Цитадель один (СИ) - Гулин Алексей

— Знания лишними никогда не бывают, — я пробовал убедить Безымянного, что знать историю их первоначального взаимодействия с жуками мне необходимо. Увы, он просто отмахнулся от меня и продолжил рассказ о текущих делах, обсуждаемых в Совете.

Во время одной из передышек, когда Безымянный пил свой непременный сок, я спросил его:

— Меня интересует судьба бывших руководителей планеты. Что с ними сейчас?

— Смотря с какими, — лаконично ответил он, ставя бокал на стол. Он смотрел на меня, как обычно, дожидаясь нового вопроса.

— Например, с руководством ООН?

— Понятия не имею. Мы просто выставили их вон из здания — и все. Влияние у них чисто символическое, опасности они не представляли никакой. Возиться с ними было неохота никому, и мы просто не обращали внимания на их существование: других проблем хватало.

— А кто-нибудь из правителей стран пострадал?

— Руководство США почти в полном составе угодило в тюрьму за активное сопротивление нам. Те, кто выжил, конечно. Разумеется, истинные владыки Америки к нам приспособились — они и раньше-то могли приспосабливаться к чему угодно, даже к экономическим кризисам, вывозя реальное производство в Китай и выбрасывая на улицу своих же соотечественников. Но вот выборные и прочие «публичные политики», все эти сенаторы, конгрессмены, губернаторы, министры во главе с президентом и вице-президентом… Да, эти сопротивлялись. Кое-кто лично пошел воевать. Конечно, мы вовсю старались минимизировать потери, но бой есть бой, — он сокрушенно покачал головой. — Ложный патриотизм — вещь крайне опасная.

— А с нашим руководством что?

— С Российским, что ли? Тут было все в порядке. Мы с ними договорились без особых проблем. Кое-кто из Думы поартачился, но недолго. Для большинства хватило обещания не преследовать их за то, что они делали раньше. Ну, и финансовая амнистия помогла. Если бы везде были такие вменяемые правители, нам было бы гораздо легче. И может, Атланта бы не случилась.

— И все-таки это неправильно. Теперь я знаю, кто Вы, а кто жуки, на самом деле. Но тогда все было понятно: вот инопланетные захватчики, а вот — законно выбранная власть, которая должна защищать свое государство. А тут сдались, выторговали себе безопасность и сбежали с деньгами.

— А, по-твоему, было бы лучше, если бы мы покрошили десяток-другой дивизий? И так головной боли с несколькими подразделениями нам хватило. — Безымянный откинулся на спинку кресла, насмешливо глядя прямо на меня. — Я согласен, некоторых из них в приличные дома пускать нельзя, но это же не основание, чтобы не договариваться с ними. Вымыл после этого всего руки, продезинфицировал рацию — и готово. Если уж так брезглив — прими душ. Как говорил один персонаж, если у тебя есть навоз — сделай из него удобрение. Можно получить пользу от любого человека, от хорошего, от плохого… Нередко дурные качества ведут к хорошему, а положительные — к плохому.

— А справедливость?

— Справедливость — понятие сугубо относительное, также как и добро, и истина. Ну о какой абстрактной справедливости можно говорить в данном случае? Мы сохранили массу жизней, а это — дороже всего. Подумай сам, как они бы защищались и сколько человек послали бы умирать за себя, за свои капиталы!

— То есть, — сыронизировал я, — главное, чтобы со мной было удобно договариваться. Ну, а если я там какой вор или убийца — это второй вопрос. Подумаешь, грабил, насиловал… Теперь-то сижу тихо: договорились со мной!

Безымянный поморщился.

