Снежный великан - Сьюзан Креллер

и снова говорил отец.

— Все будет хорошо, — снова и снова утверждала мать, точнее — пыталась утверждать, но, так как она была плохой актрисой, ее слова каждый раз звучали как вопрос.

И когда все стало как раз нехорошо и Адриан начал кашлять еще громче, а его грудная клетка болела все сильнее и сильнее, они в очередной раз вызвали врача, который выслушал больного: «Воспаление легких, плеврит, три таблетки ежедневно, и все наладится, и, пожалуйста, строжайший постельный режим!»

Теперь уже не было никакой необходимости в том, чтобы родители все время находились возле Адриана. Он определенно не собирался еще раз выходить на холод, чтобы уж наверняка довести до конца собственную заморозку. Он просто лежал в постели и кашлял, в то время как в его комнате тихо работал телевизор; Адриану приходилось терпеть плохую игру актеров в послеобеденных сериалах, а позже, по вечерам, выслушивать все эти преждевременные обзоры событий за год. В них никогда не было ни слова о последней неделе декабря, словно о ней не стоило и говорить.

Его лихорадило, он мерз и потел, позволял вливать в себя чай, проваливался в забытье, постоянно просыпался от кашля со взмокшими от пота волосами и слушал разговоры родителей, которые ни словом не обмолвились о самой холодной ночи в его жизни. Так что Адриан уже и сам почти поверил.

Что ее никогда и не было.

Разве что отец рассказал, как совершенно случайно проснулся посреди ночи и решил посмотреть, по-прежнему ли комната сына заперта на замок. После этого он снова дал Адриану чаю — глоток за глотком — и не задал никаких вопросов.

И не потребовал никаких ответов.

Впрочем, Адриан все равно не смог бы ничего объяснить, ни в чем раскаяться, так как все последующие дни и ночи пребывал в полусонном состоянии: он мог только спать, ощущая неимоверную усталость. По ночам он иногда слышал, как мать плакала и отец ходил по дому, но он ничего не мог поделать. Только спать.

Обмолвившись несколькими пустыми фразами, мать и отец перешли на другой язык: на язык взбитых подушек и невинных взглядов, на язык холодных компрессов и горячего чая, на язык сухих глаз и родительского молчания. Но если мать на самом деле почти ничего не говорила и в присутствии Адриана не проронила ни одной из своих привычных слезинок, то отец хотя бы время от времени что-то рассказывал, используя больше полутора предложений. И Адриану казалось, что таким образом тот хотел отвлечь прежде всего самого себя.

Самое удивительное заключалось в том, что в соседнем доме практически все узнали о болезни Адриана. Впрочем, родителям удалось сохранить тайну, и, кроме врача, никто не догадывался, каким образом их сын заработал воспаление легких. Даже миссис Элдерли. Хотя обычно она выясняла все, что стоило знать о случившемся.

И когда три дня спустя после самой холодной ночи в жизни Адриана она сидела у его кровати, он внимательно вглядывался в ее морщинистое лицо, пытаясь понять, что ей уже удалось разузнать. Может быть, той ночью она подходила к холодильнику, чтобы выпить молока прямо из пакета, кто ее знает. Но на лице миссис не было ни намека на то, что она видела смерть, с которой не закутанный в одеяла Адриан сидел на качелях, — ничто, действительно ничто не позволяло предположить, что бабушка Стеллы телепатически узнала о произошедшем.

Она погладила Адриана по голове, что было на нее совсем не похоже, и спросила:

— Мы немножко уменьшились, да?

Адриан ответил продолжительным приступом кашля, и миссис Элдерли терпеливо ждала, лишь изредка вздрагивая, когда он лаял уж слишком громко. Колющая боль в ребрах, возникавшая при этом, была почти нестерпима, она напоминала боль в боку при беге на длинные дистанции — Адриан ненавидел спорт.

— Да, ты так считаешь? — спросил он слабым голосом. — Так кажется потому, что я лежу.

Миссис внимательно посмотрела на него, ее губы улыбались, и тем не менее она выглядела озабоченно.

— Ты хоть раз смотрелся в зеркало? — спросила она неожиданно дрогнувшим голосом. — Ты выглядишь как мертвец.

После этих слов Адриан закашлялся так сильно, что его чуть не вырвало. Ну конечно, он видел себя в зеркале: осунувшееся лицо приобрело цвет грязного снега, под глазами с застывшим взглядом лежали глубокие тени, и хотя отец без устали запихивал в сына один сухарик за другим, Адриан не становился жирнее, — да, он знал, как он выглядел.

— Не беспокойся, — сказал он. — Я бы это заметил. Я имею в виду, если бы я умер.

Потом они просто сидели, и миссис выдыхала тишину, которую Адриан дробил кашлем на маленькие порции. После довольно продолжительного молчания миссис Элдерли оглядела в комнату. Вероятно, она заметила, что здесь было прибрано и на ковре не валялись клочки бумаги, так как она сказала:

— Ах да. Пока я не забыла. Я тебе кое-что принесла.

Из большой сумки через плечо, которую Адриан еще никогда не видел, она достала внушительную стопку разных блокнотов:

— Вот. Блокноты для рисования, все уцененные. Только не начинай опять, что ты больше не рисуешь, а то я сразу уйду.

В ответ Адриан только закашлялся: мол, спасибо. Но миссис все равно ушла, потому что у нее была назначена встреча — йога или что-то в этом роде. Но потом она приходила еще, два или три раза, сидела у кровати Адриана и слушала, как он кашляет. Мать Стеллы тоже заходила и принесла фрукты и маффины, приходил Тиль — единственный одноклассник, с которым Адриан жил в одном городке и которого он раньше никогда не замечал. Еще приходил Вейт, правда ненадолго, и даже Тамар почти каждый день приносила термос с ужасным на вкус травяным настоем: барбарис, вероника и дикорастущий просвирник — все в сушеном виде, из Грузии. Давай, большой юноша, выпей это, пей побольше.

Каждый раз Тамар оставалась до тех пор, пока Адриан, давясь от омерзения, не выпивал две чашки этой бурды, и только потом махала на прощание рукой, обещая вновь навестить его завтра. И действительно, она без устали приходила снова и снова. Преисполненная решимости, Тамар молча следила за тем, чтобы больной пил принесенный чай, время от времени взбивала подушку и открывала окно. В течение дня Адриан почти не оставался один — и это было хорошо, хотя хозяин из него выходил хилый, с плохими манерами и с еще более плохим дыханием. Зато благодаря постоянным визитам гостей у него не оставалось времени на неприятные воспоминания о качелях, о которых