Гитлер-победитель. Мог ли фюрер выиграть войну? (сборник) - Коллектив авторов

Но почему в России не было тогда железных дорог? К тому были серьезные основания, но все они были субъективными внешне, хотя глубоко объективными по сути.

Вот эти причины – без приоритетов:

1. Развитию железнодорожной сети на юг противились крупные производители товарного экспортного зерна, то есть помещики, поскольку появление в южных портах большого количества зерна привело бы к снижению экспортных цен и доходов помещиков и оптовых перекупщиков (сплошь и рядом, к слову, еврейских).

2. Развитию железнодорожной сети в России противились могущественные консервативные силы, то есть те же помещики-дворяне, высшее дворянское чиновничество, столичная аристократия, поскольку в усилении коммуникативной подвижности населения им виделось развитие революционных настроений.

3. Развитию железнодорожной сети в России противился лично министр финансов Канкрин, которого многие (но, слава богу, не все) «записные» историки числят чуть ли не добрым финансовым гением России и который на самом деле был из той же вороньей стаи, что и недоброй памяти канцлер Нессельроде. Эта стая, и до того немалая, особенно всерьез закружила над Россией с самого начала XIX века, с марта 1801 года, с убийства императора Павла.

Все три причины были объективно порождены устаревающим самодержавным и нарождающимся частнособственническим строем жизни в России. И все три были субъективными в том смысле, что за всеми тремя причинами стояли весьма узкие круги, состоящие из вполне определенных, антигосударственно действующих лиц.

Как и в 1904 году во время Русско-японской войны.

Как и в 1991 году на пике «перестройки», завершившейся ельциноидным государственным переворотом…

Как и в 2010 году, который, надо полагать, ознаменуется новыми предательствами России ее якобы элитой.

Остановимся, однако, немного на одной только Русско-японской войне. Во всех отношениях она была бездарной – как и Крымская война, но бездарной лишь на высших этажах государственного и военного управления. «Рядовой», так сказать, генералитет, боевые офицеры и солдатская и матросская масса даже в «японской» войне 1904 года не провалились, не говоря уже о Крымской войне, давшей нам выдающиеся образцы русской воинской доблести, да и воинского умения в виде знаменитой и величественной обороны Севастополя и полузабытой, но волнующей обороны Петропавловска-Камчатского.

На фоне доблести масс и напрямую связанных с ней военачальников лишь рельефнее проявлялись гнилость, подлость и антиобщественная суть «элиты» во главе с обоими Николаями.

Возьмем для сравнения Отечественную войну 1812 года. Неудачный начальный период войны, однако высшее военное руководство с самого начала относительно компетентно – Барклай-де-Толли если и не подготовил соответствующую возможностям России армию, то, по крайней мере, не загубил ее и сумел вывести из-под удара. Затем хватило не то что готовности умереть, но всего лишь готовности Александра I заранее, без боя, не сдаваться в сочетании с готовностью передать высшую военную власть адекватному Кутузову, чтобы пожар Москвы стал маяком на пути русских в Париж.

А в Крымскую и «японскую» войны высшая российская власть даже не струсила – для того не было особых причин, – и даже не смирилась с поражением (которого ни в 1855-м, ни в 1905 году не было!), а оказалась полностью неспособной на разумные, диктуемые ситуацией решения. Есть точная ленинская оценка дворянских революционеров-декабристов: «Страшно далеки они были от народа». Но декабристы, по крайней мере, смотрели, пусть и издали, но – в сторону народа. А царская власть после Петра, за редчайшими исключениями, была постоянно или повернута к народу и его нуждам спиной, или бросала свой взгляд поверх согнутой народной головы.

Сталин и большевики оказались и в этом отношении полной противоположностью старой власти. Недаром Сталин в одной из своих речей сравнил большевистских руководителей с Антеем, который сохранял свою силу до тех пор, пока был неразрывно связан с землей. Вот так и большевики, говорил Сталин, непобедимы постольку, поскольку они не теряют связи с массой. И это была не фраза, это было нормой государственного управления в СССР Сталина. Нормы власти соблюдаются не всегда даже представителями самой власти, но тем не менее характер этих норм определяет успех или неуспех Власти.

