Изысканный адреналин - Мария Брикер

Подниматься в квартиру Торчинского решили пешком. Чижиков по ходу движения умело выкручивал лампочки на лестнице. Гроссмейстер считал, что данный ход не обоснован, потому что толстяка-продюсера, который весил не меньше ста пятидесяти килограммов, спустить по лестнице не представлялось возможным. Разве что темная лестница обеспечит им беспрепятственный уход в случае неожиданных сюрпризов.

На площадке между восьмым и девятым этажом мужчины остановились. Чижиков снял бандану, протер вспотевшее лицо, водрузил головной убор обратно на «плешку» и натянул резиновые перчатки. Штерн выдернул из кармана перчатки из тонкой кожи и, презрительно глядя на оператора, с достоинством надел их. А потом вытащил из кармана фляжку армянского коньяка.

– Я не пью! – сурово сказал оператор. – Уже год, – добавил Макс с пафосом и вырвал фляжку из рук гроссмейстера. – Потому что не хочу, – капризно сказал оператор, вытер губы рукавом и отдал наполовину опустевшую емкость Штерну.

– Вы же за рулем! – удивился Леонид, опрокинул другую половину в глотку и тоже вытер рот рукавом плаща – к чему фамильярности и церемонии?

– Не учите мне жить, лучше помогите материально! – выдал Чижиков крылатую фразу. – Обалдеть!

– Что такое? – поинтересовался Штерн.

– Стою ночью на заплеванной лестнице рядом с мусоропроводом, бухаю со знаменитым на весь мир гроссмейстером…

– Да будет вам, – смутился Штерн.

– И не пьянею! – закончил свою мысль оператор и посмотрел на Леонида вмиг окосевшими глазами. Вероятно, организм его сильно соскучился по градусам, и алкоголь впитался в кровь Чижикова мгновенно.

– У меня тоже нет ни в одном глазу, – сообщил гроссмейстер, покачиваясь. Перед выходом из гостиницы он опрокинул в себя еще пару-тройку рюмочек – для тонуса.

– Тогда пошли за мной, я – Сусанин, – деловито сказал Макс.

Обнявшись, мужчины поднялись еще на один лестничный пролет, подошли к квартире Торчинского и прислушались. На лестничной клетке было тихо. Лишь из квартиры Торчинского по-прежнему доносились звуки работающего телевизора. Повезло, соседи у продюсера оказались спокойными и не реагировали на шум. Иначе давно бы уже милицию вызвали или требовали бы тишины, стуча швабрами, ногами и руками в стены и дверь его квартиры. Впрочем, возможно, так и было – соседи повозмущались некоторое время, но, поняв бессмысленность своих действий, угомонились.

Чижиков легонько толкнул дверь бедром – она распахнулась, оператор галантно пропустил Штерна вперед и ввалился вслед за ним в квартиру.

Труп продюсера ничком лежал на ковре гостиной, рядом валялись бутылка из-под шампанского и разбитый бокал. Интерьер помещения смахивал на барские хоромы: хрусталь, фарфор, ковры, бархат, мебель с вензелями, тяжелые масляные картины в позолоченных рамах. На одной из картин был изображен Торчинский собственной персоной. Продюсер в бархатном берете, тужурке восемнадцатого столетья, блестящих штиблетах и белых гетрах восседал на гнедом коне. Глядя на картину, Штерн сочувственно скривился – коняшку было жаль.

– Кажется, он позу поменял, – проблеял оператор, снова перекрестился и побледнел. – Вроде по-другому лежал.

– Как по-другому?

– У него мизинец на правой руке отогнут был, а сейчас скрючен…

– Это судороги, – со знанием дела уверил Макса Штерн и ухватился за ковер.

Макс тоже ухватился за ковер, и через минуту посреди гостиной лежал огромный рулет, нафаршированный мертвым телом Торчинского и осколками стекла.

– Сия поклажа в лифт однозначно не влезет, – пришел к неутешительному выводу оператор. – Придется по лестнице его пердюхать. Удачненько это я так лампочки все повыкручивал. Прямо как знал!

– Может, лучше в окно?.. А там подберем, – предложил Штерн.

Мужчины метнулись к балкону, распахнули дверь. Это оказался не балкон, а лоджия – широкая и просторная. Свесившись вниз, мужчины оглядели окрестности.

– Хороший садик. Яблоньки раскидистые. Клумбочка с анютиными глазками, выложенная кирпичами. Только окна на другую сторону от подъезда выходят. Слушай, а зачем нам его прятать? – оживился Чижиков, от волнения он перешел на «ты». – Сейчас скинем его вниз, и все дела. Типа, несчастный случай.

– Идея отличная! – обрадовался Штерн.

С большим трудом втащив тело, завернутое в произведение искусства, созданное узбеками… или таджиками, на лоджию, мужчины попытались приподнять груз и перевалить его через перила.

– Постой! – прохрипел из последних сил Леонид. – Если мы его в ковре с балкона выкинем, какой же это будет несчастный случай?