— С этими людьми нельзя поступать, как примитивными племенами. Они ясно понимают свою выгоду, они могут тщательно рассчитывать свои действия — без оглядки на условности. У них до сих пор остаются сильные рычаги влияния. Глобализация, понимаешь ли. Все настоящие руководители Земли довольно тесно связаны друг с другом. Разом уничтожить их мы не могли — это парализовало бы всю земную экономику. Пришлось договариваться. Да, они поступились очень многим, но сохранили часть своего влияния и значительную часть своей собственности. И, как бы мне ни хотелось стереть даже память о них, я вынужден мириться с ними — чтобы не причинить вред человечеству. Но их наследники получат лишь малую часть неправедно нажитых богатств, а их возможности влиять на экономику и общественное мнение будут ничтожными. А, пока, мы делаем из навоза удобрение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Таким образом, — грустно констатировал я, — они все признаны белыми, пушистыми и добропорядочными.

— Почти. Признано, что они были белыми, пушистыми и добропорядочными. Но любая оплошность сейчас приведет к тяжелым последствиям для них. За любую провинность, вплоть до перехода улицы на красный свет, им припомнят все. И такой случай уже произошел. Один любитель широко погулять ударил официанта в ресторане. Он думал, что ему все будет сходить с рук — но мы напомнили ему всю его биографию. Там за ним пара трупов числилась, просто никто расследования в то время проводить не стал.

— А сейчас?

— А зачем? Расстрелять с конфискацией, по нашему тогдашнему соглашению, можно и за гораздо меньшее.

— А остальные?

— Те, которые не имеют привычку бить незнакомых людей по лицу, только злорадствовали. Мы не нарушали наших договоренностей. Нарушитель был он. И мы были вольны поступить как хотим.

— Решение принимал Совет?

— Вот еще, Совет по пустякам дергать! Куратор распорядился — и все.

— Жутковато звучит.

Безымянный рассмеялся.

— Ты крайне непоследователен. Сначала ты негодуешь, что мы никого не тронули, а потом возмущаешься, что один из них был расстрелян нами.

— Я бы хотел увидеть открытый суд, который бы вытащил все мерзости наружу.

— Над ним одним? Не получится. Там слишком тесный клубок. Потяни за одну ниточку — и либо все запутается, либо весь клубок распустится. Одни ему помогали, другие мешали, третьи просто знали и молчали. А от них все будет расходится дальше и дальше. Нет, мы не стали нарушать соглашение. Нарушитель наказан, а все остальные довольны. И больше никаких неприятных последствий.

— Но ведь можно было отказаться от выполнения соглашения или придумать что-нибудь, сделавшее его недействительным!

— Можно. И тогда все остальные, кто участвовал в соглашении, а это не только наши, с позволения сказать, соотечественники, но и американцы, и японцы, и европейцы. А за ними, как раз, ничего и не числится: только экономические грешки, типа монополизма, удушения мелких конкурентов и прочего. Накажем три-четыре сотни человек, а ущерб могут понести миллионы.

Я понял, что передо мной в очередной раз встала стена, пробить которую нет никакой возможности.

— Меня больше интересует другой вопрос. Когда я был маленьким, все менялось очень быстро. У простых людей появлялись компьютеры, сложная техника, мобильные телефоны из анекдотов о «новых русских» перекочевали в карманы простых людей. А последние десять лет — как отрезало! Новинок нет никаких. Даже модификации существующего появляются редко. Почему?

— Хороший вопрос, дельный, в отличие от предыдущего. Прогресс был слишком быстрым, Артем. Люди не успевали приспосабливаться к новому, как это новое уже устаревало. Сейчас мы искусственно сдерживаем внедрение технологических новинок. В начале прошлого века, в его середине, среда, окружающая человека менялась плавно и постепенно. Привыкнуть психологически к этому было несложно. А к резким изменениям многие люди оказались неготовыми. Одна эпопея с внедрением компьютеров во все сферы жизни чего стоит! Вместо облегчения труда получались одни неудобства. Вот мы и решили попридержать все. Пусть сначала пройдет хоть какой-то период. Резкое изменение окружающей среды является сильнейшим источником стрессов. А необходимость выбора в условиях, когда непонятно как этот выбор делать, могла довести и до серьезных заболеваний. Жизнь не должна быть дерганной и нервной. А слишком быстрый технологический прогресс только мешает жить. Я понятно объясняю?

Я кивнул.

— Понятно, только я еще не решил, согласен ли я с этим.