Гангрена Союза - Лев Цитоловский

над собственной матерью?

— Утверждал, что она его позорит. Кого, мол, она может научить, если сама говорит на ломаном языке. Лучше пусть пойдет уборщицей, вместо тёти Наташи. А тётя Наташа — учительницей. Наташа, между прочим, тогда была уже на последнем курсе педагогического.

35. Прощание с Петровичем

Пришло время задуматься о бегстве с насиженного места и Петровичу, его уволили. Мы вас уважаем, сказали хозяева, но из-за чужаков сами стали забывать родную речь. Но Петрович не переживал, ему уже всё порядком надоело. Честно говоря, дело было не в языке. Петрович бы не понадобился, даже будучи местным уроженцем. Станков-то его любимых уже не стало.

Ехать ему было некуда, жена давно умерла, сын не вернулся из Афганистана. Перебираться он собрался в Краснодарский край, ближе к морю — привык жить в тепле.

В его возрасте не было резона ехать голым, он бы не смог уже срубить дом самостоятельно. Помимо участка земли и великолепной избы, он накопил кое-какое имущество. Это были оригинальные бытовые приборы, приспособления для земляных работ на участке и мебель своего изготовления. Всё это он легко пристроил. Трудности были с продажей дома.

Цены предлагали совсем смешные, на них в Краснодарском крае нельзя было бы купить и сарай. А дом Петрович в свое время построил отменный. Тактика покупателей была хорошо отработана. Каждый следующий кандидат предлагал чуть меньше, чем предыдущий. Однако в настоящее время почти все инородцы разбежались, жилья на продажу выставляли всё меньше, а покупателей было, хоть отбавляй. Поэтому методика сбивания цен давала осечки.

В итоге, дом Петрович, в конце концов, реализовал заметно выше, чем диктовали блюстители интересов местного населения. Оформили продажу по бросовой цене, а разницу он получил нелегально. Иначе покупателю бы тоже не поздоровилось. Получив деньги, Петрович, для безопасности, перебрался на несколько дней к супругам Пагава, которые тоже почти сидели на чемоданах. Договорились, что рвать дружбу не следует. Петрович будет иногда приезжать в столицу, а они смогут проводить отпуск на Черном море. Но последнее было не наверняка, ведь тут оставалась Тина, а море здесь было тоже Черное.

Выехал Петрович вместе с приятелем, недавно вышвырнутым из порта. Жил тот, вместе с такими же горемыками, в деревянном 8-квартирном доме, уже почти опустевшем. Коммунальные службы перестали снабжать их теплом, и жильцы понемногу сдирали деревянную обшивку внешних стен своего жилища и топили этим печки в своих квартирах. Он объяснил Петровичу, что иначе не выжить, а обитатели понимали, что еще до наступления следующего сезона холодов все уже разбегутся, а дома наверняка снесут.

У приятеля была на ходу старая машина, и они рассчитывали добраться на ней до Сочи, где его ждала дочь с семьей.

У обоих была с собой приличная сумма денег за вырученное имущество. Поэтому выехали они внезапно, ночью, неожиданно для посторонних. Тенгиз проводил их до Сухуми. Все три часа пути приятель Петровича пытался добиться от Тенгиза ответа на мучивший его вопрос: почему за провал политики партии возлагают вину только на русских? Во всех республиках была своя, местная, партийная прослойка, как правило, более значительная, чем в самой России. Всюду жили простаки, а были и хитрюги.

Тенгиз не видел здесь загадки. Всегда виноват чужой.

К несчастью, после отъезда следы Петровича затерялись. Позже, уже из Москвы, Тенгиз слал запросы в Ростов, в Краснодарский, и даже в Ставропольский край, но безрезультатно. Приятеля, с которым они вместе тогда выехали, Тенгиз тоже искал. Нашёл его дочь. Она так и не дождалась отца в Сочи. Следовало проводить беженцев до конца, на Тенгиза бы посягать не стали.

36. Витя зовет на помощь

Витя никогда ничего не просил и не жаловался. Поэтому пришедшее от него письмо встревожило супругов Пагава. Жилось Вите без них не слишком.

Витя писал, что заметного прогресса в их совместной работе он пока добиться не смог. Есть продвижение в скорости обучения их блока. Оно не носит качественного характера, но зато аппарат уже, как бы, сам себе на уме. А сейчас необходимо напрячь силы: появились сильные соперники — американцы из силиконовой долины. Витин начальник ездил туда в командировку, по своим делам, и рассказал о крупных финансовых вливаниях в проект создания робота, похожего на нашего. До этого они, как и все, конструировали сложную сеть из простых элементов. Но теперь открыли параллельное направление и бросили силы на создание простейшего чувствующего блока, с тем, чтобы комплекс подобных аппаратов порождал новое качество.

Витин шеф сказал американцам, что у него есть сотрудник, который в составе целой группы давно трудится как раз в этом направлении и предложил им объединить усилия. Но у тех уже был надежный партнер из Союза, и как раз он внес решающий вклад в изготовление первого варианта умного блока.

В свое время Витин шеф отказался включить их тематику в официальный план, и Витя корпел над этим в нерабочее время. Теперь-то шеф пожалел, но поезд уже ушел, а соревноваться с американцами в одиночку он не берется.

Кто именно вошел в контакт с американцами, Витя не знает. Он спрашивал у Юли, Сокова и даже Семы, но это не они. Если американцы имели в виду Катю с Тенгизом, то Витя был бы рад к ним присоединиться, и он не нуждается в оплате. Но коль скоро это не так и соперником выступают посторонние, то не всё пропало, вместе они бы легко наверстали упущенное время.

Это было заключительной мыслью письма и они, зная Витю, поняли, что он все свои надежды связывает с их появлением в Москве.

Нужно было связаться с ним по телефону. Решили, что говорить лучше Тенгизу, как более уравновешенному. Витя сразу же поднял трубку. Наверное, ждал звонка.

— Привет, Витя. Мы письмо получили.

— Как вы там, Тенгиз? Катя как?

— Да тут тоже не сладко. С американцами, Витя, контачили не мы.

— Это я уже знаю. На днях случились события, и я догадался, что вы тут не при делах.

— Похоже, Витя, у тебя там что-то произошло. Давай, не тяни.

— Я в письме писал, что шеф с ними беседовал, рассказал о нас. Ну и уже есть результат. Позавчера прихожу с работы — всё разбито, облито кислотой. А записи, тетради, черновики — исчезли. Ясно же, что это не вы.

— А на кого ты грешишь?

— Америкосы, конечно.

— Нет, Витя, — возразил Тенгиз. — Это не они. Умыкнуть техническую документацию — может быть. Но разгромить имущество — это по-нашему. Очень это похоже на Сокова.