Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саша с семьей добралась на мессу, когда ксендз уже заканчивал проповедь. Храм был переполнен народом.
– И самое странное здесь то, что обычно все эти черты можно обнаружить в одном и том же человеке, и именно благодаря этому он целостен, – подытожил ксендз Старонь. – Целостность его одновременно сильна и слаба, достойна уважения и заслуживает сочувствия. Таков уж человек. Великий и маленький.
Люди встали, началась молитва Символ веры. Саша закрыла глаза. Она чувствовала покой. Недавняя тяга к алкоголю стала туманным воспоминанием. Блаженство и расслабленность разливались по телу. Ей уже не хотелось ничего доказывать тетке, брататься с кузенами. Зачем? Почему она так сильно зависела от их мнения? Что и кому хотела доказать? Ответ был ей известен. Это была злость, ее бикфордов шнур. У каждого есть что-то подобное. Греки называли это ахиллесовой пятой. Можно быть сильным, как тур, но какая-нибудь мелочь легко свалит тебя с ног, если ты не контролируешь свою маленькую слабость. Идеальных людей не бывает. Саша была рада, что выдержала последние двадцать четыре часа, и именно так она выдержит еще множество последующих. Это было на первом месте. Она побеждала зависимость каждый день. Многолетнее воздержание ничего не меняло. Нужно постоянно быть начеку. Избегать голода, гнева, усталости и одиночества. Она с улыбкой посмотрела на тетку, которая столь подло с ней поступила, а сейчас так истово молилась. Потом обвела взглядом лица кузенов, которые наверняка не опоздали на мессу так сильно, как она. Плевать на них. Она чувствовала себя счастливой.
– Возблагодарим Господа Бога нашего, – донеслось со стороны алтаря.
– Правильно это и справедливо, – присоединилась она к молитве.
После мессы Лаура живо беседовала с родственниками, а тетки восторгались Каро, которая доверчиво и радостно позволяла им обцеловывать себя. Саша подошла к киоску с предметами культа. Она купила дешевый алюминиевый крестик и пристегнула его к серебряному верблюду, с которым никогда не расставалась. Это был символ смирения, напоминающий, что алкоголичкой она будет всегда. Ксендз Старонь стоял в боковом нефе, окруженный группой женщин. Одна из них, с виду ровесница Саши, заметно выделялась из толпы. Несмотря на полумрак, на ней были солнцезащитные очки и шелковый платок, завязанный в стиле пятидесятых годов. Саша подумала, что она, скорее всего, не полька. Но вскоре до нее долетели вырванные из контекста слова. Женщина говорила по-польски четко, без акцента.
– Не контролирую. Именно поэтому я здесь. Мне хотелось бы поскорей с этим справиться.
Наверное, эта женщина говорила о каких-то своих трудностях. Казалось, что она благодарит священника. Руки ее были сложены в молитвенном жесте, а через секунду она расплакалась. Ксендз обнял женщину, погладил ее по голове. Он шепнул ей что-то на ухо, а потом громко рассмеялся. Женщина тоже улыбнулась, вытерла слезы. Шутка взбодрила ее.
Саша с интересом наблюдала эту сцену. Должно быть, телепатически она заставила ксендза выделить ее из толпы. Он мельком взглянул на нее, но по ее спине почему-то пробежала дрожь. Она смутилась и подумала, что он действительно хороший человек и, несмотря на улыбку, бесконечно грустный. Может быть, поэтому, когда женщины разошлись, а ксендз по-прежнему стоял на своем месте и не мог решить, в какую сторону ему направиться, Саше захотелось поговорить с ним. Путь ей преградил молодой викарий.
– Святой отец, машина ждет, – сказал он, наклонив голову. И добавил с укором: – Все ждут.
Ксендз посмотрел на Залусскую, но она не решалась подойти ближе.
– Можете ехать, – обратился он к викарию.
Викарий смотрел с непониманием. У него начала дрожать нижняя губа.
– Архиепископ просил, чтобы вы… – пытался убедить помощник. – Святой отец, это очень далеко. Отсюда на Стоги около двадцати километров.
– Вы, Гжесек, не волнуйтесь. – Ксендз Старонь улыбнулся. – У меня есть ноги. Угости гостей, чем хата богата. Пусть пани Кристина позаботится обо всех.
Викарий удостоил Залусскую внимательным взглядом, после чего, почти бегом, удалился.
Саша по-прежнему стояла без движения. Она понятия не имела, что сейчас сказать, к тому же чувствовала себя виноватой из-за того, что ксендз отказался от транспорта. «Неужели у меня вид человека, настолько нуждающегося в помощи?» – подумала она. Ксендз тоже молчал. Ждал, что скажет Саша. Тишина становилась мучительной. Костел постепенно пустел. Наконец Залусская сглотнула, почувствовав неожиданную сухость в горле.
– Не могли бы вы, святой отец, отслужить мессу по одному человеку?
Только произнеся эти слова, Саша подумала, что это довольно бесцеремонно с ее стороны. Вместо того чтобы занимать время у известного духовника, можно было сделать это в канцелярии костела.
– Этого человека семь лет нет в живых, – добавила она, как будто оправдываясь.
Он вынул из кармана блокнот и дешевую пластиковую ручку.
– Обычно я служу в другом приходе, – объявил он и деликатно улыбнулся.
Сашу уже не удивляло, почему женщин так тянет к нему. Правильные черты лица, светлые глаза, выразительный подбородок. Если бы на нем не было сутаны, он мог бы сыграть одну из главных ролей в «Одиннадцати друзьях Оушена».
