Газета "Своими Именами" №35 от 30.08.2011 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

Кроме того, ефрейтор восторженно отозвался о решении генерала Чмо купить у другого иностранного генерала Сар-козы два больших ржавых баркаса. Хотя эти баркасы нужны флоту Обтрухании, как рукава жилетке, но благодаря этой покупке можно будет окончательно упразднить все судостроение Обтрухании. Если с той же целью перевести армию на танки Сар-козы, то удастся упразднить и танкостроение Обтрухании, высвободив при этом для приватизации огромные ресурсы.

Чувствовалось, что ефрейтор понимает неустойчивость своего положения, а потому и старается беспрерывно восхвалять мудрость Чмо. Генерал снисходительно относился к такому подхалимажу. Это лучше, чем обзывать генерала дураком. Спецслужбы доносили, что в кругах отечественного олигархата подобное случалось. Поговаривали даже, что нормальный деловой человек, попав на его место, давно сделал бы миллиардерами не только себя и своих родственников, но также всех кошек и крыс, проживающих в их домах.

Этим людям явно не хватало воображения. Они не могли понять духовное родство Чмо и Сар-козы. Генерал Сар-коза представлял собой новый тип генерала, уже не гориллоподобного, а крокодилообразного. Загла-тывая жертву, Сар-коза, как это и принято в среде крокодилов, пускал слезу. Однако благодаря развитому красноречию ему удавалось трактовать эту слезу как девичью в момент утраты невинности. С учетом таких способностей вполне допустимо было уплатить по миллиарду евро за каждый его ржавый баркас и получить дополнительно десять очков на предстоящем совещании в Давосе. Старина Сар-коза поиздержался на бомбардировках Ливии, а потому принесет эти десять очков в зубах. Что же касается покупки танков Сар-козы, то для расстрела собственного народа в случае его бунта хватит и старых танков, использованных еще генералом Борькой Бутылкиным. А ваша обороноспособность подождет…

Надеюсь, вдумчивый читатель теперь понял, что такое большая политика. Увы, такое понимание еще не охватило всех дорогих обтруханцев, а некоторые из них даже говорят о какой-то ответственности власти перед народом и даже хотят избираться и быть избранными, как это записано в конституции Обтрухании. Поскольку генерал любит свой народ, то он уже обещал подумать об этом сразу же после нынешних выборов, если это принесет ему дополнительные очки в Давосе…

А.В. СВОБОДИН

ИСТОРИЯ ВЗЯТКИ

Заспанный Ной выглянул из ковчега и хмуро посмотрел по сторонам.

– Кто тут еще? Сказано, что местов нет…

– Это мы: голуби.

– Ишь ты, сколько тут вашего брата шляется… Говорю: все занято…

Самый старый голубь почесал ногой шею и виновато кашлянул.

– А то пустил бы, старик… У нас кое-что с собой есть… Почитай что полпальмы с корнем вывернули…

– Дурья ты голова, а еще голубь, – усмехнулся Ной, – что я с твоей пальмой делать буду!.. Тоже нашел…

– А может, и пригодится, – загадочно кинул старый голубь, – время, брат, нешуточное, потоп на дворе, а ты гнушаешься…

«И кто его знает, – подумал Ной, – может, и пригодится дерево… Дорога не маленькая, до Араратских гор ни одного полустанка…»

– А пальма у тебя хорошая? – сухо спросил он, с недоверием посматривая на голубя. – Многие дрянь приносят.

– Да уж будь спокоен, старина, – почувствовав, к чему клонится дело, покровительственно уже сказал голубь, – доволен останешься…

– Ну ладно, шагайте… Только тише вы, черти короткохвостые, всех чистых у меня перебудете…

Это было первое появление взятки. Неведомая и еще хрупкая, она приютилась в уголке между семью парами нечистых и поплыла в Ноевом ковчеге спасаться. В дороге за ней незаметно для других ухаживал один из сыновей Ноя, которого близкие запросто называли Хамом. Когда ковчег подходил к берегу, взятка выпрыгнула первой, опередив даже голубей, которые хотели удрать со своей пальмой, и рассыпалась в воздухе.

Успела только Хаму шепнуть:

– Ничего, брат Хам… Не робей. И детей твоих и правнуков из беды выручу… Свои люди – сочтемся…

* * *

С момента своего возникновения взятка сразу разделяется на три вида: с угрозой, с напоминанием и без них. Последний, самый тяжелый, принял характер эпидемии. Съедал целые государственные организмы, как устрицы, даже не поливая их лимоном. В доисторическое время свирепствовал почти исключительно первый вид.

