Никон (сборник) - Владислав Бахревский

Чтоб день совсем уж не пропал, Андрей с драгунами косил траву на лесных полянах и вокруг озера. Дни наступили жаркие, потому рано начали и рано кончили.

Разморенные жарой работники собирались под древними дубами. Здесь была тень и приготовленный крестьянками обед.

Андрей, отирая подолом рубахи пот с лица, увидал на лугу дрожки своей жены Любаши. Гнедая кобылка, прозванная за легкость бега Птичкой, несла дрожки с такой веселой охотой, что всему белому свету было видно – ездок у лошадки милый, славный человек.

Андрей, забыв, что держит в руках намокший от пота подол рубахи, загляделся на жену, а драгуны, понятливо улыбаясь, – на своего полковника. И было им хорошо от чужого, но такого близкого счастья.

Дрожки с Любашей подкатили совсем уже близко, когда показался на лугу верховой. Андрей, заправляя рубаху в штаны, шел навстречу жене, а сам, чуть щурясь, взглядывал в сторону всадника. Это был кто-то чужой. Сидел на лошади скверно, погонял ее нервно.

– Приморился? – спросила Любаша, одновременно останавливая лошадь, оглядывая мужа, снимая с бочонка крышку и подавая ковш. – Здесь квас, а в другом бочонке – медок.

Андрей зачерпнул квасу, припал, выпил единым духом.

– Ты всегда вовремя! Так пить хотелось.

И с открытой тревогой посмотрел мимо жены на всадника, и Любаша тоже обернулась.

– От князя Мещерского! – крикнул человек, осаживая лошадь. – У нас бунт! Скорее на помощь!

Человек был потен, бледен, одет наспех.

Андрей черпнул еще квасу, подал всаднику.

– Расскажи толком.

– Князь взял в услужение девку-крестьянку, а крестьяне хоромы окружили.

– Ну и что дальше?

– Ничего! Грозятся.

– Девку вернул?

– Девку теперь не воротишь. Бабой стала.

Андрей вырвал у гонца ковшик.

– Напакостят и сами же кричат, что их ограбили.

– Драгун бы! – сказал гонец. – Да поскорее! Прибить ведь могут. Пожечь.

Драгуны, расположившиеся на отдых, слушали, поглядывая на полковника. Андрей поморщился.

– Василий Большой! Покудин! Собирайтесь!

Посмотрел на Любашу, лицо у жены стало озабоченным.

– Вернем бабу – успокоятся! – сказал Андрей и, повернувшись к драгунам, опять приказал: – Матвей суздальский, ты тоже собирайся.

Принялся надевать кафтан, принесенный драгунами. Любаша и повздыхать не успела, а муж был в седле, при оружии, и рядом три богатыря-драгуна седлали своих коней.

– Ты, Любаша, баню вели истопить! – сказал Андрей. – Приеду вечером. Хлебов-то осталось на полдня. Завтра, Бог даст, закончим.

И поскакал вслед за гонцом унимать крестьян князя Мещерского.

2

Толпа крестьян заняла двор княжеской усадьбы. Мальчишки сидели на столбах забора и, видимо, караулили князя – не побежит ли через окно, не скакнет ли с чердака.

Рыжий, краснорожий мужик привез очередной воз соломы и не торопясь скидывал ее возле парадного крыльца.

– Не отдашь Дарью, сожгу тебя, князь! – крикнул мужик, стукнув вилами в окно. – И тебя, и всех твоих псов-прихлебателей.

– А Дарья-то?! – крикнули из дома.

– Выпрыгнет!

– А мы ее свяжем!

– Тогда все вместе сгорим. Как дом со всех сторон займется, так и я к вам приду. – Рыжий мужик оглянулся на своих. – Глядите за ними, еще воз привезу.

Положил вилы в телегу, взялся за вожжи и, разворачивая подводу, увидел въезжающих во двор Лазорева с драгунами.

