Седьмая жертва - Фредерик Молэ

Каролин была удивлена, взволнована, но старалась скрыть это. Не так воспитана, чтобы показывать свои чувства на людях. От этого он влюбился в нее еще больше.

— Ты ее знаешь? — спокойно спросил он.

— Да, да, конечно… Это сестра из нашей больницы. Она работает у меня. Если только, конечно, у женщины не точно такое же имя…

Нико почувствовал, как земля разверзлась у него под ногами. Он летел вниз, все дальше и дальше вниз… Как такое могло быть? Почему? Нависла ли теперь опасность и над Каролин? Вопросы просто кишели у него в голове. Ему нужно было ехать на место преступления, но он не мог и не хотел оставлять Каролин одну.

— Ты останешься здесь, — заявил он. — Я зову полицейского, он составит тебе компанию до моего возвращения.

Каролин изумленно взглянула на него.

— Форс-мажорные обстоятельства. Умоляю, послушайся меня. Я не совсем понимаю, что происходит. Не улавливаю связи, но я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Ты думаешь, что…

— Убийца, которого я ищу, играет на нервах у меня и моих близких. Почему сестра из твоего отделения? Странное совпадение. Еще сегодня утром я и не надеялся, что смогу соблазнить тебя…

Она через силу улыбнулась.

— Не потому, что я недостаточно хотел тебя, — продолжал он, — нет, я просто не мог понять, как ты на это отреагируешь. Либо наш убийца святой дух, либо это чистое совпадение. Но так как я ни в чем не уверен, я оставляю тебя под наблюдением полиции. Давид, ты слышишь?

— Да? — ответил молодой человек, который не пропустил ни слова из всего сказанного и смотрел на Каролин с уважением.

— Разбуди Коэна и Крейс, дай им адрес Изабель Сольер. Позвони судье Беккеру. Что-то мне подсказывает, что он еще у себя в кабинете. И предупреди профессора Вилар, она должна быть готова.

Теперь они все были в сборе. Нико нажал на дверь плечом и вошел в сопровождении Кривена и майора Видаля. Во-первых — найти тело. Они продвигались медленно. Вот гостиная… Здесь, привязанная к низенькому массивному столику, лежала Изабель. Зрелище и на этот раз было ужасающим.

* * *

Она всего час как вернулась домой, когда раздался телефонный звонок. Ее срочно вызывали на набережную Орфевр. Убийца расправился с четвертой жертвой, и комиссар Сирски требовал, чтобы она была на месте преступления. Она отбросила влажные от пота простыни.

Реми недовольно ворчал:

— Черт побери, ты же только что пришла. Ты говорила, что у тебя есть еще жизнь, кроме их Уголовной полиции?

— Это моя работа. Мне нужно идти. Если требуется мое присутствие, значит, это что-то серьезное.

— Тогда мы прежде закончим, что начали, а потом можешь идти куда хочешь!

Хотя пыл Реми не убавился, Доминик была рада раздавшемуся звонку. Она уже слегка устала от этого. Реми, этот мрачный красавец-брюнет, который был ветеринаром, имел нешуточные сексуальные аппетиты и выбрал ее для их удовлетворения. Стоило ей переступить порог собственной квартиры, как она оказывалась у него в объятиях. Но ей хотелось чего-то другого. Серьезные отношения не могли строиться только на сексе. А он то и дело предлагал ей такое изобилие позиций, о которых она и представления не имела. Их было даже слишком много, вот только она боялась ему об этом объявить. За время, проведенное вместе, она прекрасно узнала темную гневливость его натуры и вовсе не была уверена, что это ей нравится. Она закрылась в ванной, и из-за двери до нее долетали обрывки ругательств. Еще одна причина сматывать удочки. Приготовления у нее заняли минимум времени, и она очень скоро оказалась на улице Мольера. Это было недалеко от ее дома, и она решительно поддала газу. Ей показали, куда нужно подниматься. На двери квартиры третьего этажа она прочла: «Месье и мадам Виктор Сольер».

— Мадемуазель Крейс? — услышала она позади себя.

Доминик обернулась. На пороге квартиры ее догнал Мишель Коэн.

— Так не может больше продолжаться, — произнес он. — Необходимо положить конец этой бойне. У нас на руках уже четыре жертвы, мы все на этом погорим. Идемте. Сирски нас ждет.

В гостиной толпились полицейские. Странная, тягостная тишина висела в воздухе. Три человека держались на достаточном расстоянии от тела, чтобы не мешать сбору улик.

— Послание есть? — тут же спросил Коэн.

— За вами, — ответил Нико.