– Здесь я иногда гастролирую.
– Мне все равно где, – ответила она. – Мне бы хотелось, чтобы именно вы помолились за этого человека. Знаю, что придется подождать. Ничего.
– Имя?
– Саша.
Он поднял голову.
– Точная дата смерти?
Залусская спохватилась:
– Простите. Это мое имя. Тот человек – мужчина. Умер 23 июня 2006 года.
– Как его звали?
– Это обязательно?
Ксендз внимательно на нее посмотрел:
– В случае поминальной мессы я должен знать имя по крещению. Бог всеведущ, но у Него полно работы.
– Лукас, – произнесла Саша очень тихо. – Хотя я не уверена, что именно этим именем он был крещен. Все его так называли.
– Через месяц в четверг вас устроит? – спросил.
Саша подтвердила, вынула кошелек.
– Там есть ящик для пожертвований. Бросьте столько, сколько можете, – сказал ксендз и вышел из костела.
В этот момент выглянуло солнце. Силуэт священника исчез в белом свечении. Саше показалось, что ей это уже когда-то снилось.
На спидометре было сто сорок. Елена только сейчас сняла темные очки. Она перестала плакать, но глаза все еще были красными. Поворачивая с Грюнвальдской на Шопена, она с трудом справилась с управлением на скользкой дороге. В эту минуту она подумала, что глупо было бы вот так сейчас взять и разбиться. Елена переключила на нейтралку, и стрелка постепенно опустилась до восьмидесяти. «Все как-то утрясется, все барьеры и препятствия внутри меня», – подумала она и начала мысленно молиться.
Буль ждал ее в их апартаментах на Выпочинковой в Гданьске. В Пасху во дворе становилось людно, как во время летних каникул. На протяжении почти всего года большинство квартир пустовало. С тех пор как они поселились там, Елена ни разу не видела соседей со второго этажа. Ей нравилась уединенность. Она не нуждалась в обществе. В течение ее сорокалетней жизни людей вокруг нее вращалось намного больше, чем хотелось бы.
Чемоданы уже были уложены в багажник. Муж сам предложил ей сходить в костел, если есть желание, и вовсе не удивился, когда она сказала, что поедет помолиться в храм Святого Георгия в Сопоте.
– Ничего не случится, если мы выедем на час позже, – пожал он плечами. – Мы ведь едем кататься на лыжах, а не в командировку.
Ей показалось подозрительным его смирение. Такого с ним прежде не бывало. И она знала свое место. Не спрашивать, не интересоваться. Любопытство – первая ступень в ад. Буль не был верующим, но понимал ее потребность в молитве. Сегодня Пасха, важный день для христианки. Благодаря возвращению к вере она перестала болеть. На протяжении долгих лет ее приступы называли болезнью. Павел не мог произнести слово «одержимость». Врачи прописывали лекарства, психотерапевты заставляли копаться в прошлом. Она равнодушно рассказывала о расстреле младших братьев и сестер хорватскими солдатами и групповом изнасиловании, после которого она хотела покончить с собой. Елена пришла в себя после огнестрельного ранения в ветеринарной клинике, в городке Овчара неподалеку от Вуковара. Пуля только поцарапала плечо, но оглушила ее. С тех пор она почти не слышала правым ухом. Операция прошла удачно. Она никому не призналась, что стреляла сама. Ветеринар, который ее выхаживал, отказался от предлагаемых денег.
В лечебнице жили еще шесть девушек ее возраста. Они боялись возвращаться в брошенные дома. Мужчины, которые могли бы их защитить, были на войне или уже убиты. Кроме ухода за скотиной и работы в поле, они ничего не умели. Во время войны коровы имели большую ценность, чем они сами. Отец Елены с ее старшим братом около двух лет назад ушли в горы, прихватив пистолет Макарова. Ходили слухи, что ни один из партизан не выжил. Солдаты приезжали в лечебницу по нескольку раз в неделю. Привозили водку, еду, иногда мыло и одежду с убитых и все это отдавали девушкам. Большинство из них быстро нашли себя в новой роли, добывая себе таким образом не только пропитание, но и чулки, а иногда даже флакон духов. Елена едва ходила после операции, но тем не менее вынуждена была начать выплачивать долг. Им говорили, что они должны благодарить Господа, что не попали в руки врага, а некоторые из них, несмотря на все пережитое, по-прежнему красивы. Благодаря молодым телам у них есть шанс выжить в этой войне. Елена быстро поняла, что все это сказки. Достаточно одного протеста, небольшой ошибки или прихоти кого-нибудь из военных, и любая из них закончит с пулей в голове или петлей на шее. В такие времена очень легко вывести человека из равновесия.
- Никогда не улыбайся незнакомцам (ЛП) - Джейнс Дженнифер - Триллер
- Меморист - М. Роуз - Триллер
- Изумрудный триллер. Серия «Проза – 2016» - Наталья Патрацкая - Триллер
- Плохие девочки не умирают - Кэти Алендер - Русская классическая проза / Триллер
- Берег тысячи зеркал (СИ) - Ли Кристина - Триллер
- Лишняя душа - Брижит Обер - Триллер
- Пропавшая - Майкл Роботэм - Триллер
- Високосный убийца - Изабелла Мальдонадо - Детектив / Полицейский детектив / Триллер
- Террор - Дэн Симмонс - Триллер
- Взаимосвязи - Евгений Башкарев - Русская классическая проза / Триллер / Ужасы и Мистика