– А ну-ка, все по домам! – гаркнул полковник, направляя коня через толпу под окна княжеского дома. Кнутовищем постучал по раме. – Князь Мещерский! Именем государя без мешканья верни девку жениху! Не то велю стрелять!

И во дворе стало тихо, и в доме примолкли.

– Ну! – крикнул, сердясь, полковник.

Боковое окошко с треском распахнулось, и, взвизгнув, вывалилась из него сдобная белая девица.

– Получили – рас-хо-ди-ись! – весело и грозно пропел Лазорев, наезжая конем на толпу. – Зачинщика мне!

Толпа отшатнулась к воротам.

– Чтоб всех вас не пороть – зачинщика! – улыбался с коня Лазорев.

Ему стало и впрямь весело – вот и бунту конец.

– Не трусь! – прикрикнул на толпу. – Князь-то ваш в Сибирь небось вас разбежится загнать, а я и заступлюсь. Одного выдайте. Умели бунтовать – умейте повиниться. Что?! Жидки на расправу?

– Чего разговорился-то? – крикнул Лазореву рыжий мужик. – У тебя бы невесту силой отняли, ты бы небось тоже не молчал.

– Ты еще со мной мериться вздумал! – Кровь бросилась в лицо Лазореву. – Ах ты, разговорчивая скотина! – Выхватил из ножен саблю.

Мужик нагнулся, поднял камень – и все. Полковник Лазорев провалился во тьму, как в прорубь.

3

Савве приснился кузнечик. Стоит, как мужик, и косу точит, зеленый, с крылышками, и глазки черные на затылке, но ростом с мужика, и коса у него мужицкая.

Чжик, чжик! – звенит коса под бруском.

Открыл Саввушка глаза, и дух у него занялся. Прострадал он вчера с Енафой до третьих петухов и спать завалился в ясли – сил не было на сушила лезть.

Чжикала не коса в зеленых лапках кузнечика, то бились в деревянной бадье струи молока. Енафа доила корову, подоткнув за поясок подол платья. Вся девичья красота была перед глазами Саввы, и он таращился, не смея ни спрятаться, ни зажмуриться.

Корова переступила с ноги на ногу.

– Стой ты! – хлопнула ее по коленке Енафа и увидала над яслями всклокоченную голову Саввы.

– Ох! – сказала девушка и обмерла, не зная, куда ей деваться, а Савва встал в яслях как столб.

Постоял-постоял, перешагнул жердину, обошел корову, схватил Енафу, поднял, отнес в ясли…

Корова потянулась мордой к Енафе, лизнула мокрым шершавым языком в шею.

– Голубка моя! – Енафа одной рукой гладила корове морду, другой закрыла лицо и расплакалась.

– Ты что?! – выбираясь из яслей, перепугался Савва. – Ты что?

– Сты-ы-ы-дно, – всхлипывая, прошептала Енафа. – Уйди, бога ради!

Савва послушно побрел прочь, но в дверях катуха, взявшись руками за притолоку, подтянулся вдруг, повисел и, медленно опустив ноги на землю, повернулся к яслям.

– Нет уж, не пойду один. Вместе пошли.

– Куда?!

– К батюшке, матушке.

– Ой! – схватилась Енафа за голову. – Господи!

– Ничего, – сказал Савва, садясь перед Енафой на корточки. – Поколотят да и поженят.

– Саввушка! – Енафа ткнулась головой милому в плечо. – Стыдно-то уж очень.

– Стыдно, – согласился Савва и вздохнул. – Я сам скажу… Да ведь со всеми этакое приключается.

– Со всеми! – повеселела Енафа, поглаживая корову, и опомнилась: – Молоко-то!

С бадьей молока, рука в руке, грохнулись у порога на колени Енафа с Саввой.

– Чевой-то? Чевой-то?! – всплеснула руками Пелагея, мать Енафы.

– Товой-то! – Смех, как сок, брызнул из Настьки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});