатый звучный удар со всем искусством, на которое только был способен, с использованием полной силы мужской руки: полоса еще раз перечеркнула наискось параллельные следы, и в местах пересечения выступили капельки крови.

Из последних сил девушка пыталась подавить стон, но он все же вырвался из запрокинутого рта, а руки устремились к пылающим половинкам, и пальцы впились в упругие, измученные болью холмы.

— И вы заметите, что когда Бог прибегает к наказанию за непослушание, это всегда является выражением любви. «Ибо Господь, кого любит, того наказывает» — Захмелевший клирик шептал новую молитву, перебирая четки, но греховные помыслы в его голове делали перебирание четок совершенно бесполезным.

Аристократка судорожно дышала. Казалось, она уже сполна испила чашу мучений. Зрители видели, как жертва бесстыдно мяла руками исполосованную попу, волосы рассыпались по всему телу, придавая больше сходство со святой Инессой.

Наблюдавшие видели, как прекрасное тело «приговоренной» судорожно извивается в тщетных попытках избежать безжалостных ударов. Граф Ковентри закончил экзекуцию дочери страшной силы ударом, пришедшимся на границу между ягодицами и бедрами девушки, в самом начале нежной складочки разделяющей дрожащие полушария.

«Шестнадцать!» — последний удар был нанесен так, чтобы завершит рисунок «Андреевского креста».

Получились классические английские «ворота», методика нанесения ударов, когда два последних крестом перекрывают предыдущие.[43]

— Все! — граф Стоукс швырнул прут в камин. — А теперь, buvons[44] за здоровье именинницы!

— Виват, юная леди!

— Виват! — гости встали и осушили кубки.

— Виват! — Улыбнулся Инкуб.

До сознания девушки не сразу дошло, что все мучения позади. Она не сразу смогла выпрямить измученное болью тело.

Служанки помогли Эвелине накинуть на тело плащ и вывели под руки из комнаты. После каждого шага заплаканное лицо молодой аристократки искажала гримаса боли: каждое прикосновение тяжелого плаща к израненным ягодицам ярко напоминало о только что перенесенной порке.