Выбор за тобой - Якуб Шамалек

большего. Что все это чертовски несправедливо.

Но в итоге она не сказала ничего, потому что знала: стоит ей открыть рот, и она расплачется. И это будет не благопристойный плач несправедливо обиженной девушки, который заставит обвинителей мучиться угрызениями совести и растопит их скованные льдом сердца. Нет, она просто расклеится, развалится, разлетится на куски. Начнет трястись, выть, обливаться слезами и соплями, размазывая по лицу тушь. Она не могла допустить, чтобы ее увидели в таком состоянии. Ей придется продержаться еще несколько минут, пока она соберет вещи, оденется и выйдет на улицу. Придется биться за остатки собственного достоинства.

В ньюсруме было непривычно тихо: никаких разговоров, смешочков, стука клавиш, хлопанья дверей, бульканья воды в чайнике. Журналисты сидели за компьютерами, делали вид, что работают, хотя сайт “Меганьюсов” по-прежнему лежал. Они старательно избегали ее взгляда. Наталия, Сташек и даже Пётрек – все. Возле принтеров лежали стопки распечаток. Юлита боялась даже подумать, что там еще.

Рядом с ее столом стоял охранник, Метек, усатый и пузатый дяденька в черной флиске с надписью Security[35]. Он принес картонную коробку: слишком большую, неудобную. Юлита начала укладывать в нее свои вещи. Тапочки. Крем для рук. Блокнот. Первый текст, оправленный в рамку. Дорогая ручка с выгравированным посвящением, которую ей подарили родители по случаю поступления в институт. Юлита ни разу ею не воспользовалась.

– Готовы? – спросил охранник.

Юлита кивнула, надела плащ. Они молча спустились на лифте, пан Метек придержал ей дверь.

– Пожалуйста… – сказал он, когда она выходила на улицу. – Не грустите так. Это еще не конец света.

Юлита попыталась улыбнуться, но не смогла совладать с дрожью в губах, не смогла сложить их в улыбку. Она пробормотала что-то в ответ и побрела на остановку. Села на мокрую лавку. В ожидании восемнадцатого трамвая прислонилась к столбу с расписанием и наконец разрыдалась.

Пан Метек смотрел на нее из-за стеклянных дверей. Он чувствовал, что должен что-то сделать, но не знал что. Позвонить кому-то, чтобы ее забрали? Но кому? Пойти к ней, чтобы ее утешить? Но что еще он мог ей сказать? Он, одинокий пенсионер с повышенным холестерином и дизельным “ланосом”?

Охранник вернулся в свою комнату, тесную и холодную, совсем не похожую на элегантное офисное здание. Налил воды в чайник, открыл банку со шпротами в масле и включил маленький телевизор. Показывали “Апокалипсис сегодня”.

Леон Новинский стоял на пороге их офисной кухни, он никак не мог решиться. Все столики были заняты. У окна сидел менеджер, Михал. Он ел домашний обед, приготовленный женой – мясо, картошечка, свеколка, все в отдельных судочках, – и читал какую-то книгу. Леон не видел обложку, но, зная вкусы Михала, был уверен, что это книга советов из серии “Как стать хорошим начальником?” или “Секреты управления персоналом”. Столик у стены оккупировали Илона и Ася, они горячо спорили, чей сын умнее (“А мой Сташек… Это еще что! А вот мой Генек…”). Последнее место, рядом с холодильником, занял Крысек из бухгалтерии, фанат теории заговора и рыбы “только подогреть в микроволновке”. Подсесть к кому-нибудь из них или не подсесть?

– Леон, иди сюда, – весело позвал его Михал. – В тесноте да не в обиде!

– Слушай, у меня сегодня столько работы, что я, наверное, пообедаю за компьютером…

– О? А что такое?

– Ну, это, как бы… – Леон импровизировал. – Этикетка для “Дона Квашона”. Из типографии написали, чтобы я внес пару поправок.

– А-а-а. Ну ладно, в другой раз.

Леон вернулся за свой стол, открыл ланч-бокс с холодными макаронами. “Это со мной что-то не так, – думал он, ковыряя вилкой жирные макароны, – или с ними?” Он торчал в DietPol уже третий год и так и не нашел здесь ни одной родственной души, никого, с кем можно поговорить, пойти после работы выпить пива. Его не интересовали офисные сплетни, утомляли пустые пересуды, мучила неловкая тишина. Он начал избегать коллег, но при этом злился, что они его игнорируют: никто не спрашивает, как его здоровье, когда он хлюпает носом, никто не комментирует его новую стрижку. “Надо сменить работу, – подумал он. – Или пойти к психологу”.

– Эй, Леон, – окликнул его Игнаций, с которым он делил кабинет. – Как звали ту ненормальную, которая влезла к тебе в машину?

– Вуйчицкая. Юлита Вуйчицкая.

– Я так и думал… Иди сюда, я тебе кое-что покажу на телефоне.

– Я ем, – ответил Леон. – Скинь ссылку.

– Только лучше не открывай ее с рабочего компьютера.

Леон закатил глаза, потом повернулся на кресле, взглянул на экран телефона. И чуть не подавился.

Юлита сидела возле окна в кафе, заставленном книжками, которые никто не читал. В чашке остывал нетронутый кофе. Пить не хотелось: ей по-прежнему было дурно и трудно дышать. Она взяла кофе, потому что остро нуждалась в пропуске в этот уютный мир мягких диванов, бежевых стен и вкусных пирожных. Здесь, в этой неубедительной имитации американского салона, она могла слушать гомон чужих бесед и чужой смех. Это дарило иллюзию, что рядом с ней кто-то есть, и она могла прийти в себя перед возвращением домой. К этому она была совсем не готова.

Она вертела в руках пакетик тростникового сахара и пыталась уложить в голове все, что случилось. Если ей нужно было подтверждение, что Бучек погиб не в обычной аварии, то теперь она его получила. Кто-то довел его до смерти, прямо или косвенно, и постарался заткнуть ей рот. Каким-то образом заполучил контроль над ее компьютером, следил за всем, что она делала, слышал ее и видел. К тому же явно взломал ее личную почту и нашел компрометирующие ее фотографии. Что еще он мог там найти? Письма, которые она отправляла и получала за последние несколько лет, содержание чатов, счета, результаты медицинских анализов… Словом, все.

И что теперь, подумала она? Идти в полицию? Ну уж нет, спасибо. Однажды ей уже довелось заявлять о нападении. Она пошла с подругами в клуб, и там ее углядел какой-то мерзкий тип: застиранные джинсы-дудочки и остроносые мокасины, плотно облегающая пивной животик футболка, уложенные гелем волосы. Он клеил ее на танцполе, отпускал хамские шуточки, настойчиво предлагал выпить. Она его отшила, но, когда чуть позже вышла в туалет, он ее поймал. Прижал к стене, начал целовать, полез потной волосатой рукой под блузку. К счастью, кто-то это заметил, прибежали двое парней, оттащили его, вышвырнули на улицу. Но не это интересовало полицейских. Они спрашивали, что на ней было надето. Как она танцевала. Что ему говорила. Может, она посылала ему противоречивые сигналы, известно же, женщины порой говорят одно, а делают другое, особенно когда выпьют, ха-ха. От одной