Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды - Елена Езерская

Конечно, она вспомнила свои подозрения — все время мелькавшую близ нее тень. Тогда Анна решила, что тень принадлежит Владимиру, беспокоившемуся за нее и таким образом охранявшему ее. Потом Анна отнесла их арест на счет Альбера — с той минуты, как они рассталась на набережной, она его больше не видела. И у него — Анна только сейчас вспомнила — остался ее узелок с документами и деньгами, предназначавшимися для выкупа Владимира и возвращения в Россию. Но, если бы все эти вещи оказались в руках тех, кто их задержал, Анну уже наверняка стали бы мучить допросами, а она по-прежнему находилась в полном одиночестве, как будто к ней потеряли всякий интерес, едва она переступила порог своей камеры.

Анна снова и снова возвращалась мысленно к Альберу — вспоминала их встречу, их поездку на Мартинику, их разговоры в последние дни. И, чем дольше она думала о нем, как о возможном кандидате в предатели, тем сильнее убеждалась в том, что в этой истории замешан еще кто-то. Еще какой-то человек…

Быть может, за нею следили с того, первого посещения тюрьмы, и, вероятно, доносчик находился среди заключенных… Или подозрения вызвал тот разговор, что состоялся между нею, Альбером и господами в кабинете барона де Танжери… А тень, которую она видела в парке и у дома, — филер, посланный будущим тестем Альбера, чтобы выведать правду… Неизвестный, которому случайно повезло: желая удостовериться в характере отношений мадам Жерар и жениха дочери уважаемого плантатора, этот человек обнаружил то, что не должен был знать никто. Никто, кроме Селестины. И вот теперь пелена неведения спала с глаз Анны.

— Если вы мечтали наказать невиновных, — промолвила Анна, с нескрываемым ужасом глядя на девушку, стоявшую перед нею с торжественным видом судьи, только что вынесшего суровый, но справедливый приговор, — если жаждали унизить того, кого любили, если хотели отплатить подлостью за добро, то вы вполне достигли своей цели. И вам больше не стоит терять здесь времени: каземат — плохое место для юной особы.

— Невиновных? — в который раз распалилась Селестина. — Да у вас нет ни чести, ни совести! Что, впрочем, объяснимо. Мне сказали, что вы — актриса. И всегда привыкли играть какую-то роль.

— Я не знаю, кто и что наговорил вам, — вздохнула Анна, — но, если вы не намерены объяснить мне происхождение всех тех ужасных обвинений, которые выдвинули против меня, то прошу вас немедленно уйти. Я не хочу тратить столь дорогое для меня время на такую бессердечную и коварную девицу, как вы.

— Ловко вы все перевернули! — воскликнула Селестина. — Так значит, это я лгала, что ищу мужа, погибшего от рук бандитов или без вести пропавшего при бунте на «Массалии»? Я строила из себя невинность, смеясь над рассказами о корсарах и втайне готовясь к побегу вместе с одним из них?

— Мой муж — не разбойник и не пират! — не выдержала Анна.

— Муж? — растерялась Селестина и широко открытыми глазами уставилась на Анну.

— Да, муж! — вскинула голову Анна. Прятаться и хранить молчание больше не имело смысла. — И, если вам угодно считать меня притворщицей, то думайте, что хотите. Я ни мгновения не погрешила против правды, говоря о том, что меня подвигла на это путешествие идея найти пропавшего мужа. Единственное, о чем я умолчала, — то, что он был не среди экипажа, а одним из заключенных. И мне ничего не было известно о его судьбе уже почти год. Я оставила дома наших детей, и, хотя сердце мое разрывалось от тоски и вол нения за них, я считала своим долгом помочь вернуться домой их горячо любящему отцу…

— У вас есть дети?.. — почти неслышно обронила Селестина, все еще не спускавшая с Анны изумленных глаз.

— Да, двое — мальчик и девочка! И, если бы вы действительно были близки с тем, кого называли капитаном Сидом, то знали бы, что у него на шее висит медальон, с которым он никогда не расстается. Медальон в виде сердечка, который я когда-то подарила ему. Этот медальон хранит секрет — сердечко открывается, и внутри на одной из его сторон есть углубление, где лежат срезанные при крещении локоны его детей. А на другой стороне находится портрет, в котором вы с легкостью узнали бы ту, кого обвиняете в краже вашего возлюбленного, каковым мои муж никогда не являлся!

— Откуда вы знаете?! — невольно покраснела Селестина.

— Он сам сказал мне в тот вечер на балу!

— И вы так легко поверили мужчине? — с неестественной иронией поинтересовалась Селестина.

— Вера — это то, с чем я прожила десять лет нашего брака, — твердо сказала Анна. — Вера — это то, что вело меня через океан в поисках мужа. И я не позволю ни вам, ни кому бы то ни было усомниться в искренности чувства, которое связывает меня и моего супруга.

— Но я… — прошептала Селестина. — Почему он ничего не сказал мне?.. Почему не от крыл правду?..

— А разве вы бы стали слушать его? — пожала плечами Анна. — Вспомните, с чем вы пришли ко мне в гостиницу. Вы были ослеплены своей собственной любовью. Вы хотели только не отягощать себя виной за гибель Альбера, чьим чувством пренебрегли с такой легкостью. Я внимательно слушала вас и поняла, что между вами и так называемым Сидом нет никакой реальной любви, кроме его стремления получить от вас ответ на его благородный поступок. Сид спас вам жизнь и просил вас помочь спасти жизнь своих друзей. И как вы отплатили ему?! Да, его друзья живы, но он арестован и, скорее всего, будет казнен без суда и следствия, так и не увидев больше детей, которые все еще ждут его и надеются на эту встречу!

— Замолчите! — вскричала Селестина. — Вы мучаете меня!

— Да, — призналась Анна, — ибо хочу, чтобы вы, наконец, в полной мере испытали тот ужас и отчаяние, в которые ввергли меня и моего супруга. Я хочу, чтобы вы осознали содеянное и заглянули в ту пропасть, что разверзлась перед всеми нами по вашей воле. Нет, вашей прихоти!. Прихоти себялюбия и гордыни, что завладела вами, когда вы приняли благородный поступок спасшего вашу честь мужчины за любовь. Поверьте, вы еще не знаете, что такое настоящая любовь! И самоотречение в ней — не главное. Любовь должна быть взаимной и открытой… Я знаю, вас могли ввести в заблуждение молчаливость и мужественность того, кто невольно — слышите, невольно! — завладел вашим воображением. Воображением, но не сердцем и не душою, потому что иначе вы не смогли бы так быстро и так самозабвенно предать его и сейчас наслаждаться низвержением недавнего героя с пьедестала.

— Вы полагаете, что мне было легко сделать это?! — вскинулась Селестина. — Я ушла с бала, я ревела целый час, не в силах забыть то, чему стала свидетелем… Да-да, я видела, как вы прощались, как целовались при расставании! Я искала его… Сид так внезапно бросил меня после танца, я хотела найти его и потребовать объяснений. Но ваша близость говорила сама за себя — и слова здесь были не нужны. Что, по-вашему, я могла подумать о тех, кем еще недавно восхищалась? Кого считала своим другом и своим возлюбленным?