– Пропусти, голубчик…

Первобытный человек, залегший с дубинкой у чужой хижины, иронически смеялся в лицо хозяину и презрительно сплевывал в сторону.

– А вот захочу и не пропущу.

– Меня же там дети ждут…

– А может, я твоих свиненков дубиной по черепам…

– Ну жена осталась…

– Жена… Тоже оправдание… Жену можно за голову и о камень.

– Не пропустишь, значит?

– Ну это как сказать… Если бы да у меня бы да твой бы кусок антилопы, что ты в руках держишь, был бы…

– Жри, собака, – коротко говорил обираемый и проходил в свою законную хижину. Потом возвращался обратно, убедившись в целости своего семейства, и тихо добавлял:

– Жри и подавись!

Эту формулу перехода при передаче взятки сохранило все человечество вплоть до наших дней включительно. Даже в наше время, лишь по некоторым деталям напоминающее доисторическое, при передаче крупных сумм на благотворительные цели кому-нибудь из имеющих административную власть, многие не могут удержаться и, проводив печальным взглядом взявшего, тупо шепчут в пространство:

– Жри, собака.

* * *

Рим и Греция, говоря официальным языком, изобиловали взятками; особенно Рим, где так много говорилось о неподкупности, что не брать взятки считалось неприличным. Не брали взятки только плебеи, с которых брали патриции.

Античная взятка носила подобающий ей античный характер.

На суде, например, римлянин перед произнесением обвинительного приговора, для него же приготовленного, красиво выступал вперед и гордо распахивал плащ, под которым оказывался привязанный к поясу живой поросенок, сильно мешавший своим неспокойным характером тишине судопроизводства.

– Это что? – спрашивал судья, прекрасно понимая в чем дело. – Кажется, поросенок? Дай.

– На, – гордо говорил римлянин. – Пусть эта свинья да будет тем даром, который…

Писец судьи античным взмахом руки подсовывал античный приговор и антично опускал в карман тоги несколько сестерций оправданного, который уходил домой, громко повторяя перед каждым встречным:

– В Риме ещё есть судьи!

И только дойдя до дому, уныло прибавлял:

– Лучше бы их не было! Это большой ущерб для домашнего хозяйства.

Греческая взятка носила почти тот же характер. Первоначально к ней приучили сами боги, требуя то мясных, то вегетарианских, то денежных жертвоприношений. Собственно говоря, сами боги, которые жили на полном пансионе на Олимпе и нуждались только в карманных деньгах, много не требовали, но их делопроизводители, называвшиеся главными жрецами, требовали в жертву от бедных греков все, начиная от скверных букетов и кончая целыми фермами с дорогой молочной скотиной.

– Диана требует от тебя корову, – официально обращался такой жрец к простоватому греку, зашедшему в храм просто из-за дороговизны человеческой медицинской помощи, – тогда и твоя болезнь пройдет.

– Ко-о-орову? – удивлялся грек, – это за простой чирей на шее и корову?

– Зато, брат, как рукой снимет, – поддерживал жрец интересы своей доверительницы, – у нас, брат, масса благодарностей есть. Кухмистер из Эфеса нам пишет…

– Нет. Невыгодно. Корову за чирей… Статочное ли это дело?! А если у меня лихорадка будет, ты бабушку живую потребуешь…

– Иди к другим богам, – сердился жрец, – у Зевса дешевле… Они тебе за дохлую собаку целую чахотку пообещаются выгнать…

– Да мне что идти… Мне бы так подешевле где. Хочешь, я теленка приведу?

– Мое дело маленькое. Богиня требует, не я…

– А что твоя богиня с моей коровой делать будет? Тоже… Богиня, подумаешь… Да такую богиню сандалией по ро…

– Ну, веди, веди теленка… грек несчастный…

* * *

Средневековье лелеяло второй вид взятки – с напоминанием.

– Напомни твоему господину, – говорил какой-нибудь рыцарь, слезая у придорожного замка, – что если его замок подпалить с восточной стороны, это будет весело.

– Может, еще что-нибудь напомнить? – вежливо спрашивал привычный сторож, вынимая кусок пергамента и гусиное перо. – Я запишу.

– Напомни еще, что у рыцаря Шевалье Риккарда де Кардамона пустой желудок и пустой карман.

Слуга возвращался через десять минут, неся на вертеле кусок жареного барана и мешочек, снизу наполненный для тяжести железными опилками, а сверху прикрытый десятком потертых монет.

– Нет женщины красивее, чем прекрасная Мария Пиччикато дель Гравио ди Субмарина ля Костанья?.. Впрочем, это неважно. Дай-ка сюда мясо. И деньги давай. А вина нет? Ну, не надо.