– Зато получится клевый ремейк к мультфильму «Ну, погоди!», – азартно сказал оператор и предпринял еще одну попытку выкинуть труп продюсера с балкона. Попытка оказалась неудачной, Чижиков расстроился и предложил пойти еще выпить. Бросив в лоджии ковер с телом, мужчины вернулись в квартиру и приступили к поиску горячительных напитков.

– Виски, – ткнув пальцем в бутылку в баре, обрадовался Чижиков.

– И пиво, – хлопнув дверцей холодильника, доложил с кухни Штерн.

Друзья сделали себе по шотландскому коктейлю и уютно устроились на мягких диванах в гостиной.

– За знакомство! – провозгласил тост Чижиков, мужчины громко чокнулись, поднесли емкости с алкоголем ко рту…

Дверь лоджии скрипнула.

– А чего это вы здесь делаете? – удивленно спросил продюсер Торчинский, волоча за собой ковер, умело сотканный таджиками… или узбеками. Лицо продюсера отливало синевой, изо лба торчал осколок стекла, по носу текла струйка крови.

– Бл…!!! – в один голос сказали мужчины и одновременно выронили стаканы из рук.

* * *

По всем телевизионным каналам крутили сенсационный сюжет, разоблачающий миф о голубизне Селивана.

– Весь день крутят! Ай молодцы! Лучшего расклада и придумать было нельзя, – радостно сообщил Торчинский, с увлечением щелкая пультом и поглаживая то козлиную бородку, то прилепленный крест-накрест ко лбу пластырь. Чижиков со Штерном переглянулись. Судя по реакции продюсера, он был доволен, что правда выплыла наружу!

– А кто заснял компромат? – осторожно поинтересовался Штерн.

– Понятия не имею, но этому папарацци нужно памятник при жизни поставить – бесплатный пиар обеспечил. Считайте, что Селиван – уже звезда! И главное – никаких лишних затрат. Единственное, что огорчает, – рановато все открылось, акцию я планировал, когда сольный альбом будет записан.

– Вы хотите сказать, что в любом случае рассказали бы правду? – изумленно спросил Леонид.

– А что вы думаете, как можно еще раскрутить в кротчайшие сроки этого безголосого дебила со смазливой рожей? Пришлось, правда, физиономию ему малость подпортить, чтобы впредь условий контракта не нарушал и папочку слушался. Ну ничего, до свадьбы… Хотя нет, свадьба нам пока ни к чему. Девки сейчас от радости с ума сойдут, грешно отнимать у них надежду. Одного не пойму: как я в лоджии оказался? Вернулся от Селивана, выпил водки, потом шампанского, чтобы, значит, отпраздновать радостное событие, а дальше – ни хрена не помню. Очнулся в лоджии. Чего это меня туда занесло?

– Душно, – подсказал Штерн и смущенно откашлялся.

– И то верно, душно, – согласился продюсер и воскликнул: – А зачем я замотался в ковер?!

– Прохладно, – подсказал Чижиков и покрылся красными пятнами.

– Логично, – согласился продюсер. – Значит, вас Марго попросила ко мне съездить? Беспокоилась, значит. Странно… Чего это она вдруг? Пари теперь я однозначно выиграю, передайте ей – пусть отдыхает. Точно виски не хотите? – потряс в воздухе бутылкой продюсер. Чижиков со Штерном отрицательно покачали головами: после внезапного воскрешения Торчинского из мертвых выпить им очень даже хотелось, но перчатки, которые они не успели снять, сунув руки в карманы, могли насторожить продюсера.

– Так это вы с Маргаритой пари на Селивана заключили? – спросил Штерн.

– Почему с Маргаритой, с Бутырским. Скоро выиграю и получу солидный пай в уставном капитале его банка. Шансон-шансон, он мне все мозги парил про свой долбаный шансон. Какой, в задницу, шансон? Я думаю, это Демьянушка подставу мне с папарацци организовал. Ни хрена в шоу-бизнесе не понимает, вот и прокололся. Точно он. Или Маргоша подлянку подкинула.

– Какая же выгода для Марго?

– Выгода? – продюсер почесал пивное брюшко. – Выгода прямая. Она с тотализатора бабки гребет. В этом пари почти все на мой выигрыш поставили, но на победу Бутырского тоже ставки были, причем очень крупные. Если я проиграю, то клубу придется сурьезные барыши выплачивать счастливчикам. Покрыть разницу за счет ставок на мой выигрыш не получится. Не, точно Маргоша жульничает. И с Мариновским она, видать, постаралась. Там по пари такой же расклад был. Почти все поставили на выигрыш Мариновского, но Бутырский сделал крупную ставку на себя. Если бы Мариновский выиграл, то клуб «Флоризель» облажался бы по полной программе. Как же я раньше об этом не подумал. – Продюсер говорил, не останавливаясь, очевидно, несомненный успех на него так возбуждающе подействовал. Штерн, замерев, слушал, чтобы, не дай бог, не спугнуть откровенность Торчинского. Чижиков усиленно делал вид, что его здесь нет. – Маргоша – лиса! – продолжал откровенничать продюсер. – Придется наказать ее. Можете ей передать, что на следующем собрании я вопрос этот ребром поставлю. Просто так ей это с рук не сойдет!