Директор обернулся: кровавые буквы багровели на тусклом зеркале. «Для этой женщины, и для других, и для тебя, Нико, я зачал несправедливость и родил себе ложь». Доминик Крейс не смогла сдержать глубокого тягостного вздоха.

— Клянусь, опять из псалмов, — рискнула она разбить ледяное молчание, снова воцарившееся в комнате. — Форма фразы…

Теперь настала очередь вмешаться судье Беккеру. Он спокойно обвел взглядом комнату и, нахмурившись при чтении послания, заявил:

— Вы определенно не нравитесь этому человеку, месье Сирски, впрочем, как и эти женщины, — добавил он с иронией.

Все взгляды были направлены в одну сторону — на жертву. Не из-за патологического любопытства, просто на теле лежал конверт, взять который никто не осмеливался.

Пусть судья Беккер будет свидетелем изъятия этой улики.

— Ну, так кто возьмет его? — спросил Беккер.

— Давай, Нико, — подбодрил подчиненного Коэн.

Комиссар протянул руку в перчатке к белому животу жертвы и взял конверт, оставленный на трупе. Вскрыл с максимальной предосторожностью. Внутри находилась пожелтевшая вырезка. Нико извлек ее. Время, казалось, остановилось: все затаили дыхание.

«Правосудие расценило как законную защиту убийство матери, совершенное ее семилетним сыном, — начал читать Нико, и голос его звучал неуверенно. Заметка была тридцатилетней давности, но того же месяца, что и нынче. — „Я слишком мал, чтобы умирать“, — заявил ребенок полицейским».

— Да что же это такое, черт возьми! — не выдержал Коэн.

— Судя по всему, некий факт из хроники тридцатилетней давности, который всплыл на поверхность, — ответил Нико и продолжил чтение:

«Семилетний ребенок в деталях рассказал полицейским обстоятельства, которые вынудили его убить собственную мать, нанеся ей несколько ударов ножом. Эта женщина, пребывая, по утверждению психиатров, в состоянии глубокой депрессии, попыталась удушить своего сына сначала подушкой, а затем руками завершить начатое. Признав законность защиты, прокуратура отказалась открывать уголовное дело.

Мать разбудила ребенка, потом схватила подушку и прижала ее к лицу мальчика. Она говорила ему: „Я отведу тебя в рай, к твоему дядюшке“. Мальчик смог выскользнуть, мать стала гоняться за ним по квартире. На кухне он убил ее. Выбора не было: либо он, либо она».

— Вот и причина… Он сам ее нам предоставляет, — предположила Доминик Крейс.

— Так вот просто? — не поверил ей Кривен. — Он что же, решил указать, как его найти?

— Этого не может быть, — еле слышно пробормотал Беккер.

— А почему бы и нет? — не сдавалась молодая женщина. — Подобные типы жаждут, чтобы их поймали. Он хочет бросить вызов следователям и вместе с тем приостановить свое продвижение вперед, к следующей жертве.

— В статье нет имени, — заметил Нико. — Кривен давай разбирайся. Я хочу знать, кто этот мальчик и что с ним стало.

* * *

Профессор Армель была готова принять тело новой жертвы. Она едва успела выйти из своего кабинета, как раздался звонок, требовавший ее возвращения. Стоило бы обосноваться окончательно в Патологоанатомическом институте, потребовать, чтобы ей срочно построили там служебное жилье, — зачем ходить туда-сюда? Дел было выше головы. Она думала обо всех этих семьях, ждавших данные аутопсии кого-то из близких, чтобы можно было организовать наконец похороны и предаться трауру. Дети, молодые люди, пожилые, — она должна была раскрыть тайну смерти каждого. Ее память сохраняла воспоминания о телах, вскрытых скальпелем, о препарированных органах. Она помнила каждое слово совершенно растерянных родителей. Прекрасная почва для кошмаров. Но для нее все это стало привычной работой. Хотя порой какой-нибудь ее «пациент» и пробирался тайком в ее сны. И хотя это не становилось наваждением, Армель тяжело вздохнула: нелегко выбросить из головы все эти тяжелые, почти смертоносные мысли.

— Тот, кто страдает, никогда не получит того, что желает, — услышала она за своей спиной.

Армель вздрогнула и обернулась. Эрик Фьори!

— Что вы тут делаете? — спросила она довольно агрессивно.

— Работаю. Взял дополнительные часы, чтобы сделать все записи.

— Это уж мне решать.

— Не беспокойтесь, я не попрошу у вас ни су. Считайте, что я волонтер.

— Так тоже не пойдет, Эрик. Не знаю, что с вами происходит в последние дни, но существуют правила, и им надо соответствовать. Я больше не буду смотреть сквозь пальцы на ваши вольности.