Сталин это понимал прекрасно. Здесь будет, пожалуй, уместно сказать вот о чем… Несомненно, ошибочны попытки сравнить Сталина даже с такой яркой фигурой, как Петр. Так, один из российских экономистов – профессор Ханин из Сибири, если не ошибаюсь, – десять лет назад писал: «Далеко не все поняли социально-экономический смысл сталинского периода российской экономики. Жесточайшими, часто варварскими методами (подобно эпохе Петра I) в кратчайшие сроки совершился переход от аграрной цивилизации к индустриальной. То, чего не успел сделать российский капитализм, сделала командная экономика».

Это – пример очень показательного заблуждения. Сталинская экономика, как и вообще сталинская эпоха, во-первых, не была ни варварской, ни командной – ее подкреплял постоянно совершенствующийся механизм планирования и управления.

Во-вторых, экономика сталинского СССР сделала то, чего российский капитализм не «не успел» сделать, а не сумел бы сделать, поскольку после Первой мировой войны России, опутанной внешними и внутренними долгами, была уготована судьба полуколонии Запада.

В-третьих, в сталинском СССР совершился переход не от «аграрной» цивилизации к «индустриальной», а переход от цивилизации полуфеодально-полубуржуазной к основам цивилизации социалистической.

И уже поэтому сравнение Сталина с Петром, а петровской России – со сталинским СССР абсолютно неверно. Ведь здесь различно все: движущие силы, приоритетные интересы, конечные цели и методы их реализации.

Лично Петром двигали интересы государства, Отечества, но в своих реформах он был ограничен тем, что исполнителями его реформ могли быть и были представители и выразители воли и интересов имущих слоев России. Целью Петра было развитие и укрепление экономического, военно-политического и технологического потенциала государства. Социальные реформы в интересах трудящегося большинства не были даже отдалённой его целью.

Ленин же, Сталин и большевики проводили преобразование России со вполне ясной целью: создание равноправного общества, организуемого и управляемого в интересах массы выборными представителями этой массы. Уже в силу этого различались и методы. Петр не мог широко действовать методом убеждения, потому что это – в его случае – ни к чему не привело бы. Как и чем можно было убеждать крепостных людишек фельдмаршала Шереметева или работных людей Демидова?

А для Сталина методы убеждения, агитации, пропаганды, культурного строительства и просвещения являлись основополагающими. Принуждение же во всех его формах было вынужденной – крайней и временной – мерой.

В конечном счете именно в этом – в полном единстве всех творческих сил России с Высшей Властью, – и крылись истоки неизбежной победы новой России над любым внешним агрессором. Соответственно, в непобедимости новой власти крылись и истоки неизбежного «русского» краха Рейха, коль уж агрессором оказалась Германия.

При этом личностным залогом неизбежности Победы был сам Сталин. Вот позднейшая оценка личности Сталина, относящаяся уже к нашему веку: «Сталин был несомненным патриотом исторической российской государственности, он имел огромную волю, большое трудолюбие и немалый интеллект»… Это – не апологеты Сталина, это – из книги Жореса и Роя Медведевых «Неизвестный Сталин», изданной в 2001 году издательством «Права человека». Впрочем, эти же забавные – как на мой вкус – авторы определяют Сталина как «вождя, диктатора и тирана». Что ж, вождем Сталин действительно был. Но вот диктатором, и уж тем более тираном?..

Тут уж, пожалуй, извините!

Диктатор и тиран не может выиграть войну, носящую всенародный характер. Выиграть такую войну диктатор и тиран не сможет потому, что народные войны выигрывают народы, ведомые к Победе не диктаторами, а вождями.

Сталин, безусловно, отвечал всем требованиям политического гения – начиная с незаурядной памяти и способности быстро и точно входить в новые для него вопросы и заканчивая тонким умением вести самые сложные переговоры. Интересна его характеристика, оставленная нам Александрой Львовной Толстой, уехавшей из Советской России в 1929 году. То, что она написала о своей единственной встрече со Сталиным, ценно психологической подлинностью: «По внешности Сталин мне напомнил унтера из бывших гвардейцев… Густые, как носили только такого типа военные, усы, правильные черты лица, узкий лоб, упрямый, энергичный подбородок, могучее сложение и совершенно не большевистская любезность. Когда я уходила, он опять встал и проводил меня до двери».