Странный Джон - Олаф Степлдон

Я заметил, что у неимущих больше поводов для ненависти, чем у состоятельных. Это заставило Джона провести небольшую лекцию, в которой было немного от анализа, немного — от пророчества, которое со временем оказалось на удивление точным:

«Ты говоришь так, будто ненависть — это что-то разумное, и люди ненавидят только если у них есть для этого причина. И если ты хочешь понять современную Европу и мир, то ты должен учитывать три вещи, одновременно четко выделяемые и крепко связанные друг с другом.

Во-первых, существует практически всеобщая необходимость ненавидеть хоть что-то, сознательное или бессознательное желание возложить на что-то свои грехи, а потом уничтожить. В совершенно здоровом сознании (даже у представителей твоего вида) эта нужда играет малую роль. Но практически все вокруг больны, поэтому им просто необходимо кого-нибудь ненавидеть. Чаще всего, они ненавидят своих соседей, или жен, мужей, родителей или детей. Но гораздо увлекательнее ненавидеть чужаков. В конце концов, нация — это просто сообщество ненависти иностранцев, этакий супер-клуб ненависти.

Второе, что нужно иметь в виду, это очевидный беспорядок в экономике. Люди, имеющие над ней власть, пытаются руководить миром к своей выгоде. Еще недавно им это удавалось более-менее успешно, но теперь работа стала слишком сложной для их ограниченных способностей, и все покатилось к черту. И это дает ненависти еще одно приложение. У неимущих есть отличный повод ненавидеть богатеев, которые устроили бардак и теперь не могут с ним разобраться. Состоятельные боятся и, следовательно, охотно ненавидят неимущих. Чего не понимает никто, так это что не будь нужды ненавидеть, сидящей глубоко практически в каждом сознании, все социальные проблемы можно было бы разумно оценить и даже, возможно, решить.

Третий фактор — это растущее ощущение, что в мире, построенном исключительно на научных догматах, что-то серьезно неправильно. Я не имею в виду, что люди начинают сознательно сомневаться в науке. Проблема гораздо глубже. Постепенно становится ясно, что современной культуры не достаточно для жизни. Она не работает на практике, где-то в ней не хватает винтика, поэтому одна жизненно важная часть просто не действует. Ужас перед современной культурой, перед наукой, механизацией и стандартизацией — это только первые проявления этого фактора. Он появился позднее большевизма. Большевики, как и все лево-настроенные социальные движения, вполне довольны современным обществом. Точнее, все его огрехи эти простоватые теоретики списывают на ошибки капитализма. Но в целом они принимают его как есть — рациональным, научно обоснованным, механизированным и склепанным медными гвоздями. И все равно по всему миру существует уйма народу, который чувствует к нему подсознательное отвращение. Они не могут понять, что не так, но уверены, что чего-то не хватает. Некоторые, ощущая пустоту, забираются обратно под крылышко церкви — католической, в частности. Но слишком много воды утекло с тех пор, как церкви по-настоящему что-то значили, так что в обращении к ним тоже нет никакого толку. Те, кто не способен проглотить спасительную пилюлю христианства, остаются в ужасной нужде — ищут чего-то, они сами не знают, чего именно, а часто даже не подозревают, что им чего-то не хватает. Эта глубоко спрятанная необходимость смешивается с необходимостью ненавидеть и, если это люди среднего класса, также со страхом социальной революции. И страх, смешанный с ненавистью готов для употребления для любого негодяя, преследующего собственные цели, или способного человека, мечтающего побыть большой шишкой. Именно это случилось в Италии[32]. И это будет распространяться. Я готов прозакладывать собственные ботинки, что уже через несколько лет по всей Европе поднимется невообразимая волна возмущения против социалистических движений, основанная частично на страхе и ненависти, частично — на этом неопределенном подозрении, что что-то не так с культурой, основанной только на науке. И это не просто сознательное подозрение. Это ощущение где-то в самом нутре, что-то вроде примитивного слепого религиозного голода. Ты наверняка смог почувствовать его в Германии, когда мы были там в прошлом году. Подсознательное отвращение и усталость — от механизмов, от рациональности, от демократии, от здравого смысла. Безумное желание быть сумасшедшим, одержимым чем-нибудь. Просто находка для всех состоятельных ненавистников! Вот что случится в Европе. Волна, сила которой в смеси своекорыстия, чистой ненависти и голоде растерянных душ, достойном самом по себе, но слишком легко извращаемом во что-то кровавое. Если бы христианство умело сдерживать и дисциплинировать его, оно творило бы чудеса. Но христианство изжило себя. Поэтому люди изобретут какую-нибудь свою жуткую религию. И богом в ней будет покровитель клуба ненависти — нация. Вот кто грядет. Новый Мессия, по одному для каждого племени, который придет к власти не в торжестве любви и кротости, но ненависти и жестокости. Просто потому, что именно этого вы все на самом деле хотите, втайне, в глубине своих больных калечных душонок и свихнувшихся неполноценных умов. Господи!..»

Эта речь не слишком меня впечатлила. Я ответил, что лучшие умы уже переросли этого племенного бога. А остальное человечество, в конце концов, последует за лучшими. Смех Джона сбил меня с толку.

«Лучшие умы! — наконец произнес он. — Одна из главных бед вашего вида состоит в том, что ваши лучшие умы способны сбиваться с пути сильнее, чем вторые по величине и гораздо сильнее, чем какие-нибудь еще по счету. Именно это и происходит с вами вот уже который век: толпы лучших умов водили вас из одного тупика в другой, и всегда — с непоколебимой храбростью и находчивость. Проблема в том, что вы не способны воспринимать всю картину разом. Тот, кто полностью осознает какой-то один набор фактов, неизбежно теряет из виду все остальные настолько же важные наборы. А так как у вас практически нет внутреннего чувства реальности, которое направляло бы вас как компас, никогда нельзя предсказать, насколько далеко вы можете зайти, свернув не в ту сторону».

Тут я перебил его, заметив: «Это, должно быть, одна из бед разумного существа — разум может вести вперед, а может завести в ужасную беду».

«Это беда существа, которое уже перестало быть животным, но еще не доросло до человека, — ответил на это Джон. — У птеродактилей было огромное преимущество перед всеми динозаврами, по старинке ползавшими по земле. Но у них была одна проблема, которой не было у наземных ящеров: из-за того, что они немного умели летать, они могли разбиться! И, в конце концов, их все равно вытеснили птицы. Так вот, я — птица».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});